Небо в Огне

После боев в районе монгольской реки Халхин-Гол наш полк перелетел в Забайкалье и в 1940-41 годах дислоцировался в районе станции Борзя. Здесь мы сдали своих «боевых коней» — самолеты СБ-2 и некоторое время были «безлошадными».

Началась Отечественная война, мы все стремились на фронт. Однако наш полк расформировали. Часть экипажей перевели на освоение штурмовиков (ИЛ-2), а часть – на овладение новой машиной – ПЕ-2 (конструктор В.М. Пятляков) пикирующий бомбардировщик, запущенный в 1940 году в производство на ряде авиазаводов. В годы войны ПЕ-2 стал основным фронтовым скоростным пикирующим бомбардировщиков. Их было около 11,5 тысяч штук.

Весной 1942 года нас, пикировщиков, отправили на запад. По пути следования часть экипажей была направлена в Казань, где изготовлялись ПЕ-2, другая — в Уральск. На новом месте продолжалось теоретическое изучение матчасти и техники действия, возможностей новой машины. Наконец, и у нас появились три долгожданных самолета, из них два учебных. Все пилоты набросились на них для знакомства, ощупывая каждую доступную деталь. А машина была действительно интересная и необычная по многим конструкторским решениям, особенно, по своему главному боевому применению-пикированию, не испытанному еще ни кем из нас.

Экипаж ПЕ-2 состоял из трех человек-пилот, штурман и стрелок, защищающий заднюю полусферу. Самолет имел 2 мотора, мощностью под 1100 л.с. каждый, скорость до 540 км./час, высотность около 10000 м., дальность полета до 1200 км., способен нести до 1000 кг. бомб. Для борьбы с истребителями противника и штурмовых операций на борту самолета было 5 пулеметов. Особую радость экипажам доставляли многочисленные приборы, отличное внутреннее переговорное устройство и, рация, позволяющая держать устойчивую речевую и кодовую связь между самолетами, с ведущими, с командным пунктом, получать своевременную информацию об обстановке в воздухе, указания на перенацеливание, по тактике действия и другие сигналы. При всех этих достоинствах машины, да и сами достоинства, от экипажа требовалось большое напряжение в освоении возможностей самолета, более высокого уровня пилотирования. Таким образом, и самолеты и экипажи подготавливались к боям одновременно.

Костяк эскадрилий составляли летчики и штурманы, имевшие опыт боев на Халхин-Голе. Затем стала прибывать молодежь из училищ, новички с небольшим «налетом». Вскоре выехавшие в Казань наши товарищи вместе с перегонщиками и инструкторами по технике пилотирования доставили 14 машин, а затем почти ежедневно прибывали по 7-10 самолетов. Закипела настоящая работа: изучение матчасти, учебные, вывозные вылеты, полеты на полигон, на бомбометание и штурмовку, овладение слетанностью, борьбой с истребителями противника, перестроением в воздухе и т.д. После первых пикирований многие, вылезая из кабины, держались за спину, так как при сбросе бомб и выводе из пике летчика и штурмана так вжимало в сиденье, что темнело в глазах и похрустывал позвоночник.

Мы получили штатное количество самолетов, полк был доведен до четырех единиц эскадрильного состава, на аэродроме стало тесновато, с раннего утра до темноты проводились напряженные полеты, все чаще над аэродромом появлялись немецкие самолеты-разведчики. Объявлялись тревоги. Летчики и техники рвались на фронт. Но командование, поддерживая их порыв, не спешило, и все усилия экипажей направлялись на овладение машиной, техникой пилотирования, умение преодолевать большие физические нагрузки и даже перегрузки. Когда, по оценке командования, подготовка экипажей была признана достаточной, а все более разгорающиеся бои под Сталинградом настоятельно требовали авиационной поддержки, настал и наш черед. В начале сентября 1942 года часть техперсонала отбыла на место нового базирования, чтобы подготовить условия для приема полка.

11 сентября 1942 года полк был поднят по тревоге. Экипажи заняли свои места, прогрели моторы и ждали команды на взлет, а командиры эскадрилий получали последние инструктажи у командира полка. Наконец, все в машинах. Взвилась в воздух зеленая ракета, и в соответствии с графиком одна за другой начали взлет эскадрильи, собираясь каждая в своем секторе, а затем в кильватерном строю полк взял курс на юго-запад. Прощай, Уральск! Спасибо за гостеприимство!

Выдерживая взятый курс, мы вскоре увидели на горизонте столб черного дыма. Как выяснилось, немецкие войска прорвались к городу, бои завязались на его окраинах. Фашистская авиация, господствовавшая в это время в воздухе, наносила удары не только по войскам Красной Армии в черте города, по переправам через Волгу, но и пыталась дезорганизовать наш тыл, нанося удары по войскам и базам, находящимся на левом берегу реки и в районе Ахтубы. Именно здесь мы должны были дислоцироваться. На подходе к Ахтубинску нас встретили наши истребители, эскортировали до аэродрома и прикрывали при посадке, а затем ушли на свой аэродром. К тому же у них было на исходе горючее.

