Военные действия

Я принимал непосредственное участие в сражении на Курской дуге рядовым. Знания, полученные в училище, пригодились. Мы зря под огонь не лезли. Когда бой идёт, бывает паника, а мы посиживали в окопах, поджидали. В лоб танк патроном 4,5 мм в диаметре, конечно, стрелять бесполезно, даже если средний танк. Стреляли в бок или под гусеницы. Под гусеницами и у...

Орудие было замаскировано на холме в густой ржи; позиция позволяла хорошо просматривать шоссе и мост. Когда на рассвете показалась колонна немецкой бронетехники, Николай первым выстрелом подбил вышедший на мост головной танк, а вторым — замыкающий колонну бронетранспортёр, тем самым создав пробку на дороге.

Друзья мои, Николай Нилович хирург большой руки. Это врач, который не меньше знает топографиче­скую анатомию и патофизиологию, чем хирургию. Это блестящий теоретик и великолепный практик. Он работа­ет не только головой и золотыми руками, но и своим серд­цем. Немудрено, что, на его взгляд, самоуспокоенность, за­знайство не совместимы с хирургией.

В одном из боевых вылетов, приближаясь к Ju-88, выстрелил в стрелка противника, затем мне нужно было отойти в сторону, но в этот момент по фонарю моей машины как даст что-то. Фонарь отлетел. Взялся за лицо – всё в крови. Я находился в сознании, понял, что зацепило череп.

Великая Отечественная — это событие, в которое была вовлечена вся страна, каждый наш человек. Эта часть истории, она настолько пронзительна, что ее невозможно преподнести как-то иначе, кроме как с великим трепетом, с великой болью. И со своей стороны, я не понимаю людей, пытающихся что-то «переосмыслить», поумничать на эту тему.

В истории нашего народа имеется несколько дат, которые определили на­циональную судьбу и свободу. Без них не было бы победы в войне 1941—1945 годов. Мне видится следующая связка времен: 1380 г., 1612 г., 1812 г. — и 1941—1945. В эти годы решался вопрос, быть или не быть нашему народу, нашей выпестованной в поколениях культуре.

Сундук был почти доверху набит упакованными в пачки немецкими деньгами еще довоенных выпусков. Мы знали, что управлявшие послевоенной Германией власти сразу же после капитуляции гитлеровского вермахта объявили недействительными все виды прежних немецких денег, и теперь в Германии имели хождение только оккупационные марки.

Карты у нас были 1915-го года выпуска, купленные у немцев и размноженные. Конечно, за 30 лет большие изменения произошли. Я по карте еду, и вдруг слева встречается мне большой замок, огороженный кирпичным забором, колючей проволокой. Я усомнился, правильно ли еду, ведь на карте нет этого замка. Решил проверить. Остановил колонну машин батареи.

Мы, как малые дети, попавшие в незнакомый дом, заглядывали везде - в шкафы и буфеты, в прикроватные тумбочки и выдвижные ящики в столах, осматривали кухню и туалеты, которых было в доме, к нашему удивлению, аж четыре, на каждом этаже по два! Всё рассматривали и ощупывали, хотелось узнать, как жили наши враги, поглубже проникнуть в их быт.

Первым нарядом, куда нас послали, была полковая кухня. Нам, четверым бойцам-первогодкам, приказали к утру перечистить большое количество картошки, половина из которой была гнилой. В мороз, на холодном ветру нас посылали протирать и смазывать грузовые машины, стоявшие под открытым небом в парке консервации.

До этого выхода из Москвы с первого дня войны возник и лично мой нравственный вопрос: где должен быть в это время я? Собственно, вопрос этот не мучил меня долго, он возник и немедленно был решен: я должен идти на фронт. Это не было желанием блистательно проявить себя на военном поприще. Мне просто было бы стыдно оставаться в тылу в то время, когда мои сверстники были уже там.

Вдруг начинается минометный обстрел. Мина то здесь рванет, то там. Только разрывы слышны и крики ребят, которых осколками накрывает. Это как лотерея, как в карты с судьбой. Только от тебя ничего не зависит.

Сталинградская битва еще раз догнала меня, когда я уже училась в институте. Однажды увидела во сне со свистом летящую на меня бомбу. Казалось, что за секунду до взрыва я проснулась. Больше нормально спать не могла. Каждую ночь – или на меня летела бомба или в меня стреляли из автомата. Это продолжалось 15 лет.

Как потом выяснилось, пока Сергеев и бойцы его батальона толпились около автомашины, немецкие автоматчики, маскируясь в густом кустарнике, подобрались к ним и открыли огонь. Комбат и несколько красноармейцев были сразу убиты, остальные же бросились врассыпную в поисках укрытия. А немецкие автоматчики уже бежали по дамбе, скосили охрану и захватили первый мост.

Против нас, троих мужчин, ехавших вместе в одном вагоне до Минска, самым неожиданным образом обернулась, как тяжелая «улика», невинная детская игра, которой мы занимались в поезде после впервые испытанной нами бомбежки.

Старослужащие о нас, молодых, необстрелянных, заботились по-отечески. Порой подкармливали, делились с нами, пацанами, своим скромным солдатским пайком, или выменивали у нас махорку и «наркомовские» сто граммов на сахар и хлеб. Я уже потом закурил и стал выпивать, а поначалу, когда попал в семнадцать лет на фронт, еще не знал ни запаха табака, ни вкуса водки.

После окончания курсов, я приехал в качинское училище, проработал инструктором целое лето. В это время приехали туда представители из части и начали предлагать переехать к ним в часть летать на новых реактивных машинах. Мне это было интересно, и я согласился. Как оказалось впоследствии, для чего они нас приехали агитировать – нужны были летчики для спецзадания.

По расска­зу мужа, все признаки свидетельствовали о наличии за­ворота, но, когда я приехал, эти явления исчезли, и я дол­жен был решительно отказаться от предполагаемого диагноза. Назначил соответствующее профилактическое ле­чение и уехал. На следующее утро при повторном посеще­нии я застал больную без пульса. Осталось четверо ма­леньких сирот — двое детей ее и двое умершей ранее се­стры.

Мама стала кричать: «Деточки, вот она, наша бомба! Наконец-то наша бомба!» Она не хотела больше жить и не могла больше видеть наших страданий. Но мы остались живы и на этот раз благодаря решительным действиям старшей сестры Марии. Резким движением она толкнула маму и нас в канаву, мы упали, бомба разорвалась совсем близко, но нас даже не ранило.

Я почувствовал, что меня приподняли и ударили о землю. Ощутил сильную боль в голове. Подполз красноармеец, что-то говорил, но я не слышал. Попробовал подняться – голова пошла кругом, перед глазами все замельтешило. Некоторое время лежал не шевелясь. Потом немного отдышался и с помощью красноармейца поплелся к деревне. Ноги не слушались, слабость, как...