Мы бежали от немцев

Раиса Федоровна Куликова ( Ульянова). Родилась в 1932 году в Москве.    Образование — незаконченное высшее, Полиграфический институт.

Война застала нашу семью в деревне у родителей моего отца. Это было время отпусков. 22 июня 1941 года было солнечное утро. После завтрака две семьи (наша семья и семья брата отца) отправились в сад фотографироваться. Ничто не предвещало беды.

22 июня 1941 года, семья Куликовых

Наша деревушка Михайловка (Калужская область, Медынский район) небольшая – всего 14 домов, и поэтому почту нам привозили один раз в сутки из соседнего села в трех километрах от нас. Электричества в деревне не было, радио тоже.

Перед обедом взрослые сидели в избе и играли в карты. Примерно в 12-13 часов дня привезли почту. Бабушка вышла на улицу и пошла к почтальону. Смотрим в окно – идет бабушка обратно и плачет, а в руках у нее какая-то бумага. Все испугались – решили, что с кем-то случилась беда (у бабушки с дедушкой было 7 сыновей и 4 дочери). От почтальона бабушка узнала, что в 4 часа утра началась война.

Бумажка эта была телеграммой в которой директор фабрики, где работал мой отец председателем профкома, поздравил его с началом отпуска и желал хорошего отдыха. Телеграмма была отправлена 21 июня.

С этого дня единственным источником информации стал почтальон, который приезжал к нам в деревню на велосипеде. Народ шел к нему почти из каждого дома, и он кратко сообщал о последних событиях на фронте.

Продвижение немцев было очень быстрым, хотя наши войска сражались героически и вскоре линия фронта подошла очень близко к нашей деревне.

Когда узнали о начале войны, то мои родители с другими родственниками сразу отправились в Москву: по приезде кто-то был призван в армию, кто-то был сразу переведен на казарменное положение. Шестеро детей остались в деревне с бабушкой Фёклой Сергеевной и дедушкой Александром Павловичем.

Федор и Клавдия Ульяновы с детьми Раисой и Валентиной

Было начало осени. Бои шли за город Медынь, что в 18 километрах от деревни Михайловка. Где-то в начале октября мы все вышли на улицу и смотрели в небо – было видно огромное зарево пожара и слышны залпы орудий. Я запомнила, как бабушка сказала: «Хоть дела у нас сейчас не очень хорошие, но в Библии написано, что все равно победит красный петух».

Ближе к 12 часам ночи к нам приехал младший брат мамы. Он сказал, что немцы прорвали оборону и скоро будут здесь, поэтому необходимо срочно уезжать. На предложение бабушки подождать до утра он ответил отказом. В течение одного часа собрали необходимые вещи, еду на всех детей, а дедушка договорился с председателем, что он даст хромую лошадь (здоровые были отправлены на фронт) и среди ночи мы отправились в путь.

Позже узнали, что немцы нашу деревню оккупировали на следующий день в 10 часов утра. Сначала мы ехали проселочными дорогами, а потом выехали на большак, где кроме нас были и другие мирные повозки, а также пешие. Вместе с нами шли военные подразделения, которые отступали.

Когда рассвело, впервые на нас налетели немецкие самолеты, стали бомбить. С дороги мы разбегались и прятались или в лесу, если он был рядом, или в кювете.

Так как у дяди было много детей, которых он сопровождал, то ему в момент бомбежки солдаты помогали укрывать своим телом детей. Бомбежки в течение дня происходили несколько раз.

Мне было 9,5 лет, и я считалась уже большая. Маленькие ехали на телеге, нас же периодически сажали по очереди чуть передохнуть.

Проехав ночь и целый день, дядя решил остановиться в деревне по пути – переночевать. Хозяйка нас приняла. Распрягли лошадь, чтобы она поела и тоже отдохнула. Мы успели перекусить. Вдруг пришла соседка и сказала, что немцы уже в другой деревне на расстоянии 10 км.

Дядя решил не оставаться на ночлег, и мы снова отправились в путь.

О том, как мы бежали от немцев, чтобы не оказаться в тылу врага я поделилась воспоминаниями в стихотворной форме:

Гремела канонада, страшно было,
Мы в полночь вышли из избы.
Пол неба зарево зловещее закрыло,
А дым валил, как из трубы.

Война к нам подошла вплотную,
Пред нами встала грозною стеной.
Как тысячи других, в ту ночь глухую
Бежали мы от немцев, чтоб попасть домой.

И старшему средь нас тринадцать лет,
Мне девять, младшему исполнилось два года.
А кто держал за шесть детей ответ –
Был дядя, двадцать лет от рода.

Была повозка с лошадью хромой,
В телеге малышам лишь место было.
Шли за телегой старшие гурьбой,
От голода, усталости всё ныло.

Мы трое суток двигались с обозом,
За это время все мы повзрослели.
Не плакали, а хлюпали лишь носом,
Всё делали, что взрослые велели.

В дороге нас бомбили, в нас стреляли,
А мы бежали в лес или в кювет.
Солдатики родные укрывали
Своим нас телом – берегли от бед.

Мы прибыли в Москву, в родимый дом,
Но по-другому мы на мир смотрели.
А много дней и лет спустя потом
О страхе вспоминая, мы ревели.

Сменился век, промчалась жизнь, года…
Нас не сломали – сделали добрее.
Пусть с детством мы расстались навсегда,
Но и его не отдали злодею.

Не доезжая немного до Москвы, мы успели сесть на последний Московский поезд. Вечером состав прибыл на вокзал, и ночь мы провели в метро, т.к. действовал комендантский час, и без пропусков не разрешали ночью передвигаться по городу.

