Я приказал замаскировать машины группы D под машины для жилья. Эти машины настолько приобрели известность, что их не только официальные лица, но и гражданское население называли «душегубками», лишь только появилась одна из таких машин.
Я приказал замаскировать машины группы D под машины для жилья. Эти машины настолько приобрели известность, что их не только официальные лица, но и гражданское население называли «душегубками», лишь только появилась одна из таких машин.
В исключительно тяжелом положении находилось водоснабжение города к началу 1942 г. Топливные запасы иссякли уже в конце 1941 г., начались перебои в подаче электроэнергии, отключения доходили до 20 раз в сутки. 25 января 1942 г. была полностью прекращена подача электроэнергии всем водопроводным станциям, причем на Главной станции перерыв длился 36 часов, а на Южной и Петроградской станциях...
В исключительно тяжелом положении находилось водоснабжение города к началу 1942 г. Топливные запасы иссякли уже в конце 1941 г., начались перебои в подаче электроэнергии, отключения доходили до 20 раз в сутки. 25 января 1942 г. была полностью прекращена подача электроэнергии всем водопроводным станциям, причем на Главной станции перерыв длился 36 часов, а на Южной и Петроградской станциях...
Мне предстояло вскоре стать военнослужащим № 3631-9558. Считалось, что провожать солдата на войну — мужское дело; это произносилось с улыбкой, по-другому папа этого не говорил. Сознавая себя призывником, я был в неплохом настроении. Пожалуй, тот период был не самым подходящим для вступления в армию, но лично мне было уже пора.
Как необученных, отбирают большую группу, садят в хорошо оборудованные теплушки – и в Закавказье. Там еще переход в 300 км к турецкой границе, в Ахал-Цих, где 30 лет назад служил и мой отец. 100 дней учебы, тренировок, ночных бросков – мы радисты. Меня произвели аж в старшие сержанты – командиром отделения своих...
В исключительно тяжелом положении находилось водоснабжение города к началу 1942 г. Топливные запасы иссякли уже в конце 1941 г., начались перебои в подаче электроэнергии, отключения доходили до 20 раз в сутки. 25 января 1942 г. была полностью прекращена подача электроэнергии всем водопроводным станциям, причем на Главной станции перерыв длился 36 часов, а на Южной и Петроградской станциях...
В исключительно тяжелом положении находилось водоснабжение города к началу 1942 г. Топливные запасы иссякли уже в конце 1941 г., начались перебои в подаче электроэнергии, отключения доходили до 20 раз в сутки. 25 января 1942 г. была полностью прекращена подача электроэнергии всем водопроводным станциям, причем на Главной станции перерыв длился 36 часов, а на Южной и Петроградской станциях...
За то, что он в учебное время собирал оставшуюся в поле картошку, отправили на фронт - в самое пекло, на Курскую дугу. Вспоминая войну, Иннокентий Михайлович всегда подчеркивал: «Не верьте, что на войне не страшно, это страшно всегда. А храбрость состоит в том, что тебе страшно, а ты должен преодолеть животный ужас и идти вперед, и ты это делаешь».
За то, что он в учебное время собирал оставшуюся в поле картошку, отправили на фронт - в самое пекло, на Курскую дугу. Вспоминая войну, Иннокентий Михайлович всегда подчеркивал: «Не верьте, что на войне не страшно, это страшно всегда. А храбрость состоит в том, что тебе страшно, а ты должен преодолеть животный ужас и идти вперед, и ты это делаешь».
За то, что он в учебное время собирал оставшуюся в поле картошку, отправили на фронт - в самое пекло, на Курскую дугу. Вспоминая войну, Иннокентий Михайлович всегда подчеркивал: «Не верьте, что на войне не страшно, это страшно всегда. А храбрость состоит в том, что тебе страшно, а ты должен преодолеть животный ужас и идти вперед, и ты это делаешь».
Выйдя в открытое море, мы увидели огромный столб дыма и горящий фрегат. Носовая часть у него была оторвана. Огонь охватил не только смертельно раненый корабль, но и море вокруг него. Наш катер приблизился к фрегату. Несколько человек на кормовых надстройках размахивали в отчаянии руками, взывая о помощи. Но спасти их было нельзя.
Выйдя в открытое море, мы увидели огромный столб дыма и горящий фрегат. Носовая часть у него была оторвана. Огонь охватил не только смертельно раненый корабль, но и море вокруг него. Наш катер приблизился к фрегату. Несколько человек на кормовых надстройках размахивали в отчаянии руками, взывая о помощи. Но спасти их было нельзя.
Выйдя в открытое море, мы увидели огромный столб дыма и горящий фрегат. Носовая часть у него была оторвана. Огонь охватил не только смертельно раненый корабль, но и море вокруг него. Наш катер приблизился к фрегату. Несколько человек на кормовых надстройках размахивали в отчаянии руками, взывая о помощи. Но спасти их было нельзя.
Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»
Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»
Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»
Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»
Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»
Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»
Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»
Реальность такова, что человеку порой хочется ущипнуть себя, проверить: я ли это, не сплю ли я, со мной ли это происходит? Но это ты, ты — и деваться некуда от правды. Твоя, а не чья-то жизнь оканчивается, почти окончилась в шестнадцать, в каких-то шестнадцать лет! Юра то уклоняется, прячется от этих мыслей, от очевидности, то вдруг бросается навстречу...
Проголосовали: 7 559
Loading ... Loading ... Loading ... Loading ...
