Безумно тоскливо!
5 октября 1941 год
Вчера и позавчера — вот уже две ночи, как мы не спим. Позавчера было четыре ночных налета. Первый начался в восемь вечера и закончился в одиннадцать, последний кончился около четырех утра. Вчера в восемь вечера опять завыла сирена. Мама побежала вниз, я и тетя Лена пили чай. Где-то упали три бомбы, и все стихло.
Вскоре весело пропел отбой. Тетя Лена ушла, но не прошло и получаса — опять тревога. В комнату вбежала Лена. «Идите скорей вниз, у нас на чердаке пожар», — закричала она, бросая узел. Я подхватила его и вышла на лестницу. По ней бежали испуганные люди на чердак. Внизу я кинула узел и тоже побежала на чердак. Фонаря не было, все толпились в темноте, бегали за ведрами. Лена увидела меня: « Что тебе здесь надо? Принеси ведро. « Я помчалась в нашу квартиру, долго открывала дверь, наконец вошла в переднюю, схватила ведро, побежала на чердак. Но соседка сказала мне, что бомбы уже потушены и ведро не нужно. Я пошла вниз.
Женщины, перепуганные, красные, набились в дворницкой. Один «вояка» из квартиры четыре всунул в дверь бледное лицо с трясущимися губами: «М-моя здесь?» Где-то падали фугасные бомбы. Было душно в комнатушке, и я решила выйти на улицу.
Была омерзительная ночь (с точки зрения военного времени). Небо без единого облачка сверкало всеми звездами, луна ярко озаряла дома, серебрила своим светом желтеющие деревья. Я подставила щеки легкому, не октябрьскому ветерку и взглянула на небо. Оно оживилось. Яркие вспышки зениток прорезали безмятежную синеву неба, раздался зловещий гул, и прожектор медленно пополз прямо над нашим домом. Вслед за этим раздался свист и раскатистый грохот. Бомба, казалось, была спущена прямо над нашим домом, но отклонилась и упала, как мы позже выяснили, на площадь Нахимсона. Я постояла на улице и пошла домой. Еще несколько раз грохнуло, потом заиграл отбой.
Вернулась тетя Лена (из-за тревоги). Я разделась и направилась к кровати. Вдруг опять сирена и грохот. Мы с тетей сошли вниз, постояли на улице, пошли домой и легли спать, несмотря на грохот зениток. Прошло еще две тревоги. После отбоя даже мама легла спать, вдруг она вскочила: «Бомба!». Раздался свист, падала бомба(мы живем недалеко от Московского вокзала, поэтому, наверное, так сильно бомбят наш район).
На наш чердак и двор упало еще восемь зажигательных бомб. Наш дом на улице Достоевского, 26. На соседние дома (№ 24, 28, 30), баню, школу тоже сбросили зажигательные бомбы. Улица озарилась кровавым отблеском. Через несколько минут бомбы, благодаря энергии мужчин и женщин, были потушены. Тревога кончилась в пятом часу.
12 октября 1941 год
Девять часов вечера. Только что кончилась тревога. Сколько налетов еще будет сегодня? Недосыпание плюс недоедание переносить очень тяжело. Еды страшно мало. Если сидеть лишь на карточном пайке — изголодаешься раньше голода. Особенно в нашей семье — три иждивенца и два служащих. Иждивенец получает на декаду 50 грамм сахару, 100 грамм конфет, 200 грамм крупы, 100 грамм растительного масла, 100 грамм рыбы и 100 грамм мяса. И каждый день — 200 грамм хлеба. Носятся слухи, что порцию хлеба уменьшат.
Бомбежки бывают каждую ночь. Вчера сбросили две бомбы на Малую Московскую, две — на нашу улицу, дом 14, одну — на Кузнечный рынок. Одна тревога длилась шесть часов.
Сегодня в пять часов утра мы пошли в очередь за плавленым сыром (он дается без карточек). Пришли. Очередь громадная, мы встали примерно четырехтысячными. За нами вырос огромный хвост. Магазин был на углу Колокольной улицы и площади Нахимсона. Очередь от магазина заворачивала на Дмитровский переулок (Этот переулок потом был разбомблен весь, до единого дома.—В.Б.), тянулась по Стремянной, шла по Нахимсона и кончалась у Нового ТЮЗа. Сыра было только на тысячу пятьсот человек. Нам ничего не досталось.
