Кто-то хранил Ленинград

Тяжелые мысли о смерти меня преследовали. Пять дней без хлеба… Я встала и бросилась на колени молиться со слезами. Иконы не было, да и я не знала ни одной молитвы. Дети мои были некрещеными, да и я сама не верила в Бога. Правда, во время «тревоги» я иногда мысленно шептала «Господи, спаси, не дай погибнуть!» Но в этот раз я горячо шептала: «Господи, Ты видишь, как я страдаю, как голодна и как голодны мои маленькие дети. Нет больше сил. Господи, я прошу, пошли нам смерть, только чтобы мы умерли сразу все. Господи, пожалей ни в чем не повинных детей…»

На следующий день во входную дверь начал кто-то сильно стучаться. Это был посланец с фронта, от мужа. Он передал мне небольшую посылочку с хлебом и письмо. Лейтенант, глядя на всех нас, стал громко сморкаться и вытирать слезы, которые у него показались. Вскоре эта семья смогла по «Дороге жизни» эвакуироваться в тыл.

Вот еще одно блокадное свидетельство: «В одну ночь я почувствовала – умираю. Рядом лежала моя дочка. Но, поскольку я верующая, я стала на колени, говорю: «Господи! Пошли мне, чтобы я до утра дожила, чтобы ребенок не увидел меня мертвую». Я пошла на кухню и – откуда силы взялись – отодвинула стол. И за столом нахожу бумагу из-под масла сливочного, валяются еще там три горошины и шелуха от картошки. Я бумагу сжевала, дожила до шести часов утра, а там пошла за хлебом».

Верующие в блокадном городе старались уберечь свои жилища от разрушения бомбами и снарядами так, как испокон века в случае опасности делали их предки – обходили свое жилище с иконами и молитвой. В Санкт-Петербурге на углу Лиговского проспекта, 2-й Советской улицы и Орловского переулка и ныне есть старинный дом. Сегодня он включен в гостиничный комплекс, а ранее был отдельно стоящим домом. В народе его называли «Дом Фредерикса». Заселен он был в предвоенные годы в основном честно отслужившими свое чиновниками Министерства Государственных имуществ и Придворного Ведомства. В доме еще оставались верующие старушки из «бывших». Они, несмотря на усиленные бомбежки и артобстрелы, усугубленные близостью Московского вокзала, ежевечерне выстраивались чередой и с иконами, особо почитаемыми в каждой семье, обходили свой дом с молитвой. Не было ни единого, прямого попадания в этот дом, который соседствовал не только с вокзалом, но и с детской больницей, где во время войны располагался госпиталь. Рассказчица наблюдала за всем происходившим, но не присоединялась к шествованию верующих.

Интересные воспоминания об одной научной загадке тех времен приводит в своей книге о блокадном Ленинграде доктор биологических наук Светлана Васильевна Магаева. Они относятся к тому периоду ее жизни, когда она много лет спустя после войны была аспиранткой члена-корреспондента Академии медицинских наук, Андрея Яковлевича Алымова:

«Он, будучи профессором и подполковником медицинской службы, был главным эпидемиологом Военно-Морского Флота СССР и в первый год блокады жил в Ленинграде, где было опаснее всего. Его резиденция и лаборатория размещалась на 16-й линии Васильевского острова. …Андрей Яковлевич с тревогой вспоминал о тяжелой эпидемиологической ситуации, которая складывалась в Ленинграде к весне 1942 года. Обессиленный город лежал в руинах и нечистотах. Не было воды, канализация не работала… Каждое утро Андрей Яковлевич просыпался с тревогой, ожидая сообщения о массовых заболеваниях истощенных людей. Наступил апрель, эпидемий не было. Не было их в мае и дальше не было. …Эта загадка долго занимала главного эпидемиолога флота. Андрей Яковлевич после войны подключил к ее решению и меня, тогда аспирантку, узнав, что я пережил блокаду. …Как-то раз он, анализируя мои записи, задумчиво сказал: «Должно быть, кто-то хранил Ленинград от эпидемий…» Тогда я не знала, что Андрей Яковлевич был потомком старинного рода священников. Стало быть…»

Источник: Спаси и сохрани. Свидетельства очевидцев о милости и помощи Божией России в Великую Отечественную войну.- М.: «Ковчег», 2006.