Осенью 1941 года я пошла в 10 класс Зуевской средней школы № 1. Окончила ее и поехала поступать в Пермский мединститут. Приняли нас без экзаменов, но вместо занятий мы попали на сельхозработы. Картошку копали, жали, косили, сплавляли бревна по Каме. 17-18-летние девочки без теплых вещей, кто в туфельках, кто в тапочках. Правда, к холодам студенток отправили на учебу. Учиться...
Летом 1942-го года произошло событие в те военные годы, несомненно, исторического значения. В наш порт стали прибывать конвои наших союзников – англичан и американцев. Они везли нам помощь: медикаменты, продовольствие и, главное, оружие для нашей Красной Армии. Для иностранных моряков в городе открыли интернациональный клуб, чтобы наши гости могли...
Дочка известного генерала Вера Наливайко слыла большой умницей: в Ленинграде до войны изучала французский и испанский; эвакуировавшись в родной Архангельск, быстро освоила английский язык. Веру часто приглашали в качестве переводчицы на официальные переговоры и дружеские встречи с иностранцами.
Уставали. Весь день были на ногах, а ночью тоже не всегда высыпались. Через ночь нам устраивали подъем по тревоге. Вскочим и бежим вокруг большого здания типографии: ложка за голенищем сапога, котелок гремит у пояса. После трудового дня спали крепко. Утром должны были быть бодрыми, с хорошим настроением.
В 1946 году уже 15 молодых русских женщин, связавших свою судьбу с англичанами, надеялись получить выездную визу. В целях безопасности (НКВД развернул активную охоту за «советскими женами») все они жили на территории Британского посольства. Там и работали. Люся, как и другие добровольные затворницы, не теряла надежды на воссоединение с мужем.
Еще одно важное событие произошло в 2011 году, когда Синод Сербской Церкви принял решение посмертно наградить орденом святой царицы Милицы Диану Будисавлевич за невероятный подвиг милосердия и героизм. Диана спасла из усташеских концлагерей 15 336 детей (более 12 тысяч из спасенных пережили войну).
Правда – сила самоочистительная, ложь – разрушительная. Вот и выбирайте, ради чего надо жить. Сотворить беду - ума не надо, предотвратить - нужны потуги. Без потуг и родов не бывает. Героизм, мужество — это тоже правда. Как их надо понимать? Думается, они содержат два начала: материальное и идеальное. Материальное – героический подвиг, мужественный...
На первых допросах Елена виновной себя не признала: «В шпионской связи с английскими разведчиками я не состояла и никакой работы в их пользу не проводила». Добрый следователь не бил, а только истязал ночными пяти-, шестичасовыми допросами. Девушка не сдавалась, даже пришлось продлить срок следствия. Наконец Елена не выдержала, «раскололась».
Я никогда не брала шмотки, у меня было предчувствие: если возьму — убьют. Ребята многое предлагали, я отказывалась. Взяла только трижды. У меня всегда были предчувствия: посмотрю на кого-нибудь из ребят и знаю — погибнет. Так и было. Колька Иванов, в годах (не было еще пятидесяти), дает мне перстенек с красным камешком, одевает на руку... Смотрю на него...
В основном молодые люди приходили интеллигентные, с Евангелием в руках, что тоже вызывало улыбки переводчиц и официанток. Молоденькую Анюту - Энн союзники привечали, но старый многоопытный начальник Грицберг быстренько ее научил, как вежливо отказываться от назначаемых свиданий.
Все грузы по ленд-лизу принимались в соответствии с официальными формулярами: проверялись списки экипажа, документы, сертификаты и описи грузов, вплоть до патента на поднятие флага данного судна. В перечень контрабандных товаров входили питьевая сода, черный перец, кремни для зажигалок, швейные иглы - попробуй, уследи!
На войне я вообще все стала чувствовать и видеть по-другому. Там не скроешь ни подлости, ни трусости. Уверена: все, кто через фронт прошел, кто честно воевал, достойны звания Героя. И, как человек, который к наградам самое прямое отношение имел, точно знаю: подвигов было совершено в сотни раз больше, чем вручено орденов и медалей.
«Колхозы начались, забрали у нас землю, всю скотину. Где-то в 1939-40 годах стали раскидывать хутора. Приезжали, ничего не говоря, разбирали дом — и что хочешь, то и делай. Только сараи оставляли. Землю дали в деревне. Кто мог, строил новый дом. А нам как хату сложить? Мужчин не было, я — самая старшая была и два брата».
С одной стороны, ее сломали офицеры английской разведки, завербовав в свои агенты мало что понимавшую в этом девушку. Они уходили из ее жизни, что называется, по-английски, не попрощавшись, видимо, понимая, что пользу она им принести не может. Хотя, наверное, агент по фамилии Трофимова фигурировал в их секретных списках и за ее «разработку» кое-кто из ухажеров получал повышения и награды.
Еще недавно было лето, а теперь казалось, что оно ушло далеко-далеко. За месяц до начала войны я окончила фельдшерско-акушерский техникум и даже успела немного поработать в роддоме имени Снигирева. Помогала принимать роды, пока не наступило это страшное воскресенье.
После бригады «брюшная полость» к нам прислали бригаду по «конечностям». Я не знаю, что лучше: физические переживания боли, или моральные, когда врач говорит, что для спасения жизни нужно отрезать ногу или руку. И это было ужасно, когда взрослые мужчины плакали перед операцией.
Я не боюсь, что меня могут убить, у меня один страх - до войны я никогда не видела мертвых. Когда у меня умерла мама, мне было 7 лет, и моя дорогая бабуля сказала, что не надо травмировать девочку, - пусть мама останется в ее памяти живой. И вот я еду на фронт, где обязательно будут мертвые, а вдруг я упаду в обморок?
Как врачи смогли такое ей сказать, что мама от нее отказалась. И вот она вернулась в палату на этой своей маленькой колясочке на четырех колесиках, подъехала к своей кровати и так это весело сказала: «Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!». Я с ужасом смотрела на нее.
На рассвете приехали в Малое Еглино, где жили родители мужа. Стучу в дверь. Вышла свекровь, страшно побледнела и воскликнула: «Ксана, зачем же ты приехала? Мы сами еще надеемся уехать во Мгу…» Я поняла, что совершила ошибку, первую на своем пути скитаний по дорогам войны.
Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»
Проголосовали: 7 559
Loading ... Loading ... Loading ... Loading ...
