Дочка известного генерала Вера Наливайко слы­ла большой умницей: в Ленинграде до войны изучала французский и испанский; эвакуировавшись в родной Архангельск, быстро освоила английский язык. Веру часто приглашали в качестве переводчицы на официальные переговоры и дружеские встречи с иностранцами.

Дочка известного генерала Вера Наливайко слы­ла большой умницей: в Ленинграде до войны изучала французский и испанский; эвакуировавшись в родной Архангельск, быстро освоила английский язык. Веру часто приглашали в качестве переводчицы на официальные переговоры и дружеские встречи с иностранцами.

Дочка известного генерала Вера Наливайко слы­ла большой умницей: в Ленинграде до войны изучала французский и испанский; эвакуировавшись в родной Архангельск, быстро освоила английский язык. Веру часто приглашали в качестве переводчицы на официальные переговоры и дружеские встречи с иностранцами.

Шагая со старшиной на огневую под все продолжавшимся дождем, про себя удивлялся, как это я, уже начавший заводиться для очередного пререкания, сумел осадить себя, хотя голос мой дрожал, звенел зло, с обидой. Наверное, главное все-таки - спокойствие и официальный тон командира, но и я становился военным: приобретал умение владеть собой, своими чувствами.

Шагая со старшиной на огневую под все продолжавшимся дождем, про себя удивлялся, как это я, уже начавший заводиться для очередного пререкания, сумел осадить себя, хотя голос мой дрожал, звенел зло, с обидой. Наверное, главное все-таки - спокойствие и официальный тон командира, но и я становился военным: приобретал умение владеть собой, своими чувствами.

Шагая со старшиной на огневую под все продолжавшимся дождем, про себя удивлялся, как это я, уже начавший заводиться для очередного пререкания, сумел осадить себя, хотя голос мой дрожал, звенел зло, с обидой. Наверное, главное все-таки - спокойствие и официальный тон командира, но и я становился военным: приобретал умение владеть собой, своими чувствами.

Шагая со старшиной на огневую под все продолжавшимся дождем, про себя удивлялся, как это я, уже начавший заводиться для очередного пререкания, сумел осадить себя, хотя голос мой дрожал, звенел зло, с обидой. Наверное, главное все-таки - спокойствие и официальный тон командира, но и я становился военным: приобретал умение владеть собой, своими чувствами.

Вчера мылась впервые после ноября месяца, подивилась торчащим костям и с удивлением обнаружила явно выраженную цингу, начиная от пояса и ниже, все тело покрыто цинготными язвочками с гнойничками. Всеволод очень обеспокоен моим состоянием, я отнеслась равнодушно, ибо это и следовало ожидать. Теперь понятно, откуда это оцепенение и бессилие ног.

Вчера мылась впервые после ноября месяца, подивилась торчащим костям и с удивлением обнаружила явно выраженную цингу, начиная от пояса и ниже, все тело покрыто цинготными язвочками с гнойничками. Всеволод очень обеспокоен моим состоянием, я отнеслась равнодушно, ибо это и следовало ожидать. Теперь понятно, откуда это оцепенение и бессилие ног.

Вчера мылась впервые после ноября месяца, подивилась торчащим костям и с удивлением обнаружила явно выраженную цингу, начиная от пояса и ниже, все тело покрыто цинготными язвочками с гнойничками. Всеволод очень обеспокоен моим состоянием, я отнеслась равнодушно, ибо это и следовало ожидать. Теперь понятно, откуда это оцепенение и бессилие ног.

Вчера мылась впервые после ноября месяца, подивилась торчащим костям и с удивлением обнаружила явно выраженную цингу, начиная от пояса и ниже, все тело покрыто цинготными язвочками с гнойничками. Всеволод очень обеспокоен моим состоянием, я отнеслась равнодушно, ибо это и следовало ожидать. Теперь понятно, откуда это оцепенение и бессилие ног.

Поворот к критическому прочтению документов советской эпохи и внимание к личности их автора, разделение общественного и субъективного, выбор стратегии написания и ответственность за этот выбор и его идеологические последствия – подобные практики, появляются в 1990-е годы. Для описания «советского»...

Поворот к критическому прочтению документов советской эпохи и внимание к личности их автора, разделение общественного и субъективного, выбор стратегии написания и ответственность за этот выбор и его идеологические последствия – подобные практики, появляются в 1990-е годы. Для описания «советского»...

Поворот к критическому прочтению документов советской эпохи и внимание к личности их автора, разделение общественного и субъективного, выбор стратегии написания и ответственность за этот выбор и его идеологические последствия – подобные практики, появляются в 1990-е годы. Для описания «советского»...

Поворот к критическому прочтению документов советской эпохи и внимание к личности их автора, разделение общественного и субъективного, выбор стратегии написания и ответственность за этот выбор и его идеологические последствия – подобные практики, появляются в 1990-е годы. Для описания «советского»...

Из глаза вынули бронзовый осколок - большой, около сантиметра. Его пришили к истории болезни. Глаз мой вытек сразу при попадании этого осколка. Потом мне чем-то облили глаза, забинтовали, привезли в палату, и я уснул. Проспал долго. После меня снова повезли в операционную, боль к тому времени прошла. Разбинтовали голову. Врач сказала: "Медленно...

Из глаза вынули бронзовый осколок - большой, около сантиметра. Его пришили к истории болезни. Глаз мой вытек сразу при попадании этого осколка. Потом мне чем-то облили глаза, забинтовали, привезли в палату, и я уснул. Проспал долго. После меня снова повезли в операционную, боль к тому времени прошла. Разбинтовали голову. Врач сказала: "Медленно...

Из глаза вынули бронзовый осколок - большой, около сантиметра. Его пришили к истории болезни. Глаз мой вытек сразу при попадании этого осколка. Потом мне чем-то облили глаза, забинтовали, привезли в палату, и я уснул. Проспал долго. После меня снова повезли в операционную, боль к тому времени прошла. Разбинтовали голову. Врач сказала: "Медленно...

Из глаза вынули бронзовый осколок - большой, около сантиметра. Его пришили к истории болезни. Глаз мой вытек сразу при попадании этого осколка. Потом мне чем-то облили глаза, забинтовали, привезли в палату, и я уснул. Проспал долго. После меня снова повезли в операционную, боль к тому времени прошла. Разбинтовали голову. Врач сказала: "Медленно...

Хочу рассказать «военную» историю моих дедушки и бабушки, проживших всю свою жизнь в Белоруссии. К сожалению, к пониманию некоторых вещей приходишь поздно — пока папа был жив, я почему-то не расспрашивал его подробно, хотя он мог бы рассказать многое — то, что помнил сам лично или знал из рассказов родителей. Вернуть бы время назад...