В оккупации в Рузино

Из истории семьи д. Рузино (рядом с пос. Крюково)

У мамы нас  осталось  пять  человек  детей, и шестым  она была беременна. Когда к нам в деревню пришли немцы, домов наших уже не было.  Они были сожжены нашими солдатами, чтобы немцам негде было скрываться. Мы жили в землянках, которые на скорую руку были выкопаны. У нас копали мои братья Василий и Виктор. Они выкопали возле дома в саду, но, когда горели дома, загорелся наш сад. Мы с большим трудом выбрались оттуда и перебежали к соседям, у которых землянка была выкопана подальше от домов, ближе к лесу. Когда мы туда бежали, над нами свистели пули, рвались снаряды.

Немцы у нас находились целый месяц. Они издевались над нами. Мою младшую сестру, которой было 4 года (она с 1937 года рождения) окутали проволокой, раскачивали и кидали в снег. А нас никого не подпускали  к ней.  Потом прошло некоторое время, братья Василий (с 1928 года), Виктор (с 1929-ого года) поползли за ней. Она лежала в снегу и уже почти замерзла. Мы не могли вылезти из землянки, нам хотелось есть и пить. Тогда брат Виктор пополз на колодец за водой, но там оказались немцы, и его заставили качать им воду в бочки, долго его не было. Потом пополз старший брат Василий за ним, а брат уже лежал у колодца недвижимый, он отморозил ноги. Василий его притащил в землянку.

Немцы нас выводили расстреливать. Нас всех вывели на улицу, поставили в ряд. Маму  первую — она была беременна, с большим  животом. Стали маме в живот автоматом тыкать. Посчитали, что у нее и так много детей, и вот еще одного ждет. Мы стали с ней уже прощаться. Мама, помню, сказала: ”Ну, детки, давайте прощаться. Это уже все ”. И мы только к маме все стали кидаться, прощаться, немцы нас растаскивали, ставили в ряд и водили автоматами. А потом скомандовали, чтобы мы повернулись и опустились в окоп. И когда мы спускались в окопы, у нас всех было такое впечатление, что нам в спины будут стрелять, и мы все окажемся в окопе уже мертвыми. Но они нас не тронули, все-таки не расстреляли. В эту же ночь, брат выполз в туалет на улицу, там оказался наш сосед по деревне, в которой мы жили до этого. Он был партизаном. И он, когда увидел моего брата, конечно, обрадовался и принес хорошую новость: «Пройдет ночь еще, и мы немцев погоним. Так что, — говорит, – ждите освобождения».

И действительно, на следующую ночь здесь такое было, что нельзя было передать, что делалось. Это было невыносимо слушать. В общем, пошли танки, стрельба и взрывы. Вдруг открывается люк в землянке и опускается к нам солдат и спрашивает: “Что они здесь над вами делали, как издевались? Теперь мы их погоним”. Утром мы встали, стали выползать на улицу, было очень снежно и холодно. А мы, голодные и холодные, пошли в свои пепелища собирать картошку, что была в подполах, она была уже мороженая. Мы с младшим братом пошли на пепелище, набрали этой картошки, влезли в землянку и начали зажигать костер, испечь картошки, чтобы поесть. Но там начали стрелять пули, выскочили мы, конечно, оттуда. Не знаю, как мы остались живы.

Через наше поселение госпиталь шел, там были врачи. Они осмотрели моего брата, у которого ноги были обморожены, перебинтовали и сказали, что ноги, вероятно, придется ампутировать. Мы его завернули, разными тряпками, обернули, сбили из чего-то сани и двинулись обратно из Овражина в Рузино.

На пути была расчищена дорога, чтобы проехать нашим  солдатам, танкам и лошадям. И когда мы зашли в лес, на окраине леса, на опушке, лежали наши солдаты как дрова: дружка на дружке все лежали на спине. Мама нам тогда сказала: ”Вот солдаты-то в валенках, надо бы валенки снять”.  У нас ноги были тряпками завернуты, и не пойми чем.  И мы повернули туда втроем. А здесь как раз шли наши танки.  Увидели, что мы повернули, остановились и стали нам кричать: ”Стоять на месте!” Мы, конечно, дети глупые, остановились, не поймем, в чем дело. Они кричат: ”Стоять, не с места!” Потом начали маму ругать, как мама позволила нам подойти к солдатам, она  не подумала о том, что мы можем взорваться. Они нам дали команду, чтобы мы повернули в обратную сторону к дороге и шли обратно по той тропинке, которую вытоптали шаг в шаг. Мы вышли на дорогу. Солдаты дали нам хлеба, и мы двинулись дальше, в деревню к бабушке.

Помню, идут танки по дороге, нам нужно пропустить их. И мы стали залезать на обочины, на снег, а снега зимой было очень много. Мы все влезли и брата втащили на санках на обочину, ждали, пока колонна пройдет. А там поворот был, я шла как раз на этом повороте и  не успела залезть на обочину. Спасибо, что меня старший брат дернул, и  танк прошел мимо, чуть ли мне не по ногам.

В деревне у бабушки мы немножко побыли. Когда немца отогнали, так получилось, что маму забрали в госпиталь. А нас, всех детей, забрали в детский дом. Старший брат ушел из приюта обратно к бабушке. Нас троих сначала направили в один детский дом, потом второго брата от нас взяли в ПТУ. А потом и с этим братом нас разлучили.

Мама в госпитале пробыла долго, но когда вернулась, стала нас всех собирать из детских домов. Жить нам было негде, мы жили в землянке: на горе сохранилась землянка, там солдаты находились во время войны. Позже я с мамой ездила в Химкинский район, в Райисполком просить, чтобы нам оказали помощь. Нам пришлось добиваться  вплоть  до того, что обращались в Кремль к Сталину. Я написала заявление, описала какая  у нас обстановка. И мы с мамой поехали. Конечно, туда было очень тяжело пробираться. Мы первые ворота еще прошли, хоть там и охрана стояла, но все-таки мы каким-то путем прошли. Потом стали уже подходить к белому дому, а там стояла охрана, и нас ни в какую не пускали. И вдруг открываются двери, через которые видно лесенки, как будто, на второй этаж. А с мамой было плохо, она была контуженная, без конца теряла сознание. У нее была эпилепсия. Я стою, плачу, и заявление в руках держу. Вдруг появился какой-то военный на площадке. Подходит и спрашивает у меня: «Дочка, в чем дело?» Подаю ему это заявление. Он прочитал его, потом говорит: «Пойдем, дочка, со мной пройдем». Завел меня в кабинет, в кабинете два охранника. Посадил меня на стул и говорит: «Девочка, не волнуйся, не плачь, мы вам помощь окажем». А маме, говорит, мы уже вызвали «скорую помощь». Я посидела, потом выходит Калинин, обнял меня, стал успокаивать, чтобы я не плакала. “Вот, деточка, вам документы, поедите в Райисполком, и вам отдадут вашу землю (что до войны у нас была) и дадут жилье. ” Со “скорой помощью” нас довезли до Ленинградского вокзала. Мы приехали домой. На другой день я поехала в Райисполком. Тогда был председателем в Райисполкоме Пархоменко. Когда мне отдавали документы, сказали, чтобы мы показали их, но не оставляли. В конце концов, нашей семье дали жилье — половину дома,  вернули наш участок, который был перед войной.

Сейчас, вся наша семья уже вымерла. Из семьи осталась я одна.

Рассказ Любови Васильевны Яшкиной (в девичестве Мозжухиной)
был записан в 2011 году
Материал печатается в обработке.

Источник: www. mosoborona.ru