После прихода немцев в 1941 году арестовали активистов-комсомольцев, но о. Владимир спас их от расстрела, а спустя сутки, и его самого арестовали. По ходатайству местных интеллигентов перед комендантом он был отпущен. Вскоре пришли активисты с благодарностью за спасение и сознались, что пять раз приходили убить священника, но всегда что-то мешало...

После прихода немцев в 1941 году арестовали активистов-комсомольцев, но о. Владимир спас их от расстрела, а спустя сутки, и его самого арестовали. По ходатайству местных интеллигентов перед комендантом он был отпущен. Вскоре пришли активисты с благодарностью за спасение и сознались, что пять раз приходили убить священника, но всегда что-то мешало...

После прихода немцев в 1941 году арестовали активистов-комсомольцев, но о. Владимир спас их от расстрела, а спустя сутки, и его самого арестовали. По ходатайству местных интеллигентов перед комендантом он был отпущен. Вскоре пришли активисты с благодарностью за спасение и сознались, что пять раз приходили убить священника, но всегда что-то мешало...

После прихода немцев в 1941 году арестовали активистов-комсомольцев, но о. Владимир спас их от расстрела, а спустя сутки, и его самого арестовали. По ходатайству местных интеллигентов перед комендантом он был отпущен. Вскоре пришли активисты с благодарностью за спасение и сознались, что пять раз приходили убить священника, но всегда что-то мешало...

В следующем окопе русские и немцы лежали рядом и друг на друге. Среди них был унтерштурмфюрер с вытянутой вверх рукой. Кисть руки была срезана словно бритвой. Другая рука была скрыта повернутым на бок телом. Одна нога была поднята вверх, словно для прыжка.

В следующем окопе русские и немцы лежали рядом и друг на друге. Среди них был унтерштурмфюрер с вытянутой вверх рукой. Кисть руки была срезана словно бритвой. Другая рука была скрыта повернутым на бок телом. Одна нога была поднята вверх, словно для прыжка.

В следующем окопе русские и немцы лежали рядом и друг на друге. Среди них был унтерштурмфюрер с вытянутой вверх рукой. Кисть руки была срезана словно бритвой. Другая рука была скрыта повернутым на бок телом. Одна нога была поднята вверх, словно для прыжка.

Наши солдаты и сержанты стали получать денежное довольствие в марках, а в рублях стали пересылать домой родственникам или класть на сберкнижку. Денежное довольствие в марках составляет приличную сумму, так гвардии рядовой - 250 марок, гвардии сержант - 350 марок, официальный обменный курс две марки за рубль, а практически за 200-300 марок можно купить хороший мотоцикл.

Наши солдаты и сержанты стали получать денежное довольствие в марках, а в рублях стали пересылать домой родственникам или класть на сберкнижку. Денежное довольствие в марках составляет приличную сумму, так гвардии рядовой - 250 марок, гвардии сержант - 350 марок, официальный обменный курс две марки за рубль, а практически за 200-300 марок можно купить хороший мотоцикл.

Наши солдаты и сержанты стали получать денежное довольствие в марках, а в рублях стали пересылать домой родственникам или класть на сберкнижку. Денежное довольствие в марках составляет приличную сумму, так гвардии рядовой - 250 марок, гвардии сержант - 350 марок, официальный обменный курс две марки за рубль, а практически за 200-300 марок можно купить хороший мотоцикл.

Наши солдаты и сержанты стали получать денежное довольствие в марках, а в рублях стали пересылать домой родственникам или класть на сберкнижку. Денежное довольствие в марках составляет приличную сумму, так гвардии рядовой - 250 марок, гвардии сержант - 350 марок, официальный обменный курс две марки за рубль, а практически за 200-300 марок можно купить хороший мотоцикл.

Перед войной моя семья состояла из пяти человек: отец, мать, брат, сестра и я. Жили мы в Выборгском районе, в бревенчатом доме на первом этаже, в большой коммуналь­ной квартире с печным отоплением. Мне запомнился пер­вый день войны. Услы­шав сообщение о на­чале войны, мой отец предложил сфотографи­роваться всей семьей вместе: как будто бы чувствовал ее траги­ческую судьбу в неда­леком...

Перед войной моя семья состояла из пяти человек: отец, мать, брат, сестра и я. Жили мы в Выборгском районе, в бревенчатом доме на первом этаже, в большой коммуналь­ной квартире с печным отоплением. Мне запомнился пер­вый день войны. Услы­шав сообщение о на­чале войны, мой отец предложил сфотографи­роваться всей семьей вместе: как будто бы чувствовал ее траги­ческую судьбу в неда­леком...

Перед войной моя семья состояла из пяти человек: отец, мать, брат, сестра и я. Жили мы в Выборгском районе, в бревенчатом доме на первом этаже, в большой коммуналь­ной квартире с печным отоплением. Мне запомнился пер­вый день войны. Услы­шав сообщение о на­чале войны, мой отец предложил сфотографи­роваться всей семьей вместе: как будто бы чувствовал ее траги­ческую судьбу в неда­леком...

Я никогда не чувствовал никакого груза или прессинга: мол, я сын Покрышкина, поэтому мне надо сделать то-то и то-то. Никто не указывал, с кем мне общаться и не общаться, приятелей себе выбирал сам. Может, кто-то завидовал, но друзья у меня были, и мы общались на равных. Отец меня всегда учил не кичиться фамилией, говорил: «Три звезды — это моя заслуга, а что вы сделаете, кем вы станете — это...

Я никогда не чувствовал никакого груза или прессинга: мол, я сын Покрышкина, поэтому мне надо сделать то-то и то-то. Никто не указывал, с кем мне общаться и не общаться, приятелей себе выбирал сам. Может, кто-то завидовал, но друзья у меня были, и мы общались на равных. Отец меня всегда учил не кичиться фамилией, говорил: «Три звезды — это моя заслуга, а что вы сделаете, кем вы станете — это...

Я никогда не чувствовал никакого груза или прессинга: мол, я сын Покрышкина, поэтому мне надо сделать то-то и то-то. Никто не указывал, с кем мне общаться и не общаться, приятелей себе выбирал сам. Может, кто-то завидовал, но друзья у меня были, и мы общались на равных. Отец меня всегда учил не кичиться фамилией, говорил: «Три звезды — это моя заслуга, а что вы сделаете, кем вы станете — это...

Я никогда не чувствовал никакого груза или прессинга: мол, я сын Покрышкина, поэтому мне надо сделать то-то и то-то. Никто не указывал, с кем мне общаться и не общаться, приятелей себе выбирал сам. Может, кто-то завидовал, но друзья у меня были, и мы общались на равных. Отец меня всегда учил не кичиться фамилией, говорил: «Три звезды — это моя заслуга, а что вы сделаете, кем вы станете — это...

Я никогда не чувствовал никакого груза или прессинга: мол, я сын Покрышкина, поэтому мне надо сделать то-то и то-то. Никто не указывал, с кем мне общаться и не общаться, приятелей себе выбирал сам. Может, кто-то завидовал, но друзья у меня были, и мы общались на равных. Отец меня всегда учил не кичиться фамилией, говорил: «Три звезды — это моя заслуга, а что вы сделаете, кем вы станете — это...

За много дней, проведенных на Мамаевом кургане, снайперы не отдыхали ни днем, ни ночью. Гасла инициатива, терялась изобретательность. Мы знали, что под каждым бугорком может скрываться опасность, но нас постепенно одолевало безразличие.