Глубокий танковый рейд
В победу в Великой Отечественной войне над немецко-фашистскими войсками вложили свой посильный труд и танковые войска, в частности 24-й танковый корпус.
К 23 ноября 1942 года в Сталинграде группировка противника, состоявшая из 6-й армии и части 4-й танковой армии, под командованием Паулюса была окружена. В ней насчитывалось более 300 тысяч человек. Окруженным войскам была поставлена задача удержать Сталинград в течение зимы, и гитлеровское командование принимало все меры для удержания позиций. Одновременно готовилась операция по деблокированию окруженных извне. 12 декабря, собрав танковый кулак, немецко-фашистские войска, сведенные в армейскую группу “Гот”, перешли в наступление вдоль железной дороги Котельниково – Сталинград.
51-я армия войск Сталинградского фронта, находившаяся на внешнем кольце окружения, после упорных кровопролитных боев вынуждена была под ударом противника отойти и занять оборону по северному берегу реки Аксай. На помощь ей из резерва выдвигалась 2-я гвардейская армия. Паулюс начал стягивать танковые войска в юго-западной части “котла” в районе Мариновки, имея целью нанести встречный удар изнутри и прорваться на соединение с армейской группой “Гот”, которая должна была выйти к высотам Ерико-Крепинской. Создавалась напряженная обстановка…
Наше Верховное Главнокомандование, учитывая это, решило силами Юго-Западного и Воронежского фронтов прорвать оборону противника в районе Новая Калитва – Монастырщина и ввести в прорыв четыре танковых корпуса. Цель операции заключалась в лишении противника возможности ударами извне освободить окруженные армии. Для этого Красной Армии необходимо было уничтожить все оперативные резервы и создать угрозу окружения вновь сосредоточиваемым неприятельским группировкам. Во исполнение этого решения три танковых корпуса начали наступление в направлении Богучар с задачей выйти в тыл и на фланги группы армий “Дон” и “Б”, разгромить основные силы 8-й итальянской, 3-й румынской армий, оперативной группы “Холлидт” и стремительно выйти к Тацинской и Морозовску. 16 декабря после артиллерийско-авиационной подготовки наши части (6-я, 1-я и 3-я гвардейские армии) перешли в наступление, но прорвать оборону полностью не смогли. Были привлечены к прорыву обороны противника механизированные бригады танковых корпусов даже из второго эшелона. И только к утру 17 декабря вражескую оборону удалось прорвать, и танковые корпуса без механизированных бригад были введены в прорыв. Поэтому мехдивизии отстали от своих танковых корпусов. Так начался тацинский рейд 24-го танкового корпуса. Обстановка требовала от войск быстрых и внезапных действий, высоких темпов продвижения и стремительных ударов, проявления искусства в маневре и ведении боя, а погода затрудняла эти действия. Стояла холодная и снежная зима. Снежный покров местами был больше метра, особенно в лощинах. Много неожиданностей возникало для танков в движении и маневрировании: холод, снежные заносы – все это осложняло работу экипажей танков и снижало их боеспособность. Создавались затруднения в эксплуатации танков и оружия. К стеклам приборов наблюдения и стрельбы налипал снег. Видимость из танков во время движения в колоннах и в бою была весьма ограниченна, особенно ночью. Пользоваться фарами запрещалось. Снег проникал через смотровые щели внутрь танков, забивал их и затруднял управление.
В степи было проложено много новых, не нанесенных на карту дорог, это весьма затрудняло ориентировку. Пришлось от города Богучар выделить и подготовить специальных колонновожатых из числа лучших офицеров, в помощь им разрешалось привлекать местных жителей. В целях предохранения личного состава от обмораживания, а также для очистки приборов наблюдения и стрельбы от снега приказывалось проводить через каждый час остановку. Во время больших привалов и дневок в ротах назначались дежурные из состава экипажей, которые следили за тем, чтобы температура в танке была не ниже 10 градусов Цельсия. Трудная, напряженная обстановка требовала от каждого солдата, от каждого офицера особо сознательного отношения к выполнению возложенных на них задач.
24 танковый корпус наступал по двум маршрутам и в двух эшелонах. Оперативная группа была в первом эшелоне. На танках имелся десант мотопехоты. В воздухе господствовал противник. Наша авиация изредка прикрывала движение танков до Дегтева. Чтобы скрыть наше перемещение, нам приходилось совершать длинные рейды ночью, а днем мы стремились двигаться небольшими группами, перекатами от одного укрытия к другому. За шесть дней этого стремительного наступления мы продвинулись на 240-300 километров. Несмотря на огромную усталость, успех в бою окрылял и поднимал дух бойцов. Жители освобожденных населенных пунктов с радостью встречали нас, охотно брались за лопаты, расчищали дороги, уничтожали следы гусениц, чтобы скрыть движение танков.
