Съемка парада Победы

В конце победного мая 1945 года на нашей родной Хронике — или, как она стала называться, на Центральной студии документальных фильмов началась подготовка к съемкам парада Победы, который должен был состояться 24-го июня на Красной площади. Для этого нужно было собрать как можно больше операторов-документалистов.

Вместе с отборными воинами нашего фронта, которые завоевали честь стать участниками Парада, мы с операторами Борисом Соколовым и В. Фроленко уезжали из Берлина в Москву. На пути следования поезда, на коротких его остановках у вагонов собиралось много людей. Они приветствовали, благодарили, обнимали героев. Праздник Победы начался еще по дороге в столицу.

Когда поезд подошел к границе с Советским Союзом, к вагонам заспешили бравые пограничники. Это были не обстрелянные на войне солдатики, недавно призванные на военную службу. Они должны были провести досмотр вещей фронтовиков. Проще говоря, обыскать их… Эта акция недоверия вызвала возмущение у бывалых солдат. Начальник поезда, фронтовой генерал приказал выставить у вагонов вооруженных солдат и не допустить унизительного досмотра.

И вот мы дома… Весь май месяц победного 1945 года был каким-то особенно радостным и — печальным. Это был месяц счастья «со слезами на глазах»… Особенно это чувствовалось в Москве, на ее Красной площади. Сюда приходили все, кто имел возможность быть в это время в столице. Эти стихийные чувства требовали какого-то материального воплощения, «оформления» что-ли. И потому Парад Победы ожидался не только как официальное государственное мероприятие, но и как общее народное торжество. А для того, чтобы это торжество увидела вся страна — ведь Красная площадь не могла вместить и всех желающих москвичей — необходимо было, как можно подробнее снять и как можно выразительнее смонтировать фильм. Ведь о телевидении тогда никто даже и не подозревал, кроме горстки специалистов.

Первый послевоенный парад Победы состоялся 24-го июня 1945 года.

Вспоминаю, как в этот день, в 8 часов утра я вошел в здание фотохроники ТАСС. Здесь, рядом с ГУМом представитель госбезопасности должен был познакомить меня с человеком, который станет моей «тенью» во время работы на параде. Даже в туалет можно было пойти только с его разрешения. Таков был порядок! Майор госбезопасности попросил предъявить пропуск на Красную площадь. Он долго рассматривал документ, затем его взгляд остановился на кобуре, висевшей у меня на поясе. Я понял, что-то не понравилось майору. Накануне праздника операторам, допущенным на съемку этого фильма, было приказано сдать в спецотдел студии личное оружие, привезенное с фронта. Грустно было расставаться с пистолетом, который в трудные минуты на войне вселял уверенность, и я оставил на память от него кобуру, а пистолет и 8 патронов сдал, о чем получил справку спецотдела.

Майор долго смотрел на кобуру, затем встал, бросил в ящик своего письменного стола мой пропуск и сказал:

— Можете идти домой, на этом для вас работа закончена. Объяснить причину случившегося и отвечать на вопросы «бдительный» майор отказался.

На улице 25-го Октября меня поджидал Виктор Иоселевич, любимец и наставник операторов, один из основателей советской кинохроники.

— Почему ты не выполнил приказ и не сдал свой пистолет? — спросил он.

К счастью, справка о сдаче оружия была при мне, и я отдал ее Виктору.

Вскоре он вышел из дома с сотрудником, который вернул мне пропуск, и мы пошли на мою точку съемки к Спасской башне Кремля.

У Спасских ворот стояла шеренга солдат-гвардейцев, в руках они держали опущенные к мостовой фашистские знамена. Снимаю личный штандарт Гитлера, знамена дивизии «Мертвая голова», которые будут брошены к ногам победителей у Мавзолея.

Кремлевские куранты бьют десять!

Из Спасских ворот на белом коне выезжает маршал Жуков.

Рокоссовский отдает ему рапорт. 16 фронтовых операторов должны показать стране и миру триумф и могущество победителей.

В этот день генералиссимусу Сталину, которого объявляли единственным вдохновителем и творцом нашей победы, поневоле пришлось разделить триумф с Жуковым — на равных. Армия и народ, свято веря в величие Сталина, тем не менее, видели в Жукове своего спасителя и защитника.

Этот парад был днем высшего взлета маршала Жукова. Сталин видеть равных себе не хотел… Как — позже — и Никита Сергеевич. Прославленный маршал до конца дней своих находился в полуопале — все советские вожди опасались его популярности.

Парад принимают И. Сталин и Г. Жуков

Парад, снятый на немецкой цветной пленке, обрабатывался в Берлине. Чтобы ускорить выпуск цветного варианта, его монтаж и озвучание было решено перенести в Берлин. Режиссерская группа и диктор фильма Леонид Хмара вылетели в Германию.

