На командном пункте в Себу раздался телефонный звонок. Сообщение гласило: «Вражеское оперативное соединение, в которое входят 6 авианосцев, замечено в 60 милях к востоку от острова Сулуан». На аэродроме сразу началось движение. Механики выкатывали самолеты, пока я спешно готовил данные для инструктажа летчиков. Начальник технической службы сообщил, что...

Разгром немцев под Москвой приблизил советские войска ко Ржеву, а Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция, продолжавшаяся с 8 января по 30 апреля 1942 года, охватила Ржев с востока и запада до самой Вязьмы. Но Ржев так и не смогли взять. В результате образовался Ржевско-Вяземский выступ, или плацдарм.

Разгром немцев под Москвой приблизил советские войска ко Ржеву, а Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция, продолжавшаяся с 8 января по 30 апреля 1942 года, охватила Ржев с востока и запада до самой Вязьмы. Но Ржев так и не смогли взять. В результате образовался Ржевско-Вяземский выступ, или плацдарм.

Разгром немцев под Москвой приблизил советские войска ко Ржеву, а Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция, продолжавшаяся с 8 января по 30 апреля 1942 года, охватила Ржев с востока и запада до самой Вязьмы. Но Ржев так и не смогли взять. В результате образовался Ржевско-Вяземский выступ, или плацдарм.

Разгром немцев под Москвой приблизил советские войска ко Ржеву, а Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция, продолжавшаяся с 8 января по 30 апреля 1942 года, охватила Ржев с востока и запада до самой Вязьмы. Но Ржев так и не смогли взять. В результате образовался Ржевско-Вяземский выступ, или плацдарм.

Разгром немцев под Москвой приблизил советские войска ко Ржеву, а Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция, продолжавшаяся с 8 января по 30 апреля 1942 года, охватила Ржев с востока и запада до самой Вязьмы. Но Ржев так и не смогли взять. В результате образовался Ржевско-Вяземский выступ, или плацдарм.

Продолжается бомбовый ливень. Вся моя постель в кусках штукатурки. Мои четки белого цвета... Говорят, если я здесь еще на какое-то время задержусь, моя нервная система не выдержит. И поэтому завтра меня отправляют на самолете.

Продолжается бомбовый ливень. Вся моя постель в кусках штукатурки. Мои четки белого цвета... Говорят, если я здесь еще на какое-то время задержусь, моя нервная система не выдержит. И поэтому завтра меня отправляют на самолете.

Продолжается бомбовый ливень. Вся моя постель в кусках штукатурки. Мои четки белого цвета... Говорят, если я здесь еще на какое-то время задержусь, моя нервная система не выдержит. И поэтому завтра меня отправляют на самолете.

Продолжается бомбовый ливень. Вся моя постель в кусках штукатурки. Мои четки белого цвета... Говорят, если я здесь еще на какое-то время задержусь, моя нервная система не выдержит. И поэтому завтра меня отправляют на самолете.

Продолжается бомбовый ливень. Вся моя постель в кусках штукатурки. Мои четки белого цвета... Говорят, если я здесь еще на какое-то время задержусь, моя нервная система не выдержит. И поэтому завтра меня отправляют на самолете.

Присяга присягой, уставы уставами, а у нас еще и свое понятие о чести и достоинстве члена коллектива существовало. Это прежде всего — никакого нытья в работе. Перед трудностями не стонать, А слезам теперь, во время войны, не только Москва не верит... Хороший свод правил и требований был. Жестковатый, может быть, но по тем временам самый подходящий. Ведь трудности день ото дня росли.

Присяга присягой, уставы уставами, а у нас еще и свое понятие о чести и достоинстве члена коллектива существовало. Это прежде всего — никакого нытья в работе. Перед трудностями не стонать, А слезам теперь, во время войны, не только Москва не верит... Хороший свод правил и требований был. Жестковатый, может быть, но по тем временам самый подходящий. Ведь трудности день ото дня росли.

Присяга присягой, уставы уставами, а у нас еще и свое понятие о чести и достоинстве члена коллектива существовало. Это прежде всего — никакого нытья в работе. Перед трудностями не стонать, А слезам теперь, во время войны, не только Москва не верит... Хороший свод правил и требований был. Жестковатый, может быть, но по тем временам самый подходящий. Ведь трудности день ото дня росли.

Присяга присягой, уставы уставами, а у нас еще и свое понятие о чести и достоинстве члена коллектива существовало. Это прежде всего — никакого нытья в работе. Перед трудностями не стонать, А слезам теперь, во время войны, не только Москва не верит... Хороший свод правил и требований был. Жестковатый, может быть, но по тем временам самый подходящий. Ведь трудности день ото дня росли.

Присяга присягой, уставы уставами, а у нас еще и свое понятие о чести и достоинстве члена коллектива существовало. Это прежде всего — никакого нытья в работе. Перед трудностями не стонать, А слезам теперь, во время войны, не только Москва не верит... Хороший свод правил и требований был. Жестковатый, может быть, но по тем временам самый подходящий. Ведь трудности день ото дня росли.

На войне - в пути, в теплушке, В тесноте любой избушки, В блиндаже иль погребушке, - Там, где случай приведет, - Лучше нет, как без хлопот, Без перины, без подушки, Примостясь кой-как друг к дружке, Отдохнуть... Минут шестьсот.

На войне - в пути, в теплушке, В тесноте любой избушки, В блиндаже иль погребушке, - Там, где случай приведет, - Лучше нет, как без хлопот, Без перины, без подушки, Примостясь кой-как друг к дружке, Отдохнуть... Минут шестьсот.

На войне - в пути, в теплушке, В тесноте любой избушки, В блиндаже иль погребушке, - Там, где случай приведет, - Лучше нет, как без хлопот, Без перины, без подушки, Примостясь кой-как друг к дружке, Отдохнуть... Минут шестьсот.

На войне - в пути, в теплушке, В тесноте любой избушки, В блиндаже иль погребушке, - Там, где случай приведет, - Лучше нет, как без хлопот, Без перины, без подушки, Примостясь кой-как друг к дружке, Отдохнуть... Минут шестьсот.