Приземлились мы на левом берегу Волги, на аэродроме около г.Ахтубинска, примерно в 150 километрах от Сталинграда. Не успели мы рассредоточиться и замаскироваться, как появились немецкие самолеты, и началась бомбежка. Наш экипаж бросился к замеченным щелям, но не успели добежать, как стали падать бомбы. Летчики рухнули на землю, уткнулись носами в пожухлую траву, нас подбрасывало при взрывах вместе с землей и било комьями земли. Тоскливо быть беззащитным и беспомощным, чтобы преодолеть это состояние, командир экипажа Саша Чичель, крикнул: «К черту страусиную позу! Давайте смотреть смерти в глаза», и приказал: «Ложись на спину!» Бодрости, увы! Не прибавилось: фронтовики могут подтвердить, когда видишь, как от вражеских самолетов отрываются и идут к земле бомбы, то кажется, что каждая из них обязательно попадет в тебя. Но эта пытка продолжалась недолго. Фашистские самолеты сами подверглись атаке советских истребителей из дивизии ПВО (как мы потом узнали, ее командиром был наш соратник по боям на Халхинн-Голе, тогда зам.комэска, лейтенант, а теперь полковник, И.И. Красноюрченко). Истребители сбили два немецких бомбардировщика, остальные улетели восвояси.

Мы поднялись было с земли, чтобы оглядеться: горел один наш самолет и две автомашины, но в это время из облака вывалился немецкий двухкилевой самолет (прозванный «рамой», дал очередь из своего стрелкового оружия и сбросил какой-то большой черный предмет, который с адским, на все регистры, свистом, визгом, воем падал, кувыркаясь в воздухе, в центр аэродрома. Все вновь попадали на землю. Раздался сильный удар упавшего предмета, свист и вой сразу прекратились, но взрыва не последовало. А ждать взрыва, мягко говоря, — занятие скучноватое! Не дождавшись взрыва, начали осторожно поднимать головы и увидели, что недалеко от упавшего предмета лежит человек, который, тоже оглядевшись, начал вставать, и тогда мы узнали в нем инженера полка И.И.Бокова. Невольно подумалось: «Как сейчас рванет, и останется от нашего Ильи Ивановича одно воспоминание». А он тем временем, к нашему удивлению, подошел к немецкому «гостинцу», пнул его сапогом, сел на него и закурил. Мы решили, что Боков по-просту «рехнулся». А он затянувшись пару раз и увидев наши головы на вытянутых шеях, крикнул: «Ребята, идите-ка сюда, посмотрите какой «подарок» нам сбросил фриц!». Видя его нормальное поведение и слыша связную речь, мы осторожно поднялись, подошли ближе и увидели вместо бомбы пустую бочку из-под бензина, в которой были просверлены различного диаметра отверстия, через которые при падении с силой вырывался воздух, а сама бочка при этом являлась мощным резонатором. Создаваемая летящей бочкой какафония звуков была рассчитана на обескураживающее морально-психологическое воздействие, в этих же целях немцы сбрасывали потом и рельсы, которые, резонируя, производили выворачивающие душу звуки.

Ознакомившись с немецким «подарком», мы бросились маскировать свои самолеты, тушить возникшие пожары, а затем обустраиваться и готовиться к боевым вылетам. Одним словом, фронтовая жизнь началась вместе с приземлением. К вечеру основные проблемы обустройства на фронтовом аэродроме были в основном решены, летный состав был собран для ознакомления с обстановкой.

Начальник штаба полка рассказал, что наш полк входит в состав 270-й бомбардировочной дивизии (командир полковник А.С. Егоров), входящей в состав 8-й воздушной армии (командующий генерал Т.Т. Хрюкин), а сотрудничать в боевых операциях нам, очевидно, придется с летчиками 102-й истребительной дивизии ПВО И.И. Красноюрченко. Мы узнали, что наши войска ведут тяжелейшие бои уже в самом городе на ограниченном пространстве правого берега Волги. Учитывая, значение обороны Сталинграда, Ставка Верховного Главнокомандования делала максимум возможного для усиления наземных и воздушных сил. В телеграмме И.В.Сталина от 3 сентября, адресованной Г.К.Жукову, указывалось: «…Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации мало». За время боев только в наш полк приходило несколько раз пополнение, и он был доведен снова до 4-х эскадрилий. В 8-ю воздушную армию только в течение месяца было направлено 10 авиаполков. Сталинграду помогала вся страна. По почину тамбовских колхозников по стране развернулся массовый добровольный сбор средств на покупку боевой техники для передачи ее Красной Армии. За годы войны на добровольные средства трудящихся было передано действующей армии 2565 боевых самолетов, тысячи танков и других видов боевой техники. Частичкой этого потока сил народа, идущих на защиту Сталинграда, оказался и наш полк.