Кстати, в начале работы с Леней произошел трагикомический казус. Впервые попав за границу, он решил отметить это событие в ресторане. Но едва проголодавшийся московский диктор приступил к закуске, он умудрился прикусить себе язык, да так сильно, что понадобилась скорая помощь. Когда в Москве узнали, что немецкий врач в Германии запретил нашему диктору открывать рот, решили, что это вражеские козни… На самом деле доктор, лечивший Хмару, оказался хорошим специалистом, и через неделю фильм «Парад Победы» был озвучен и готовым попал на просмотр в Кремль.

Гром грянул, когда просмотр был окончен, и Сталин спросил у Большакова (тогдашнего главного киноначальника): «Почему в картине показаны не все командующие фронтами? Куда делись Баграмян и Еременко?»

Иван Григорьевич не знал, что ответить «Хозяину». Режиссеров на просмотр такого высокого уровня не приглашали. Министр кинематографии потребовал от режиссеров картины Ирины Венжер (жена моего отца) и Иосифа Посельского (мой дядя) исправить «политическую ошибку» и вставить в фильм кадры с генералами Баграмяном и Еременко. Все осложнялось тем, что командующий Первым Прибалтийским фронтом генерал армии Баграмян со своим штабом находился в Риге, а командующий Четвертым Украинским генерал Еременко и его штаб — в Кракове. Одному оператору надо лететь в Ригу, другому — в Краков и там доснять их для двух вариантов фильма, черно-белого и цветного.

Предварительно надо было выяснить, где находятся генеральские парадные мундиры, в которых они были на Красной плошали. Это удалось узнать по телефону у родных. Мундир Баграмяна был в Москве, а Еременко — при нем в Кракове.

Жребий снимать Еременко в Кракове выпал мне. Перед отлетом в дирекции студии меня попросили сказать Еременко, что его съемка на параде забракована из-за капель дождя, попавших в объектив.

А пока фильм о Параде Победы правительством принят не был.

Дело в том, что восемь командующих фронтами вышли на парад в мундирах и погонах маршалов, а двое оставались генералами. Операторы едва успели запечатлеть на пленку маршалов, а на съемку генералов времени не хватило. Судьбу фильма и выпуск его на экраны теперь решала наша оперативность.

На следующий день я вошел в кабинет Еременко. За письменным столом сидел уставший, грузный человек. Я доложил о цели приезда и сказал о каплях дождя, попавших на объектив. Генерал стукнул кулаком по столу и грозно произнес:

— Кто научил вас врать генералу, капитан? Мимо меня пробегали ваши операторы, и ни один не удосужился остановиться и снять меня на параде.

Я попытался, как-то объяснить ситуацию, но Еременко поднялся из-за стола и зычным голосом дал команду:

— Кругом марш!

Я пулей вылетел из кабинета, весь красный от стыда. И зачем я врал? Надо было честно сказать: «Не сняли, не успели, виноваты…».

Убедить Еременко в необходимости съемки мог только начальник военной комиссии в Польше генерал Шатилов. Я честно рассказал ему о случившемся и попросил помощи. Шатилов обещал посодействовать… Через некоторое время Еременко приказал доставить меня к нему в штаб. После того, как я выслушал еще не один справедливый упрек генерала к кинохронике, последовал вопрос:

— Что вам нужно от меня теперь?

А нужно было генералу надеть парадный мундир и на фоне красных знамен, которые прикрывали бы отсутствующий в Кракове ГУМ, постоять немного, чтобы я успел снять его для цветного, а потом черно-белого вариантов фильма «Парад Победы».

Решено было сделать съемку за чертой города, подальше от любопытных глаз. Точно в 12:00 Еременко в новом парадном мундире, увешанный сверкающими боевыми наградами, вышел из дома и сел в машину. Автомобиль командующего, два бронетранспортера с солдатами и знаменами армий тронулись на съемку. Когда колонна выезжала из города, в небе появились тучки, и пошел дождь. Съемка оказалась под угрозой.

— Что будем делать? — спросил у меня командующий фронтом.

— Вы помните, товарищ генерал, во время парада в Москве тоже был дождь и наша съемка хорошо совпадет с погодой, что была тогда…

Прикрывая рукой камеру, чтобы в объектив не попала вода, я приготовился к съемке. Несколько секунд Еременко постоял на фоне знамен и быстро укрылся от дождя под крышей автомобиля. Теперь надо было вместо цветной пленки зарядить в аппарат черно-белую и все повторить с начала. Пока я перезаряжал камеру, пошел проливной дождь. Я посмотрел на мокрый парадный мундир генерала и с мольбой в голосе произнес:

— Нужно постоять еще несколько секунд, и все закончим.

Еременко быстро выскочил из машины и на какие-то мгновения встал под знамена.

Когда машины тронулись в обратный путь, я посмотрел на счетчик: в аппарате было снято три метра пленки, да и в первой, цветной, кассете было не больше. В лаборатории студии Зеленцов сообщил мне, что оператор Зиновий Фельдман пару часов назад тоже сдал свою пленку в проявку. Задание мы оба выполнили в срок, и вскоре фильм «Парад Победы» в черно-белом варианте был выпущен на экраны.

Источник: Свидетельства очевидца. Страничка из записных книжек. М.: «Эльф ИПР», 2005. с. 98-109