Проклятая война

Герой рассказа Роззувайло Виктор Тимофеевич, 1914 года рождения с. Целуйково, Луганской области, Белокуракинского района. Воевал в разведке в Западной Украине, Румынии, Венгрии. Был ранен, пуля застряла в сантиметре от сердца. Так всю жизнь и прожил с ней. Вернулся с войны в 1947 году. Женился во второй раз на Ефросинье Яковлевне Степаненко. В этом же году был репрессирован на 10 лет, за горсть зерна односельчанам (работал на складе зернохранилища). После смерти Сталина был освобожден. Умер в 60 лет.

Порой мы совершаем необъяснимые поступки,
и часто, по истечении времени, начинаем анализировать:
«А правильно ли мы поступили?»
И, как правило, не находим ответа.

Самого рассказчика Виктора уже давно нет в живых, но история его жива, и я хочу Вам ее рассказать. Дело было в Германии, в годы Великой Отечественной войны. Виктор воевал в составе войск 1-го Украинского фронта, Победу встретил в Берлине 2-го мая 1945 года. В тот день, ближе к вечеру, уставший до изнеможения и опьяненный духом победы, Виктор присел на подоконник одного из полуразрушенных зданий. Вероятно, то был какой-то архив или контора – везде были разбросаны какие-то книги, папки, бумаги. Закурив, мысленно погрузился в воспоминания о своей семье: жене Наталье и детях – двухлетнем Степке и полугодовалой Катеньке. «Как там они? За всю войну ни одной весточки», – подумал Виктор.

Лишь когда был ранен под Киевом и находился в госпитале, то получил письмо от своей матери. Она писала, что Наталья с детьми переехала к своей бабушке, Прасковье Степановне, под Харьков. Что Степа и Катенька ждут от него весточки с фронта и не расстаются с фотографией, присланной Виктором еще в начале войны. И ему так захотелось прижать к себе детей и горячо любимую жену Наталью! Возможно, воспоминания о ней как раз и помогли Виктору в те суровые годы пройти всю войну и выжить…

На улице разрушенного Берлина, 1945 г.

Вдруг те сладкие воспоминания прервал какой-то стон и невнятное бормотание по-немецки. Они доносились с другой комнаты. Заглянув в нее, Виктор увидел немецкого солдата.

— Hände hoch! – закричал наш герой, наставив свое оружие на сидящего в углу фрица.

Тот в ответ лишь поднял вверх левую руку и указал на правое плечо: оно было окровавлено. Немец молил о помощи.

— Совсем совесть потерял, гнида, я тебе еще и помогать должен?! Вставай и вперед! – возмутился Виктор.

Немецкий солдат послушно направился к выходу. Но, видя, что немцу действительно необходима медицинская помощь, все же наложил жгут из картона, чтобы остановить кровь.

— Danke schon, – произнес тихо немец и, опустив голову, еле переставляя ноги, плелся, думая о чем-то своем.

Пункт, где обосновались наши солдаты, находился совсем рядом, и Виктор с пленным уже через несколько минут были на месте. Там с большим размахом все праздновали Победу. Были накрыты импровизированные столы со всевозможными консервами, и, судя по поведению кружившихся в танце бойцов Красной Армии, не обошлось и без немецкого шнапса. Виктора с пленным вовлекли в хоровод, и, казалось, что никому до них не было никакого дела. Первым обратил внимание на притопывавшего под музыку Виктора старший лейтенант, обнимавший сержанта медицинской службы, белокурую Лидочку.

— Не до него сейчас, выведи его за угол и расстреляй! – произнес сиплым голосом командир.

Такой приказ озадачил Виктора. Он посмотрел на пленного и увидел, что и без того бледное лицо фрица стало совсем белым и покрылось густым потом, а его пересохшие губы чуть слышным голосом что-то шептали.

«Молитва», – подумал Виктор и посмотрел фашисту прямо в глаза. И вот тут впервые солдат, прошедший всю войну и повидавший многое, оказался в замешательстве. Глаза немца умоляли не о своем помиловании, нет, это была мольба о чем-то святом и возвышенном, что заставило Виктора прислушаться к бормотанию.

— Kinder, kinder.., – еле слышным голосом повторял он, а поскольку за время войны Виктор успел немного поднатаскаться иностранным языкам, то смог понять, о чем бормочет немец. Тот догадался о приказе лейтенанта и попросил перед смертью проститься со своими детьми и женой и сказал, что живет он рядом. Виктор снова вспомнил о своих детях, о том, как, прощаясь, уходя на фронт, не мог отцепить от себя маленькие ручонки своего сына, как улыбалась дочь Катенька, ничего не понимая, и как сдерживала слезы, чтобы не напугать детей, жена Наталья.