Уже на другой день, на рассвете мы были подняты по тревоге, получили краткие указания и заняли места в кабинах. Зеленая ракета — и мы пошли на взлет. Собравшись поэскадрильно в сопровождении истребителей прикрытия пошли на Сталинград. На подходе к Волге мы были встречены истребителями противника, с которыми вступили в схватку сопровождавшие нас истребители, мы же упорно продвигались к городу. Перелетели горящую в ряде мест Волгу и увидели на земле подлинно кромешный ад-огонь, дым, пыль, взрывы и т.д. Оказавшись над Сталинградом, невольно подумалось: «Не дай, Бог, оказаться в этом аду!» (а это могло случиться ежесекундно от нападения истребителей врага или его зенитного огня). А каково-то тем ребятам, что находились на земле, в этом аду? Оказывается, в этот день, 12 сентября, немцы, выполняя приказ вермахта стремились ворваться в город и выйти к Волге. («12 сентября верховное командование вермахта вновь потребовало от командующего группой «Б» в кратчайший срок, не считаясь с потерями, овладеть Сталинградом… Штурм Сталинграда немецко-фашистские войска начали утром 13 сентября»). Отбомбившись по поставленным целям, мы сделали по два штурмовых удара из стрелкового оружия по фашистской пехоте и танкам, стараясь сорвать их атаки.

Вернувшись на свой аэродром, мы не досчитались четырех самолетов, сбитых вражескими истребителями и зенитным огнем. После небольшой передышки, короткого обеда, в то время, когда технический персонал латал пробоины на самолетах, заправлял их горючим, пополнял магазины пулеметов, подвешивал бомбы, мы снова заняли места в машинах. Однако на некоторое время пришлось их покинуть, так как снова был налет немецких бомбардировщиков. Они зажгли один самолет, автомашину и хотя незначительно, но повредили взлетно-посадочную полосу. Когда последствия этого налеты были устранены, мы снова поднялись в воздух и вновь — курс на горящий город. На этот раз бомбили позиции немцев в районе Тракторного завода. В результате атак фашистских истребителей и зенитного огня, вернувшись на базу, мы не досчитались еще пяти самолетов. Только за один день мы потеряли девять самолетов и экипажей.

После этих вылетов чувствовалась неимоверная физическая и нервная усталость от пережитого напряжения. Летчики были мокрыми от пота. Да это и не удивительно. Ведь каждый боевой вылет, особенно в условиях боев в Сталинграде, по своему напряжению, психологической нагрузке можно сравнить разве что с рукопашной атакой, ну а тот, кто в нее ходил, тот знает, что это такое, и каким бывает состояние и самочувствие у оставшихся после боя в живых. И так почти каждый день. Если позволяла погода — по два-три вылета. Постепенно стали привыкать и к таким нагрузкам, однако каждый раз больше переживали за тех, кто не вернулся на свой аэродром, а на столе, где невернувшиеся сидели за обедом или ужином, ставили стаканы с водкой, покрытые куском черного хлеба.

Но случались и еще более тяжелые дни, например, 15 октября, когда на узком участке фронта в районе Сталинградского тракторного завода противник прорвал нашу оборону и вышел к Волге. На земле и в воздухе творилось что-то невероятное. От нашего полка осталось немного, и нас направили на пополнение за озеро Эльтон. Ожесточеннейшие бои шли также 11 ноября, когда фашисты предприняли последнюю попытку овладеть городом и прорвались к Волге в районе завода «Баррикады». В эти дни, несмотря на наступление холодов, снегопадов (а зима в том году наступила рано), нам было жарко: в день по несколько вылетов. Снова наш изрядно потрепанный полк, потерявший более половины машин и экипажей (а все члены нашего экипажа получили ранения), отправили для пополнения и отдыха на одну из площадок за озером Эльтон. В течение двух недель мы получили новые машины, отдохнули, подлечились, пополнились до штатного состава и перебазировались на аэродром в районе Капустина Яра, ближе к месту боев. К этому времени наша истребительная авиация ликвидировала превосходство немцев в воздухе. Стало полегче, а полученная в Капустине Яре площадка была более благоустроена, были даже теплые землянки.

В одном из вылетов наш самолет подбили зенитки и мы едва дотянули до своего аэродрома. Погиб стрелок, наш боевой друг Сережа Голубев. В течение трех дней машину ремонтировали и мы были «безлошадными». У нас появился новый стрелок, и экипаж укомплектовался. Всем удалось всласть, да еще в теплой землянке, выспаться. Затем все началось сначала.

