"Побывал в сложных переделках…"

В освобождении Беларуси от немецко-фашистских захватчиков участвовал Виталий Дмитриевич Морозов, ныне полковник в отставке, доктор философских наук, профессор. В 1943-м после окончания зенитно-пулеметного училища лейтенант Морозов командовал взводом пулеметной роты 1371-го полка 28-й зенитно-артиллерийской дивизии, воевавшей на Брянском, 1-м и 2-м Белорусских фронтах.

В.Д.Морозов

Из писем В.Д. Морозова отцу:

«Здравствуй, дорогой отец! Я теперь тоже на фронте… Немецкие окопы хорошо видны…» Пулеметная рота должна была прикрывать боевые порядки пехоты и артиллерии и находиться не далее 500 метров от переднего края. Контакт с противником, что и говорить, близкий. Крупнокалиберные 12,7-миллиметровые пулеметы (на треногах и колесах) позволяли вести огонь как по воздушным, так и наземным целям. Обычно расчеты зарывались в землю на какой-нибудь возвышенности, и когда появлялись немецкие самолеты, открывали огонь бронебойно-зажигательными трассирующими пулями. Конечно, тем самым обнаруживая себя, но так удобнее наводить, по трассе видно — близко или далеко от цели летят пули. За два года боев полк (24 пушки и 16 пулеметов) сбил 62 немецких самолета. «Трофеями» чаще всего становились «Юнкерсы» и «Фоккевульфы», до «Хейнкелей» пулеметы «не дотягивали». «Зенитный огонь — коллективный, — говорит Виталий Дмитриевич, — и определить, сколько самолетов сбил тот или иной расчет, как правило, невозможно. Но важно, что они падали…».

Находясь фактически на переднем крае, зенитчики видели, какой ценой давалась каждая захваченная у противника траншея. Для Виталия Дмитриевича это одни из самых тяжелых воспоминаний военной поры. «Поле боя перед нами было как на ладони. На наших глазах шли в атаку, падали и оставались лежать бойцы… Что греха таить, порой не умением воевали, а числом. Бывало, и к какой-то дате надо было взять ту или иную деревню, поселок. Помню заснеженное поле возле Быхова, сплошь усеянное темными «кочками» — телами солдат. Жуткая картина. Советские танки пытались туда прорваться, немцы их поджигали. Так хотелось хоть чем-то помочь нашим! Но нам было приказано смотреть в небо и не ввязываться в наземный бой…».

За нарушение приказа можно было угодить под трибунал. Однажды зенитчики его нарушили. Этот курьезный вроде бы случай мог обернуться трагедией. Наши войска располагались по одну сторону реки, немецкие — по другую, стрельба на время затихла. «Наблюдаем за немцами. Видим, появляется лошадь с походной кухней, фрицы выстраиваются в очередь за едой. Ну, думаем, черт с вами, раз вы нас не трогаете, то и мы вас не тронем, лопайте… Наши солдаты к речке спустились, кто-то даже плотик соорудил — рыбу ловить. Но едва отплыл от берега — немцы открыли огонь. Парень в воду и скорей к берегу. Мы обозлились, выкатили на горку крупнокалиберный пулемет — и как дали! Лошадь рванула, кухня опрокинулась — фашисты остались без обеда. А мы пулемет быстренько оттащили назад. Немцы же ударили из пушек по тому месту. Неподалеку находились наши артиллеристы, и немецкие снаряды порой перелетали на их позиции. Командира роты за «самодеятельность» чуть под суд не отдали».

«Сталинград» под Бобруйском

Из писем В.Д.Морозова отцу:

«Побывал в очень сложных переделках. Стреляли ежедневно, сбивали вражеские самолеты. Искупался в Днепре…»

Однажды лейтенант Морозов остался в живых лишь благодаря счастливой случайности. «Мы с другом, тоже взводным, шли к речке, когда начался сильный артобстрел. В какой-то момент повернул голову — и увидел вспышку сзади. Инстинкт бросил меня на землю». Тяжелый снаряд упал в нескольких метрах от зенитчика, вырыв огромную воронку; масса земли его и спасла, был только ранен ослабленными осколками и контужен взрывной волной. Если б это была мина — все, конец… А друг умер на его руках — он принял удар стоя. В госпиталь Морозов не захотел — по выздоровлении могли отправить в другую часть, а он сжился со своими бойцами, командирами, с некоторыми заканчивали вместе училище. Осколки так и остались в теле, время от времени напоминая о себе…

«Начало операции «Багратион» на нашем участке фронта было связано с форсированием рек Днепра и Друти. Наши войска захватили плацдарм. Много раз немцы пытались сбросить их с этого клочка земли, но безуспешно. Рота переправлялась через реку по узкому штормовому мостику, под непрерывным огнем. Пулеметы в разобранном виде переносились на руках. После артподготовки в атаку пошла наша пехота. А сбоку лесок, из которого неожиданно во фланг наступающим ударили немецкие танки! Пехотинцы дрогнули, некоторые попытались бежать. Операция оказалась под угрозой. Один из офицеров приказывает нам: «Огонь по бегущим!» Ничего не оставалось, как выполнять приказ — конечно, стреляли поверх голов. Визг крупнокалиберных пуль заставил бегущих лечь. Хорошо, что артиллеристы успели перетащить пушки на эту сторону и открыли огонь по немецким танкам. Несколько загорелись, остальные повернули назад… Немцы стали отступать к Бобруйску, где советские войска окружили 40 тысяч хорошо вооруженных солдат и офицеров противника. Вырваться из котла они не смогли». Виталий Дмитриевич делает паузу: когда волнуется, нарушается речь — последствия контузии. Да, на войне бывало всякое. В том числе и такое, о чем предпочитали не рассказывать. Как-то на узком шоссе заглох громадный танк «ИС», загородив дорогу нашим войскам. Ехали какие-то штабисты на легковушке, начали отчитывать танкистов, те «красочно» ответили… Один из офицеров достал пистолет и застрелил танкиста, после чего машина поехала дальше. А другой танкист навел орудие ей вслед — и выстрелил. Снаряд разнес легковушку вместе с людьми…

«Жить бы ему и жить!»

