Жестокие мучения и истязания выпали на долю и других участников подкопа. Досталось и тем, кто даже не подозревал о готовящемся побеге. Как я узнал впоследствии, в лагере был установлен еще более жестокий режим. Военнопленные мужественно переносили все невзгоды и бури. Теперь все знали, что при желании и упорстве можно найти путь к побегу.

Работаем с утра до позднего вечера. Ноги гудят. Снимаем картины со стен... Обычного чувства трепета перед шедеврами нет, хотя "Данаю" заворачиваем нарочито медленно. Скорее, скорее все это убрать! Внизу скульпторы что-то упаковывают в ящики. По залам всюду Орбели. С каждым днем бригада художников редеет. Пустой Эрмитаж похож на дом, из которого вынесли покойника.

На наших небольших перенаселенных островах очень мало обширных отрытых пространств, которые мы могли бы отвести для возведения новых городов. До сих пор нам приходилось главным образом расчищать площади, уже застроенные зданиями, которые либо пришли в ветхое состояние, либо разрушены германскими бомбардировщиками.

Обещая «угнетенным» советским народам свободу от любых форм «русификации» и даже государственную независимость, немцы в обмен создавали из местного населения (украинцев, русских, белорусов, литовцев и латышей) карательные отряды для борьбы с партизанами. Впрочем, эффективность их оказалась низкой.

Немцы проснулись и увидели, где мы лежим, потому что выстрел выдает стрелка. Они ответили на наш огонь, и оказалось, что у них на высотке четыре пулемётных гнезда… Немцы стали выбивать наших. Вот я слышу, слева от меня застонал один, где-то через три человека застонал другой, застонали там и там.

В первые дни блокады умерли самые сильные и здоровые. Именно им оказалось сложнее всего переносить муки голода. Всё, что ценилось раньше, перестало быть главным. Хлеб заслонил собой всё. Серебряный кубок с дарственной надписью «А. И. Куприн Катюше в день свадьбы» обменяли на две буханки хлеба. Котиковую шубу продали за 12 кг пшена и были счастливы.

Дело в том, что снайпер-тунгус был очень скромным человеком. О его первом подвиге на Валдайских высотах (об уничтожении восьми немцев), его расспрашивали с пристрастием, не особо веря показаниям маленького скуластого сапера. Это недоверие глубоко запало в его душу. В конце концов, он бил врага не ради отчетности.

Нас погнали в пересыльную камеру. Там уже были заключенные из других камер и этажей, из изоляторов и карантина. Те, что отсидели в Павяке год, думая, что о них уже совсем позабыли в гестапо, и те, что прибыли всего месяц назад, с еще не угасшим в душе чувством свободы. На них еще видны следы загара, следы солнца, которого в камерах Павяка нет и в помине.

Все знали, что надо идти воевать, что все воевать будем, и, скорей всего, эта война будет именно с Германией – все пакты, договоры – но воевать придется и именно с Германией. Поэтому готовились к этой войне по-настоящему. Четыре значка: «Готов к труду и обороне», «Готов к противовоздушной обороне», «Ворошиловский стрелок» и т.д.

В рамках празднования 70-летия разгрома немецко-фашистских войск в Заполярье и освобождения Северной Норвегии в коммуне Сёр-Варангер пройдет ряд совместных российско-норвежских мероприятий, рассказал генеральный консул России в Киркенесе Михаил Носков, кстати, принимавший самое активное участие в их подготовке и оказавший неоценимую помощь нашей акции.

Мы, бывшие заключенные Ясеновца, поняли еще в сороковые военные годы, что для наших врагов все мы «лагерники», лагерная нация. Наши военные «союзники» покажут нам и в 1944, и 1989-1999 годах, что для них мы народ, историю которого характеризирует лагерь, а не освободительные восстания и военные победы.

Было темно, но вдруг я увидела, что сижу в телеге, которую везёт лошадка. Я помню это, как будто это было вчера, да и самое непонятное и удивительное, что я всё понимала и лошадь была не в новинку, понимала, что мне надо жить теперь. Окружающих людей я, как будто и не видела. Но они были.

Это теперь, когда у меня выросли двое детей, выросли не без трудностей, но совершенно в несравнимых с тем временем условиях, мне ещё более стал понятен весь ужас нашего блокадного бытия, и тяжесть, которая легла тогда на плечи моей мамы. Нет света, нет воды, нет дров, не работает канализация, нет сил от голода и нет помощников – одна, всё сама.

Мой дедушка Николай Федорович Пупышев построил санаторий, который назвал «Надеждино». До наших дней остался дом для мужчин в виде замка и парк, а семейный дом сгорел. От прежних владельцев, как мама рассказывала, осталась часть чугунной ограды с первоначальным названием «Надеждино». Сразу после революции санаторий получил новое имя.

Весной 1975 годa моя мaть тяжело зaболелa, я положил ее в одну из московских клиник, a чтобы ей было чем зaнять себя в тягостной aтмосфере больничной жизни, попросил, чтобы онa нaписaлa нечто вроде воспоминaний о том, кaк мы жили до войны, во время эвaкуaции и в послевоенные годы.

Хотя британская армия не была обеспечена дорогостоящими видами тактического вооружения, которых требовали её выдающиеся военные теоретики, её подготовка строилась на здоровой основе, источником которой были фуллеровские принципы. Следовательно, коль скоро она получила надлежащее вооружение, её боевые действия полностью подтвердили правильность методов ее подготовки.

Свобода быть эгоистом и заботиться только о себе, свобода делать то, что хочешь, не считаясь с окружающими, свобода обижать и обижаться, свобода считать себя правым, а несогласных заносить в список врагов и не признавать их полноценными людьми.

Марш пленных немцев по Москве (также «Парад побеждённых», «Большой вальс») состоялся 17 июля 1944 года. Колоннами по Садовому кольцу и другим улицам столицы прошли около 57 000 немецких солдат и офицеров, в основном захваченных в плен в Белоруссии войсками 1-го, 2-го и 3-го Белорусского фронтов.

Откуда-то из гущи деревьев полетела в нашу сторону цветная ракета, указывая, где скопились бойцы. И тут же на них, стоявших в тесном построении, посыпались мины. Произошло непоправимое — командир полка не выставил боевого охранения! На глазах у противника собрал остатки полка, которые попали под точный минометный огонь. Хорошая речь и плохие действия командира.

Отец Лука был наиболее ярким и последовательным православным полемистом, выступавшим против коммунистической идеологии. Он посвятил этому вопросу ряд статей, диссертацию, проповеди и лекции. «В то время эти труды стали самой серьезной и аргументированной критикой материалистической философии».