В ноябре и у нас, и у немцев появился еще один противник — зима с ее морозами, метелями, снегами, туманами. Вернувшись на аэродром измотанный, порой, несмотря на холод, мокрый от пота, испытываешь неодолимое желание сбросить напряжение, вздремнуть хотя бы полчасика. Однако в землянках не всегда было место. И тогда те из авиаторов, кто несколько лет служили в Сибири, Забайкалье, Монголии адаптировались к суровой зиме, пока технари готовили самолет к новому вылету, откатывали воротник комбинезонов, прятали руки в перчатки и прямо под крылом машины ложились на брезентовый чехол самолета, мгновенно проваливаясь в глубокий сон. Молодому организму в такой ситуации порой достаточно 25-30 минут сна, и напряжение снимается. Ну, а если появится кружка горячего чая (расстарается кто-то из технарей или работников батальона аэродромного обслуживания (БАО)), то и жизнь становится милей. Напряжение снято, команда — и ты в кабине. Жаль было тех ребят-новичков, которые такой закалки не имели, они не умели сбросить усталость, напряжение, а потом в воздухе, да еще при пикировании, когда в глазах темнеет и позвонки похрустывают, или в схватке с атакующими немецкими истребителями, теряется реакция, запаздывают действия. Из-за этого летчики нередко погибали. Правда, наше начальство и работники БАО делали все, чтобы летный состав имел возможность отдохнуть и хорошо питаться.

Случалась и ненужная нервотрепка, например, из-за погоды.

Вспоминаются события 19 ноября 1942 г. Тогда наземные войска Юго-Западного и Донского фронтов по плану Ставки начали грандиозное наступление с целью окружения 6-й полевой и 4-й танковой армий противника, застрявших в Сталинграде. В этот день был густейший туман, видимость была нулевая, и авиация не могла помочь наземным войскам. Мы напряженно ждали команды и только когда несколько распогодилось, туман приподнялся, в бой первыми ушли штурмовики, а затем и бомбардировщики в сопровождении истребителей. Работы было много: удары по врагу в операции окружения, бомбардировки войск генерала Манштейна, пытавшихся с юга деблокировать армию Паулюса, несение воздушной разведки и т.д.

Запомнился и такой эпизод: 24 декабря на рассвете почти вся дивизия была поднята в воздух и в сопровождении истребителей взяла курс на запад, южнее Сталинграда, в тыл противника, на станицу Тацинская. Там находился огромный, оборудованный немцами аэродром, на котором базировались военно-транспортные самолеты, доставлявшие окруженной в Сталинграде 6-й армии Паулюса продовольствие, боеприпасы, горючее, медикаменты и прочее и вывозившие приближении к Тацинской часть сопровождающих нас истребителей вышла вперед и связала боем патрулирующих аэродром немецких истребителей. На самом аэродроме находилось до 2000 транспортных самолетов, готовых к вылету. Пикировщики сбросили на них бомбы и совместно с частью истребителей стали наносить штурмовые удары по зенитным установкам, самолетам, взлетно-посадной полосе и другим аэродромным объектам.

Но вот с земли был получен сигнал: подошли наши танки. Это были танкисты 24-го танкового корпуса генерала В.М.Боданова, которые совершили почти 300-километровый бросок от Богучара, уничтожив по пути более 6700 солдат и офицеров противника, перерезали железную дорогу Лихая-Сталинград, на станции Тацинская разгромили немецкий эшелон с разобранными новыми самолетами, а затем ворвались на аэродром, где перемяли гусеницами и расстреляли находившиеся там и готовые к вылету транспортные самолеты. Окруженные в Сталинграде войска Паулюса лишились воздушного моста, что еще более ухудшило их положение.

За этой операцией внимательно следили не только командование фронтов, но и Ставка. Впоследствии эту операцию и ее исполнителей высоко оценили. Наша дивизия была преобразована в 6-ю гвардейскую бомбардировочную, а позднее она получила почетное звание «Таганрогская». Бодановский танковый корпус и получил звание «Тацинский».

Выполнив свою задачу, конечно, не без значительных потерь, мы возвратились на свои базы, а затем участвовали в разгроме окруженного в Сталинграде противника. Особенно запомнился день 20 января 1943 года, когда Паулюс отверг предложение нашего командования о капитуляции, после чего было принято решение о ликвидации противника. Во второй половине января на него была обрушена вся мощь всех наших наземных и воздушных сил и, как известно, 2 февраля 1943 года фашисты в Сталинграде были вынуждены капитулировать.

Одно из величайших сражений Второй мировой войны закончилось полным разгромом сильнейшей фашистской воинской группировки (22 дивизии). Это сражение стало переломом в ходе Великой Отечественной войны, стратегическая инициатива перешла к Красной армии.

Источник: Поклонимся великим тем годам…: Воспоминания участников Сталинградской битвы. — М., 1999 с. 21-31