Мама была верующей женщиной, вместе с ней я, тринадцатилетний подросток, присутствовал в Новороссийске на пасхальной службе в церкви Успения Пресвятой Богородицы 25 апреля 1943 года. Каюсь, не всю службу, а только до второго артналета. Моя мама находилась в церкви до самого конца и обмывала раненых, оказывала им первую помощь.

Мама была верующей женщиной, вместе с ней я, тринадцатилетний подросток, присутствовал в Новороссийске на пасхальной службе в церкви Успения Пресвятой Богородицы 25 апреля 1943 года. Каюсь, не всю службу, а только до второго артналета. Моя мама находилась в церкви до самого конца и обмывала раненых, оказывала им первую помощь.

Мама была верующей женщиной, вместе с ней я, тринадцатилетний подросток, присутствовал в Новороссийске на пасхальной службе в церкви Успения Пресвятой Богородицы 25 апреля 1943 года. Каюсь, не всю службу, а только до второго артналета. Моя мама находилась в церкви до самого конца и обмывала раненых, оказывала им первую помощь.

Мама была верующей женщиной, вместе с ней я, тринадцатилетний подросток, присутствовал в Новороссийске на пасхальной службе в церкви Успения Пресвятой Богородицы 25 апреля 1943 года. Каюсь, не всю службу, а только до второго артналета. Моя мама находилась в церкви до самого конца и обмывала раненых, оказывала им первую помощь.

Музыка Римского-Корсакова служит нам проводником. Слушая её, растёт наш интерес к современной советской музыке. Особенно заметным стало это в последние несколько лет, когда мы познакомились с новейшими произведениями советских композиторов. Трудно достать ноты, но здесь, в Англии, советская музыка имеет внимательных и горячо заинтересованных слушателей.

Музыка Римского-Корсакова служит нам проводником. Слушая её, растёт наш интерес к современной советской музыке. Особенно заметным стало это в последние несколько лет, когда мы познакомились с новейшими произведениями советских композиторов. Трудно достать ноты, но здесь, в Англии, советская музыка имеет внимательных и горячо заинтересованных слушателей.

Музыка Римского-Корсакова служит нам проводником. Слушая её, растёт наш интерес к современной советской музыке. Особенно заметным стало это в последние несколько лет, когда мы познакомились с новейшими произведениями советских композиторов. Трудно достать ноты, но здесь, в Англии, советская музыка имеет внимательных и горячо заинтересованных слушателей.

Музыка Римского-Корсакова служит нам проводником. Слушая её, растёт наш интерес к современной советской музыке. Особенно заметным стало это в последние несколько лет, когда мы познакомились с новейшими произведениями советских композиторов. Трудно достать ноты, но здесь, в Англии, советская музыка имеет внимательных и горячо заинтересованных слушателей.

Как снять часового, если командир выбыл? Вспоминаю устав строевой службы – можно снять со знаменем части. Спрашиваю писаря: «У нас знамя есть?» – «Лежит где-то на печке». Достали знамя, стряхнули паутину. Но к знамени полагаются ассистенты! Командую писарю: «Бери автомат, захвати у крыльца часового – и за мной».

Как снять часового, если командир выбыл? Вспоминаю устав строевой службы – можно снять со знаменем части. Спрашиваю писаря: «У нас знамя есть?» – «Лежит где-то на печке». Достали знамя, стряхнули паутину. Но к знамени полагаются ассистенты! Командую писарю: «Бери автомат, захвати у крыльца часового – и за мной».

Как снять часового, если командир выбыл? Вспоминаю устав строевой службы – можно снять со знаменем части. Спрашиваю писаря: «У нас знамя есть?» – «Лежит где-то на печке». Достали знамя, стряхнули паутину. Но к знамени полагаются ассистенты! Командую писарю: «Бери автомат, захвати у крыльца часового – и за мной».

Не могу сказать, что помню себя от рождения, как Л.Н. Толстой, но с начала войны детская память сохранила на удивление многое. Помню, например, как воет сирена и мы с мамой вместе с другими людьми спускаемся в подвальное бомбоубежище в нашем доме. Моя мама окончила медицинский институт, и не мобилизовали ее только из-за моего малолетства.

Не могу сказать, что помню себя от рождения, как Л.Н. Толстой, но с начала войны детская память сохранила на удивление многое. Помню, например, как воет сирена и мы с мамой вместе с другими людьми спускаемся в подвальное бомбоубежище в нашем доме. Моя мама окончила медицинский институт, и не мобилизовали ее только из-за моего малолетства.

Не могу сказать, что помню себя от рождения, как Л.Н. Толстой, но с начала войны детская память сохранила на удивление многое. Помню, например, как воет сирена и мы с мамой вместе с другими людьми спускаемся в подвальное бомбоубежище в нашем доме. Моя мама окончила медицинский институт, и не мобилизовали ее только из-за моего малолетства.

Впервые за всё время войны более тысячи четырёхмоторных британских бомбардировщиков действовало над Европой в течение одной ночи — с 15 на 16 марта. Они сбросили более 3 000 тонн бомб. Большая часть этого груза досталась Штутгарту, остальные бомбы были сброшены на Мюнхен и различные объекты в северо-западной Германии.

Впервые за всё время войны более тысячи четырёхмоторных британских бомбардировщиков действовало над Европой в течение одной ночи — с 15 на 16 марта. Они сбросили более 3 000 тонн бомб. Большая часть этого груза досталась Штутгарту, остальные бомбы были сброшены на Мюнхен и различные объекты в северо-западной Германии.

Впервые за всё время войны более тысячи четырёхмоторных британских бомбардировщиков действовало над Европой в течение одной ночи — с 15 на 16 марта. Они сбросили более 3 000 тонн бомб. Большая часть этого груза досталась Штутгарту, остальные бомбы были сброшены на Мюнхен и различные объекты в северо-западной Германии.

Мы утром брали хлеб на две карточки, днем еще на две, а вечером на остальные; утерпеть, чтобы сразу же не съесть полученный хлеб, было невозможно. Правда, была еще одна «отдушина» – в столовой в Сельхозинституте на студента полагалась тарелка «баланды»; а так как в институт мало кто ходил, то вечером можно было взять сколько угодно порций (кажется, по...

Мы утром брали хлеб на две карточки, днем еще на две, а вечером на остальные; утерпеть, чтобы сразу же не съесть полученный хлеб, было невозможно. Правда, была еще одна «отдушина» – в столовой в Сельхозинституте на студента полагалась тарелка «баланды»; а так как в институт мало кто ходил, то вечером можно было взять сколько угодно порций (кажется, по...

Мы утром брали хлеб на две карточки, днем еще на две, а вечером на остальные; утерпеть, чтобы сразу же не съесть полученный хлеб, было невозможно. Правда, была еще одна «отдушина» – в столовой в Сельхозинституте на студента полагалась тарелка «баланды»; а так как в институт мало кто ходил, то вечером можно было взять сколько угодно порций (кажется, по...