Новый год

На центральной площади Тотьмы поставили высокую елку и украсили ее ледя­ными игрушками. Налили в кастрюльки, баночки и миски подкрашенную воду, опустили в нее веревочные петли, заморозили и развесили на елку. Еще на ней были склеенные из разноцветной бумаги гирлянды флажков и искрящиеся настоящие снежинки. Это была первая за войну городская елка,...

Для меня, одним из таких незабываемых моментов, бес­спорно, была и остается встреча Нового 1942 г. в блокадном Ленинграде. О тяжелейших днях той зимы написано немало, но сегодня мне хочется рассказать о том, что живет в моей памяти на протяжении долгих лет и никак не хочет вытесняться други­ми событиями подобного плана, сколь яркими и праздничными они...

Из всех многочисленных новогодних праздников я чаще всего и отчетливее всего вспоминаю именно эту встречу Нового года. И те подарки. Только мама могла в разбомбленном, голодающем, замерзающем городе догадаться, какой подарок доставит мне наибольшую радость.

Мы готовились встретить Новый год. 1942-й. Известно, что как встретишь Новый год, таким он и будет. И мы вовсю старались встретить его получше. Но как это сделать? Ведь в нашей новой 68-й комнате в уцелевшем после бомбежки общежития флигеле было темно и пронзительно холодно. Но перед Новым годом мы с девочками решили обязательно помыться. Как?

Дорогие товарищи, послезавтра мы будем встречать Новый, 1943 год... В городе, обстреливаемом и бомбардируемом, во вражеском окружении мы научились любить и ценить каждую минуту жизни, каждую ее, даже самую простую, радость. О, как ценили мы, что значит домашнее гнездо, что значит уют и тепло, как мы стремимся к нему...

По Ленинграду смерть метет, Она теперь везде, Как ветер. Мы не встречаем Новый год – Он в Ленинграде незаметен.

Зачем этой женщине с двумя детьми потребовалось устраивать такой рискованный праздник для военнопленных? Многих она давно уже была обязана выписать и отправить в лагерь, а она придумывает им всё новые и новые болезни, на свой страх и риск, задерживая их в больнице.

31 декабря 1941 года в блокадном Ленинграде мой дедушка устроил новогоднюю елку. Он был веселый и добродушный выдумщик. Настоящих елок не было, и он решил нарисовать елку на стене. Попросил у меня акварельные краски, залез на стул и прямо на обоях изобразил высокую ветвистую красавицу.

Я по привычке высунул из-под одеяла нос и стал думать. Каким будет Новый год, кончится ли война? Сколько ещё я буду ходить в Москву за хлебом, хватит ли до мая картошки, которую привезла мама? Когда приедет папа? От печки исходил пар. Было тепло и приятно, что так хорошо мы встретили Новый год - 1942-й! Жалко маму.

Проснувшись, я лежал, высунув из-под одеяла нос. Холод стал ощутимым. Всегда так: пока спишь, - холод не чувствуешь. А проснулся, открыл глаза, - сразу почувствовал, что дышишь холодным воздухом. Вставать не хотелось.

Сколько было веселья! Все смеялись, шутили, улыбались, обнимались, целовались. В доме у нас был радиоприёмник «СИ-235», тогда это считалось редкостью. Он оповестил о наступлении Нового, 1941 года. Раздались возгласы: «Ура! С Новым годом! С Новым счастьем!» Кричали и дети за столом, подражая взрослым.

Заканчивался декабрь 1942 года. Как каждый боец, мы были озабочены, где раздобыть сто фронтовых грамм, чтобы все же отметить наступающий Новый год. На большее рассчитывать мы не могли, у нас не хватало ни фантазии, ни надежды... И вдруг короткая телеграмма со студии сразу решала эту проблему для оператора Давида Ибрагимова и для меня.