Дети на войне

Кончилось лето, начался учебный год. В нашей школе разместили госпиталь, а классы переехали в подвал жилого дома. Бомбежки становились привычными: воздушную тревогу объявляли по нескольку раз в день, горели дома, гибли люди. Закрылись ясли, так что маленькую Юлю маме пришлось переправлять на другой конец города к тете Наде, у которой ее малыша Леву нянчила бабушка Шура.

Двенадцатилетняя ленинградка Таня Савичева начала вести свой дневник чуть раньше Анны Франк, жертвы Холокоста. Они были почти ровесницами и писали об одном и том же - об ужасе фашизма. И погибли эти две девочки, не дождавшись Победы: Таня – в июле 1944, Анна – в марте 1945 года. Эта маленькая записная книжка была предъявлена на Нюрнбергском процессе, в качестве документа, обвиняющего фашизм.

Лето 1942-го. Я был в поле с телятами, когда немцы стали бомбить станцию Тундутово, где в это время были мать и два моих старших брата – Иван и Петр. Слышу стрельбу зениток, разрывы бомб на железнодорожных путях. Там стояли вагоны с военной техникой и красноармейцами.

Подобрали ее санитары. Еле отняли от тела убитой. Девочка назвалась Людой. Она молчала, и только судорожно вздрагивали плечи. На первых порах Людочка не отвечала ни на один вопрос и только спрашивала всех, кто окружал ее: «Где моя мамочка?». Ей сочувствовали, ее успокаивали, а мы, девушки, горько рыдали.

Такое было прозвище мальчика, который жил в квартире на втором этаже. Я не помню его настоящего имени, и лицо вспоминается уже очень смутно. Он был на год или на два старше меня, то есть уже лет десяти-одиннадцати. Обычный мальчишка ленинградского двора. В памяти сохранилось несколько эпизодов, связанных с ним.

Стояло жаркое лето 1942 года. В огороде буйно цвёл картофель. В один из таких дней встревоженная и испуганная прибежала наша соседка, тётя Фрося, путевой обходчик. "На станции - немцы!",- кричала она. Страшная весть мгновенно облетела все дворы.

Девочка сама пришла в детский дом, а потом стала приводить осиротевших детей из пустующих квартир. В спальне холодно, темно, ребята лежат в кроватях, а ухаживает за ними Зина… За водой из колодца – тоже она. Все пережила эта отважная девочка, теперь сама мать, замечательная труженица…

День 22 июня 1941 года запомнился мне особенно хорошо. Еще бы! С вечера мы с братом готовились к обещанной отцом поездке в зоопарк. Утром мы гуляли у дома, и вдруг мама кричит в окно, чтобы тотчас шли домой. Война!.. Ни о каком зоопарке никто уже не думал. Уже в первые дни заклеивали полосками крест-накрест стекла в окнах; ребята постарше вместе со взрослыми дежурили на крышах, внимательно ...

Миша, забрав наши котелки, отправился разыскивать столовую. Неожиданно налетели немецкие самолеты, началась бомбежка. Мы с механиком, дремавшие до того на своих местах, заволновались. Паровоз был готов к поездке, а Михаила не было. Подбежал дежурный и приказал срочно подцепиться к составу.

День 15 апреля запомнился всем блокадникам. В этот день по городу пошли пассажирские трамваи. Пассажиры выходили из вагонов с необычно светлым выражением на лицах. Мы с братом не отказали себе в удовольствии проехать одну остановку до Исполкомовской улицы. Пуск трамвая был не только разрешением транспортной проблемы, это была громадная моральная и ...

Мама, захватив сестренку, встала, как часовой, на свое обычное место – в проем входа на второй этаж. Послышались залпы зениток, потом прерывающийся звук моторов «Юнкерса» и вслед за ним нарастающий свист и мощный удар – настолько сильный, что показалось, бомба упала в какой-то корпус зданий Лавры.

Многие ребята мне завидовали: вот он уже в сентябре наденет военную форму. И никто не мог предположить, что через год, два, три все ребята рождения 1923-1926 годов будут на фронте. Что многие не вернутся с полей битв. Что наши девчата станут сандружинницами, пулеметчицами, снайперами.

Я сначала не поняла, в чем тут дело. Каждый старался встать ко мне поближе, обязательно дотронуться, заглянуть в глаза и шепнуть: «Ты моя мама? Ты меня нашла?» Кто-то четко выговаривал эти слова, кто-то молил о них глазами.

Война выхватила детей из привычной жизни, у многих уже навсегда отняла родителей, но она ни на один день не прервала нормальную работу интернатов. В них регулярно проводились утренники отмечались дни рождения. При свете керосиновой лампы устраивались концерты, репетиции и выступления теневого и кукольного театров.

Мы очень голодали. А немцы в овраге постреляли лошадей. И тех лошадей нам на еду брать разрешили. А на лошадях уж черви были. Ну, мы обмоем и варим, а мясо воняет. А делать нечего, приходилось есть. Еще в одной семье мучили и расстреляли отца, Григорием звали. Одного их мальчика повесили, другого девяти лет запытали, окурки о него тушили.