Немцы продолжают прорываться вперед. Иногда, когда подумаешь о положении в стране вообще и Ленинграда в частности, руки опускаются, ничего не хочется делать. Есть хочется все время. Ах, как тоскливо, как безумно тоскливо!
Я спала сегодня ночью около трех часов. Мне приснился страшный сон. Будто бы осень. Я выхожу на наш балкон и вижу, что в воздухе победно летят самолеты. Посередине — воздушные крепости. Я всматриваюсь в них внимательно и вижу на крыльях черный крест, а на хвосте — свастику. Я в ужасе смотрю вниз и вижу, что по улицам идут войска, грохочут танки и всюду — свастика. Люди не замечают этого и идут по улицам, не поднимая головы. Вдруг один смотрит вверх. Он вздрагивает, останавливается. Еще один посмотрел на самолеты. И вдруг все увидели, что это — немецкие войска. На мгновение все оцепенели, потом бросились бежать. Улица опустела. Лишь в жуткой тишине победно двигались немцы. Я почувствовала, что внутри у меня что-то оборвалось, и… проснулась. Действительность тяжела, но я все же страшно обрадовалась, что это — только сон.
Да, напишу о том, как живут наши эвакуированные родственники, «островитяне», Риточка и Димочка, которых тетя Женя тайком от нас эвакуировала под Вологду, в папину родную деревню, откуда папа вытащил своих братьев. Сейчас они живут у тети Пани, у них большой огород, бесплатное молоко, пять пудов пшеницы. Димочка в письме жаловался, что у него не хватает… втулки от велосипеда. Я чуть не надавала пощечин дяде Шуре, когда он рассказывал об этом с сочувственной миной. У наших дядюшек 44 кг картошки. Они не поделились с нами ни кг.
Как стал груб, бессердечен народ! Сколько сейчас жуликов, которые объедаются за счет недоедания других, грабят пострадавших от бомбежек, крадут карточки. Сколько предателей!
Да и вообще весь мир, во что он превратился! В XX веке в Европе господствуют фашисты, жалкие выродки… Кончаю, очень тяжело.
16 октября 1941 год
Сегодня на пути я столовую встретила Валю С., она через четыре дня поступит на работу револьверщицей, обещала и меня устроить. Правда, 8-часовой рабочий день, но карточка первой категории и обед в столовой без карточек. Сусанна окончила курсы медсестер и ушла сегодня на казарменное положение в госпиталь. Теперь у нас три иждивенческих карточки и одна — служащего.
Немцы взяли Мариуполь (Ростов-на-Дону— рядом), быстро подходят к Москве.
20 октября 1941 год
Сейчас слушала передачу для молодежи, горячие, от сердца идущие слова патриотов. Страну нашу окутал такой мрак, немцы подошли к самой Москве, оружия нет, наша родина, свобода в опасности. Горько, страшно подумать, что немцы могут захватить страну. Это значит — конец жизни, скотское существование. Так хочется верить в нашу победу…
Только половина четвертого, а есть очень хочется. Все ждали праздника, все надеялись, что хлеба прибавят хоть на первую декаду. Несколько дней мы ели лепешки из обойного клея, но он кончился. Хлеб отвратительный: тяжелый, сырой, он, наверное, на 70% состоит из дуранды. В столовой у Казанского собора, куда я по-прежнему таскаюсь, дают лишь по одному супу (только вода). В воскресенье мы опять ездили за капустными листьями, но они или уже все собраны, или сгнили. Вот уже третья неделя, как Сусанна работает в госпитале, на казарменном положении. Можно представить, что за житье. Кормят пока неплохо, но она оставляет нам часть хлеба. Папа хочет устроиться на работу счетоводом. Условия хорошие, но он говорит, что все равно служить не сможет. С 3 ноября начинаются занятия в школах, но что за занятия будут на голодный желудок!
Налеты на Ленинград стали повторяться. Город обстреливают из дальнобойных, но Москве, пожалуй, сейчас приходится хуже. На днях сдали немцам Харьков. В общем, все плохо.
Продолжение следует.
Источник: Базанова В. Вчера было девять тревог // Нева. — 1999. — №1. Ленинград блокадный.