Однажды, когда Глафира Лазаревна проходила мимо деревянного тогда Тучкова моста, ей почудился запах хлеба. Она подняла голову и увидела красноармейца, который сидел в санях и жадно ел хлеб. Сани потихоньку тянула лошадь, а солдат ел мякиш от буханки хлеба! Корку солдат бросил в снег, так как, скорее всего, быстро глотать корку не мог – и оставить «на потом» нельзя, ведь если бы его поймали...
Мы остались вдвоем с сестрой. Горе было огромное, а нам не плакалось, потому что кругом смерть и кругом осиротевшие дети. Почти два месяца мы прожили одни. Потом приехала учительница школы и говорит: «Поедемте, девочки, в детдом. Собирайтесь». Взяла еще троих детей и привезла она нас в Колтуши, в помещение школы. Там уже было много детей, маленьких, они лежали на полу на каких-то узлах....
В обязанности дежурного входило при попадании на чердак зажигательной бомбы взять ее щипцами, бросить в ящик с песком и потушить. Вроде бы и просто, но находиться на чердаке в одиночку, когда в небе гудят тяжелогруженые немецкие самолеты, жутко. Кто его знает, какие бомбы будут сбрасывать, зажигательные или фугаски?
Чтобы отвлечь нас от мыслей о еде, делалось все возможное и невозможное. Вдруг заводился патефон, и квартира наполнялась звуками довоенных романсов. « Теперь зима, но те же ели, покрыты сумраком, стоят…» - пела Изабелла Юрьева. Однако это быстро надоедало моему брату, он начинал ерзать и просить есть. Тогда мама читала нам мои любимые сказки Андерсена. Или вспоминала что-нибудь смешное,...
4 сентября немцы начали артиллерийский обстрел города из 240-миллиметровых орудий. Он не замолкнет до прорыва блокады. 8 сентября сгорели Бадаевские склады. Это положило начало голоду... Всех охватило тревожное предчувствие надвигающейся катастрофы. Воздушные налеты фашистской авиации, особенно ночью, стали обычным явлением, таким же, как и дневные артобстрелы города.
Дети блокадного Ленинграда – понятие наиболее острое. Я видела не только смертельный голод и холод, но и смерть ежедневно. Постоянное чувство голода сковывало все мысли. В свои семь-восемь лет я была похожа на маленькую старушку, закутанную в несколько платков, кофт и пальто… и сама была частью этого тряпья.
На Бабаевской в вагон вошел красноармеец, пассажиры стали его просить вынести меня. Он взял меня за плечи. Я всё слышу, хочу открыть глаза, хоть слово им сказать, что я жива. Красноармеец, видимо, заметил, что стараюсь открыть глаза, веки дрогнули, поднёс к моему лицо зеркало – стекло от дыхания моего запотело. Тётя Маня говорит: «Конечно, она бы пришла в себя и выжила бы, если ей что -...
20 июля 1941 года нас, студентов, повезли рыть противотанковые рвы вдоль берега Луги под Нарвой, деревня Манновка. Рвы нужно было вырыть 3-х метровой глубины. Первых бомбежек мы не боялись, спокойно работали, так как это было довольно далеко от нас, и поэтому не так ощутимо. Вдруг ближе к вечеру видим, что мимо идут ряды красноармейцев. Мы все высыпали к дороге, стоим, смотрим. Офицер из...
Тяжелые мысли о смерти меня преследовали. Пять дней без хлеба… Я встала и бросилась на колени молиться со слезами. Иконы не было, да и я не знала ни одной молитвы. Дети мои были некрещеными, да и я сама не верила в Бога. Правда, во время «тревоги» я иногда мысленно шептала «Господи, спаси, не дай погибнуть!»
Она лежала на белом столе, сама вся в белом, и смотрела, как капает в бутылку ее кровь, которая спасает тяжело раненного, умирающего защитника Ленинграда. По телу разливалась слабость, голова слегка кружилась, но на мамином лице была счастливая улыбка. Мама представляла, как она сегодня принесет домой донорский паек!
Я начала работать в хирургической клинике, где заведующим был профессор Ю.Ю. Джанеладзе. Помогала принимать и обрабатывать поступавших раненых, пострадавших от налетов. Позже я стала работать палатным врачом в госпитале, где хирургом была Ольга Владимировна Бехтерева. Самым ужасным было то, что в первые дни войны была разрушена вся канализационная ...
Ночью снова массированный налет. Перед самолетами врага встает стена заградительного огня. Небо над Невой в огненных сполохах зенитных разрывов. Осветительные бомбы, сбрасываемые с самолетов, медленно опускаются. Освещая устье Невы. Через час налет прекращается. Наступает тишина.
В военной кинохронике есть кадры, изображающие танки на льду Ладоги. Мне приходилось замечать, что даже у участников войны, у ветеранов существует скептическое к ним отношение. Эти кадры рассматриваются как некий кинофокус. Дескать, как же тяжелые танки могли пройти по льду, сквозь который проваливались даже автомашины?
Когда мы слышим рассказ о падении человеческого духа и возвышении его – это интересно и поучительно. Рассказывать и слушать об отсутствии человека в его живой оболочке, это страшно, и, быть может, не нужно. А может я и не прав, – нет такой пучины, глубже которой нельзя погрузиться.
За многими станками стояли подростки, стояли они на ящиках, так как иначе им было не достать до обрабатываемых деталей. Я не удержался, подошел к одному парнишке, спросил: "Как дела?" - "Хорошо, товарищ старший лейтенант, - бодро ответил он, - сто двадцать процентов нормы даю!"
Наступило 18 января 1943 года. Вечером из репродуктора раздался торжественный голос диктора, который чеканил каждое слово: «После семидневных боев войска Волховского и Ленинградского фронтов восемнадцатого января соединились в районе Рабочих поселков номер один и номер пять и тем самым прорвали блокаду города Ленинграда...»
Мы (папа, мама и я) жили в коммунальной квартире, расположенной во флигеле. Комната — четырнадцать квадратных метров, с низким потолком. Напротив входа — полукруглое, арочного типа окно, занимавшее почти всю стену. Справа от двери была неглубокая ниша. В ней на самодельных полках размещалась наша библиотека.
Какое необыкновенно сильное впечатление музыка производила на слушателей именно в той обстановке, гораздо глубже воспринималось искусство, прекрасная музыка в то время. "И начинается музыка! И такое полное растворение в ней! Будто перенесли нас всех в другой мир - мир весны, тишины и солнца!..." Пятая симфония Чайковского... Об этом не расскажешь...
Я потеряла хлебную карточку. Блокадникам ясно, что это значило! Тем не менее, мама и сестра, не говоря ни слова, стали делить свой мизерный паек со мной. Когда в очереди за хлебом одна старушка потеряла свою хлебную карточку. Очередники приняли её горе, как свое собственное, и стали искать потерянную карточку.
День Победы Ленинград отметил «буйно»: люди бросались в объятия незнакомых людей, плакали и смеялись от счастья и от пережитого горя, был незабываемый салют, все жители города были на улицах. А дальше – все от мала до велика вышли на восстановление города.
Проголосовали: 7 559
Loading ... Loading ... Loading ... Loading ...
