устная история

Мой дедушка Николай Федорович Пупышев построил санаторий, который назвал «Надеждино». До наших дней остался дом для мужчин в виде замка и парк, а семейный дом сгорел. От прежних владельцев, как мама рассказывала, осталась часть чугунной ограды с первоначальным названием «Надеждино». Сразу после революции санаторий получил новое имя.

Война обязательно уносит человеческие жизни. Причём, жизни людей достойных, умных, благородных. Негодяи где-нибудь пристроятся, в щёлочку заберутся, а в основном-то уйдет, погибнет лучшая часть населения. Но это с позиции той войны. Теперь, конечно, трудно сказать. У меня старший сын в Одессе…

Мы приехали к бабушкиному брату. Нине – она была грамотная – сказали, что она будет носить почту. Причем почта находилась в Шипилово, где сельский совет – в противоположном направлении через лес. А здесь – ни радио, ни света, ни какого-то сообщения. Мама приехала к нам в конце августа и надеялась еще вернуться в Ленинград.

Нам дали комнату 17 метров, и мы в ней жили до 50-го года. Школа, в которой мама работала учительницей начальных классов, была тоже типа барака. И туалет был – 2 дырки. И чтобы детям не ходить в грязь, мама, засучив рукава, туалет сама мыла (нянечек не хватало).

Но вскоре жизнь вокруг стала меняться. Прежде всего, конечно, начался призыв в армию всех мужчин от 18 до 40-45 лет. А на женские плечи сразу ложился мужской труд, особенно все полевые работы: сенозаготовки, уход за посевами и прочее. А вот уже женский труд, домашний, был перенесен на плечи детей, которые могли ухаживать за домашней скотиной.

Как-то на наш аэродром прилетал командующий воздушной армией генерал-полковник Науменко. И я обратился к нему за помощью – автобензина не хватало, надо было авиационным пользоваться, а это было запрещено – преступление. Я и обратился: «Как быть?»

Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»

Мы должны были утром какого-то дня уже поехать на вокзал в этот эшелон. И тут моя бабушка, Екатерина Васильевна Самохина, встала в дверях – это я хорошо помню – вот так раскинула руки и сказала: «Не пущу, никуда одних детей не пущу!». В эшелон этот мы не попали, и по счастью, потому что под Лугой его разбомбила немецкая авиация...

Рядом, через три дома, жила младшая мамина сестра Матрена Васильевна. Моя крестная, вторая мамина сестра Ольга Васильевна жила через десять домов. Огороды пахали кто на быках, а кто вручную. Так вот мы копали вручную огород в 40 соток. У дедушки с бабушкой вскопаем, помогаем тете. Мама и все мои тетушки уходили работать в поле.

Дора Григорьевна организовала всех женщин на работы. Например, у нас в доме был большой холодный коридор, и к нам привозили телогрейки раненных на фронте солдат с дырками. К нам приходили женщины со всего города и штопали эти телогрейки. На места разрывов они закладывали вату и ставили заплатки. Залатанные телогрейки отправляли на фронт.

В сентябре послали нас с колхоза на трудовой фронт. Нас было 5-6 девчонок и немного мужиков. Делали блиндажи, пилили лес на определенную высоту, чтобы танки не проходили. Рыли у Шуи, у Змеева громадный противотанковый ров. Земля мороженая, кирками долбили.

Офицерские стрельбы были, учебные. Человек 12-15 офицеров, и меня взяли старшим на огневой. И здесь уже стреляют не по цели, а через лес, через деревню, допустим. Команду дает Командирский Пост, который впереди, по телефону, они руководят огнем. Вот они ушли на километры вперед, я – старший огневой, за минометом стою. И вот команда по телефону:...

Я был автоматчиком, и наш взвод находился в резерве. Начался бой. Первые раненые пришли такие радостные, с улыбками. Один пришел, у него рука разломана разрывной пулей. Рука разломана, и кость видна, а он кричит: «Ура! Ура!» и улыбается. Вот, казалось бы, какой ненормальный: разломана вся рука, а он улыбается?!

Запомнился мне последний привал. Нас осталось совсем мало, человек 10-15. Мы расположились днём спать на травке в школьном дворе. Мешочек под голову – и сразу засыпаешь. Проснулся я, слышу – гул. Бомбили. Я видел, как от хат оставались одни лохмотья. Завпед носил пенсне и потерял его, вид взлохмаченный. Всё горит, всё в дыму – ад.

С уходом немцев люди, которые сотрудничали с ними, скрылись или бежали за границу, в частности, в Аргентину. Через год, 14 июня 1946 года, вышел знаменитый указ Президиума Верховного Совета СССР, в соответствии с которым эмигранты, которые хотят вернуться, могут подать заявление на получение советского паспорта. Мои родители были среди тех, кто хотел...

Мои друзья, с кем я кончал техникум, со временем уже стали заместителями главного инженера, начальниками отделов, а я все рядовой техник. Мне один товарищ и говорит: «Слушай, Иван Васильевич, какого хрена ты в партию не лезешь? Вот же наш Саша уже стал главным инженером, ему дают третью должность по твоему направлению. Был бы ты в партии, мы бы тебя...

Везли меня на колхозном тарантасе домой, а навстречу бежит по дороге мой папа Андрей Иванович. Он готовился к встрече, майку праздничную надел. Мама пришла. Еще собачонка прибежала, Рыжик. Я их увидела, руками машу. Папа как встал, так и стоял, не мог поверить. Это была моя встреча с Россией, потому что мама и папа - это и есть Россия.

Одно из первых моих детских впечатлений. Мы в комнате: папа сидит около радиоприемника. Передают правительственное сообщение о том, что умер товарищ Сталин. И хотя мне тогда было не полных четыре года, я как юный сознательный советский гражданин, выражаю свою скорбь по поводу случившегося. А папа говорит: «Да...

Отец играл большую роль в нашей жизни, но он все время исчезал: то он дневалит, то командировки, то еще что-то. Я любила, когда папа сутки дневалил. Дневальным выдавали бутерброды с любительской колбасой на белой булке. Такого запаха, который исходил от этого чуда, я не забыла до сих пор.

Не подвозили в срок сапоги, так в валенках в весеннюю распутицу и ходили, спать ложишься — валенки выжимаешь-выкручиваешь, как полотенце, а с них вода ручьем. А то шлют ночью свободных от постов и дежурств на радиостанции по колено в грязи и воде к маши­нам, застрявшим за несколько километров от рас­положения части, за снарядами и продовольстви­ем. Тащишь, прижав к животу снаряд этот самый,...