«Ну что же, – подумал Виктор, – это ведь последняя просьба на этом свете. Пусть простится, у самого ведь дети. Получается, что во многом мы с ним схожи, разница лишь в том, что я победитель, и я живой, а когда умрет он, сейчас или через час, уже роли не играет». С этой мыслью и отправился с фрицем к тому домой. Шли молча. Каждый думал о своем. Не заметили, как спустя минут пятнадцать оказались во внутреннем дворике с палисадником двухэтажного, чудом уцелевшего дома. Первым хозяина встретил возле дома рыжий пес, но без всякой радости. По-видимому, прочел во взгляде Ганса (так звали пленного) прощальные нотки и, лишь пару раз пошевелив хвостом, улегся у стены. Подошли к двери. Чувство тревоги заставило биться сердце Виктора чаще.

«Зачем мне все это? Почему смалодушничал и поддался на уговоры этого.… А если здесь засада?» – подумал солдат. Но уже было поздно: дверь отворилась, и навстречу выбежал рыжеволосый мальчишка, который сразу же вцепился в руку фрица. Он стал что-то очень громко объяснять, но, увидев Виктора, замолчал, потупившись в пол. Немка, державшая на руках малышку лет трех-четырех, испуганно посмотрела на русского солдата и, не понимая, что происходит, медленно подошла к немцу. Наступила такая тишина, что было слышно тиканье часов в соседней комнате. Безмолвие прервала маленькая девчушка: вырвавшись из объятий матери и широко улыбаясь, подбежала к Виктору, как бы спрашивая своими, небесного цвета, глазенками: «Ты кто такой? Как зовут тебя?»

«У моей Катеньки такие же глазенки», – подумал Виктор. И, уже не помня себя, потянулся к ней на мгновенье, забыв обо всем. Малышка, сунув ему маленький кусочек печенья, что жевала сама, сразу же убежала. Сердце солдата сжалось от боли. Он молча вышел, трясущимися руками достал из портсигара самокрутку, в надежде хоть немного успокоиться, закурил. На него с грустью смотрел уже знакомый пес. На душе скребли «кошки».

— Проклятая война, – вслух произнес Виктор. – Ведь дети в чем виноваты? И как объяснить этой голубоглазой малышке, что мне было приказано расстрелять ее отца? И прав ли был командир, отдавший такой приказ? – спрашивал он себя снова и снова, и, сжав печенюшку в руке, направился к выходу. И так погрузился в раздумье, что не услышал, как к нему приблизился немец. Тот, простившись со своей семьей и, согласно уговору, был готов умереть. И как показалось Виктору, настроение у немца улучшилось. «По-видимому, еще чувствует на себе тепло объятий своих детей и жены», – подумал солдат.

— Hans kaput, Hans kaput, – произнес почти радостно пленный, и быстрым шагом направился к выходу.

— Да не рви же ты мне душу, сволочь фашистская. Откуда ты взялся на мою голову? Живи, чтоб тебе!.. – выругался Виктор и, махнув рукой, быстро поспешил прочь…

«Убивать на войне, когда видишь гибель своих товарищей – одно. Но чтобы вот так, без суда и следствия, к тому же пленного, рука не поднимется, – возмутился прошедший всю войну солдат. Пусть это останется на моей совести, но приказ командира я выполнять отказываюсь, а там будет видно…»

После, конечно, были слезы и слова благодарности, были оправдания Ганса в том, что он-то и войны не видел, так как прослужил в тылу архивариусом в историческом музее, где и был арестован. Виктор в свою очередь объяснил, что не исполнил приказ лишь потому, что у самого остались в тылу жена и двое детей, и скоро он так же сможет их обнять и расцеловать. И уже своя дочурка сможет угостить его чем-то вкусным.

— Вот, возьми своей Катюше. Это любимая игрушка нашей дочери, – сказала жена Ганса, протянув Виктору маленькую голубоглазую куклу, – пусть Господь хранит тебя и твою семью, – вытирая слезы, произнесла немка.

Вот с той куклой, раненый и седой, вернулся солдат домой. А поскольку жена Наталья в начале войны переехала к Прасковье Степановне, ее бабушке по материнской линии, то Виктор сразу же туда и направился. Казалось, летел на крыльях. Раненое сердце солдата, предвкушая встречу со своими родными, невыносимо ныло.

«Отчего же так тревожно и больно? — спрашивал себя Виктор. – Что предсказывает сердце?» И тут же успокаивал себя: мол, что оно, глупое, предсказать может? И ускорив шаг, поспешил навстречу неизвестному, напевая себе под нос прицепившуюся, как назойливая муха, песню.

— Вот эта улица, вот этот д… – на этом слове песня, которую напевал Виктор, оборвалась.

На месте дома была огромная воронка, давно поросшая травой. Семья Виктора погибла… Прошло время. Жизнь потихоньку налаживалась – наш герой женился во второй раз. Родились дети, которых он назвал теми же именами – Степаном и Екатериной. И все бы ничего. Вот только кукла немецкой девчушки, подаренная немкой, мысленно возвращала Виктора в то далекое военное время. И тогда он в очередной раз задавался одним и тем же вопросом: оправданным ли был его поступок? И так и не находил ответа.

Материал для публикации на сайте www.world-war.ru прислала Галина Билоконь.