В метро запомнилась такая картина: платформы справа и слева были заставлены раскладушками или матрацы лежали прямо на полу. Многие спали, кто как устроился. Нас, детей, разместили на чьих-то раскладушках и матрацах.

Утром мы появились дома. Мама очень долго не могла успокоиться – слезы радости не давали нормально говорить. Она очень боялась, что мы не успеем добраться до Москвы – попадем к немцам. Маму дядя не пустил за нами в деревню, так как она болела.

Мы приехали за два дня до паники в Москве, которая была 16 октября: народ был в страхе, слышались разные разговоры, слухи, что немцы уже на окраине Москвы.

В этой ситуации каждый человек показал себя, кто он есть на самом деле. На общей кухне велись откровенные разговоры и выявлялись те, кто был рад приходу немцев.

Немцы бомбили Москву в течение суток по много раз. Первое время ночью во время тревоги мы уходили в подвал дома. Все это продолжалось длительное время, и вот однажды мама сказала, что мы больше никуда не пойдем и спать будем все вместе на одной кровати. Она говорила: «Если убьют, то пусть сразу всех». Так как ей одной без нас не прожить, и нам без нее будет плохо.

Когда началась война, в каждом доме были организованы народные дружины. Руководителем такой дружины в нашем доме было моя мама. В ее обязанности входило проверять маскировку окон и составлять график дежурства на крыше во время воздушных тревог на случай сброса бомб.

Я помогала ей проверять маскировку. Нужно было обойти вокруг дома (дом был двухэтажный, с коридорной системой) и осмотреть, нет ли где щелочки, через которую проникает свет. Если я что-то находила, то высчитывала, чье это окно, и сообщала жильцам. Они благодарили, а потом мама еще раз проверяла сама.

Когда небо было облачным, бывало, что шла вокруг дома наощупь, так как освещения на улице не было. Окно с просветом тоже высчитывала наощупь.

Во время войны и до 1947 года была карточная система. Мама получала рабочую карточку, сестра – детскую, а я с 12 лет получала иждивенческую, по количеству выдаваемых продуктов самую маленькую.

Мама много работала, поэтому я часто готовила, ходила в магазин, стирала. Мама меня учила: «Не клади деньги и карточки в карман, держи их в кулаке, а кулак в кармане». Привычка ничего не класть в карман сохранилась на всю жизнь.

Однажды мама отоварила талон на 10 кг картошки, отстояв огромную очередь. Она была рада этому, считала, что этой картошки нам хватит на целый месяц.

Мама попросила меня сварить суп. На общей кухне на нашу семью полагалась 1 конфорка, которая горела еле-еле. Я поставила суп и решила сделать маме приятное – начистила еще чугунок картошки на второе. Не дождавшись, пока сварится суп, я поставила чугунок, а потом решила, что лучше пожарить картошку. В результате я перечистила почти все 10 кг, так как очень торопилась и много срезала. Когда мама пришла с работы и увидела все это, мне, единственный раз в жизни, здорово попало от нее. Я не могла тогда понять, за что, ведь я хотела сделать как лучше. Мама сидела на стуле и тихо плакала.

В 1943-44 году моя младшая семилетняя сестра была в пионерлагере. В родительский день я поехала одна навестить ее. Мне было 12 лет. Мама в виде гостинца дала мне две буханки черного хлеба. Вышли мы с сестрой за территорию, и она мне предложила поесть. В итоге я съела целую буханку всухомятку, и мне было очень плохо. Появилась рвота, было нечем дышать, а сестра бегала вокруг меня и умоляющим голосом просила: «Ты только не умирай, не умирай, Раечка»!

Раиса Федоровна Куликова

В 1941-42 году школы не работали. Во время войны они были разделены на женские и мужские. На переменке нам давали чай с бубликом или пирожком. Я выпивала чай, а пирожок приносила домой сестре. Однажды я заболела и сестра очень переживала, что не будет бублика, но тогда свой бублик принесла моя подруга, а сказала, что это мой. Позже я узнала, что она отдала свой паек.

В школе я всегда участвовала в художественной самодеятельности. Мы выступали в госпитале: пели, танцевали, читали стихи. Также ходили дежурить в госпиталь: писали письма за тех, кто из-за ранения не мог сам, приносили попить, разносили тарелки с едой, собирали грязную посуду. Солдаты были очень рады нашему дежурству, так как дети напоминали родной дом.

На труде в школе мы шили и вышивали кисеты, а затем дарили солдатам.

Когда немцев отогнали от Москвы, мы снова стали ездить на лето в деревню. Мы ходили работать в колхоз: дергали лен, пропалывали и собирали свеклу, убирали картофель, сгребали сено. Хотя мы выполняли работу взрослых, но поступки были детские.

День Победы был значимым и долгожданным праздником в 1945 году и останется таким на всю жизнь. В этот день, 9 мая 1945 год, когда был салют, все небо было изрешечено прожекторами.

Мы жили в районе Лефортовского парка, и нам казалось, что всё, что могло стрелять, салютовало в день Победы. Все улицы, переулки были заполнены народом. Ликованию не было предела. Кричали «Ура!», целовались друг с другом, некоторые плакали (возможно, вспоминали погибших близких). Но все равно это были слезы радости и гордости за наш народ.

Мне, ребенку, казалось, что вот наступил мир и буквально завтра должно быть всего достаточно. Мечталось: «Закончится война, и я досыта наемся хлеба с маслом и напьюсь сладкого чая – досыта…»

Когда отец вернулся из армии, он был нервно истощен. Вскоре получил путевку в санаторий, где ему очень хорошо помогли врачи. Он стал поправляться и набирать недостающий вес.

Подготовила и передала для публикации на сайте www.world-war.ru  внучка Елена Куликова