Из писем В.Д.Морозова отцу:

«Я уже много прошел с наступающими войсками. Каждый день приносил что-либо новое и неожиданное…»

Будучи в разведке, Морозов едва не попал в плен. «Иду вдоль Птичи. Вижу, бежит лисица — значит, все спокойно. Неподалеку деревня, надо выяснить, есть ли там немцы. Из леска выходит группа людей — издалека не различишь, кто такие. Оказалось, немцы! Хорошо, в это время наши артиллеристы начали стрельбу! Лучше под свой снаряд угодить, чем в плен к фашистам! Но пронесло. Возвращаюсь к своим, слышу: «Стой! Кто идет?» А у меня в планшете немецкая карта, они были точнее наших, и мы нередко ими пользовались…». А ну как лазутчик? Отобрав оружие, Морозова под конвоем отправляют в штаб. Хорошо, по дороге встретился майор-смершевец, который его знал.

«А немцы, которые уцелели после разгрома под Бобруйском, пуще всего боялись попасться нам поодиночке! Понимали: «шлепнут», кто с одиночкой будет возиться? Однажды попался немецкий солдат, молодой белобрысый парень… Жить бы ему и жить! Но пришлось отвести в лесок и пристрелить… Поэтому немцы бросали оружие, собирались в группы и буквально требовали себе конвоиров!»

Утром 3 июля бои шли уже под Минском. Зенитчики получили приказ — занять позиции на станции «Южная». Оттуда немцы не смогли вывести эшелон с горючим. Дивизия оторвалась от своих тылов, да еще противник, отступавший из-под Орши и Могилева, помешал подвезти горючее. А тут такое счастье — целый эшелон! «Мы расставили 16 пулеметов вокруг станции. Кто-то бензин таскает, кто-то дежурит у пулеметов. Запасли бочек впрок. Немцы знали, что оставили невольное подспорье нашим войскам. И вскоре начали бомбить станцию. Но эшелон-то к этому времени был практически пуст — поздно немчура спохватилась».

«Нам дороги эти позабыть нельзя»

Из писем В.Д.Морозова отцу:

«Двигаемся по польской земле. Уже не полетят немцы к вам, потому что даже нас бомбить у них нет возможностей…»

Советские войска отбили у врага столицу Беларуси! Конечно, это событие надо было «отметить». «Среди нас были минчане, которые знали, где находятся ликеро-водочный и пивной заводы. Сначала отправились за более крепким напитком. Увы, в огромной емкости, полной вина, плавал труп… А вот пива в деревянных бочонках нагрузили полную машину. И долго еще в кузове возле каждого пулемета нашей роты красовались бочка бензина и бочонок пива». Правда, «употреблять» так, как хотелось бы, зенитчики не могли: в любой момент могла потребоваться их огневая поддержка.

Из Минска на запад двигались уже быстро: Дзержинск, Столбцы, Слоним, Зельва, Волковыск… В Волковыске зенитчики отличились. «Только наша дивизия там расположилась, налетели немцы. Тогда десятка полтора самолетов сбили. И дивизии присвоили звание Волковысской. А орден Красного Знамени она получила за Белосток. Там тоже много самолетов сбили, не дали разрушить город. Население было очень благодарно». А далее — Восточная Пруссия, Померания… Большинство личного состава зенитно-пулеметной роты было награждено орденами и медалями за бои при форсировании реки Одер. Лейтенант Морозов получил орден Красной Звезды. Награжден многими медалями, имеет не одну благодарность командования «за отличные боевые действия». Война для него закончилась, когда 1 мая дивизия вошла в Росток — колонной, с красными знаменами. «А в противоположном направлении движутся немцы с белыми флагами, тоже стройными рядами — они ведь дисциплинированные! — улыбается Виталий Дмитриевич. — Зашел в один дом — на полу лежит немецкий офицер, рядом пистолет — застрелился, значит. Подобрал пистолет на память…». Там же, в Ростоке, встретил и 9 мая.

После демобилизации в 1947 году Виталий Морозов окончил МГУ, Академию общественных наук при ЦК КПСС, защитил докторскую диссертацию. Возглавлял кафедру философии в Минской высшей партийной школе. Благодарен судьбе, пославшей ему замечательную супругу Агафью Павловну, с которой вместе уже 60 лет. Дети также заняты наукой: сын, как и отец, философ, дочь — биолог. Считает большим счастьем, что во время войны смог переписываться с отцом (старший Морозов по заданию штаба партизанского движения налаживал связь между подпольными райкомами партии), — несмотря на то, что их разделяли сотни километров, и отец эти письма — бесценные реликвии — сохранил.

Подготовил Геннадий Ануфриев

Источник: http://7days.belta.by