Люди плакали от счастья, от того, что видят снова своих бойцов, рассказывали нам о зверствах фашистов, их жестокостях и бесчеловечности, о том, что многих фашисты увезли, и никто не знал об их дальнейшей судьбе. Фашисты пытали, били прикладами мирных жителей, а тех, кто сопротивлялся, избивали до смерти или расстреливали на месте. Они лезли в погреба, подвалы, в печки – выгребали продукты, отбирали у населения теплые вещи. Все это вызывало лютую ненависть, несокрушимую силу и готовность уничтожить врага.
Фашисты стремились массированными налетам авиации задержать продвижение наших танков и вывести часть их из строя. Здесь и пригодилась тактико-строевая выучка советских танкистов. Как только вражеская авиация начинала бомбежку, командованием корпуса передавались сигналы на развертывание из колонн в линию, и движение продолжалось. Я не помню, чтобы при движении в таком порядке фашистская бомба поразила танк. Фашистские летчики для бомбежки наших танков обычно заходили сзади, но бывало всякое: они появлялись и спереди, и с фланга, и кое-где на танк сразу пикировало по два самолета.
Нашим танкам приходилось нелегко. Глубокий снежный покров затруднял маневр и вывод танков из-под прямого бомбового удара. Правда, наши механики-водители быстро освоились и научились мастерски уклоняться от бомбовых ударов противника. Командир танка Н.И. Горягин вспоминает об этом так: “Мы выводили танки из-под прямого бомбового удара прежде всего за счет внимательного наблюдения за появляющимися вражескими самолетами. Через открытый люк наблюдали за тем самолетом, который направляется или резко разворачивается на танк, а другие бомбардировщики в этот момент как будто для нас не существовали. Все внимание сосредоточивалось только на том самолете, который шел для удара по танку. Как только одна бомба или несколько отделялись от самолета, давалась команда механику-водителю, в какую сторону развернуть танк”.
За первым заходом самолетов наблюдать было проще, но за последующими очень сложно, так как немецкие летчики начинали действовать с разных направлений. Чтобы ясно видеть направление движения и полет бомб, приходилось рекомендовать почти полностью открывать люк. В этой обстановке экипажи подвергались смертельной опасности, так как немецкие летчики не только бомбили, но и стреляли из пулеметов. В памяти моей сохранился такой случай. Колонна танков 54-й танковой бригады догоняла колонну автомашин, на которой отходили немцы. Дорога спускалась в глубокую лощину у Маньково-Калитвинской. Когда наши танки начали подниматься из лощины, налетело 40 немецких бомбардировщиков. По-видимому, они имели цель в этом месте накрыть наши танки. Из-за глубокого снега танки могли идти только на малой скорости. С появлением авиации противника все наши танки перестроились в линию. Впереди был небольшой подъем, но танки шли вперед. Гитлеровские бомбардировщики сразу пошли в пикирование. От взрывов бомб содрогалась земля, осколки бомб били по броне, как крупный град по окну, и только был слышен рев моторов, треск, свист летящих бомб… Но вот бой стих. Танки продолжали идти вперед, а позади остались черные круги израненной родной земли. Немецкие самолеты снова развернулись и пошли навстречу нашим танкам. Экипажи разворачивали танки в сторону, уводя машины от прямого попадания бомб. Потерь у нас не было. Не было и ни одного остановившегося танка на открытом снежном поле. Танки продолжали двигаться. Стервятники пошли на третий заход и били из пулеметов длинными очередями. Но и на этот раз танки не понесли потерь. Только на некоторых танках имелись следы бомбежки – царапины и вмятины.
У нас сложилось твердое убеждение, что пока танк на ходу, авиация противника не так опасна, но если танк остановился, то гибель от прямого попадания неминуема. Длительная массированная бомбежка противника до предела изматывала танкистов и задерживала наше движение, но в танковых подразделениях чувствовалась та сила, которая определялась хорошей боевой выучкой, высоким моральным состоянием людей и высокими боевыми качествами наших прекрасных танков Т-34.
В пути к намеченной цели нам приходилось вести кратковременные бои, делать всевозможные обходы с фланга и в тыл противника, но мы продолжали стремительно двигаться вперед. Очень сложны были задачи боевого обеспечения: прокладывать маршруты движения, высылать сильное боевое охранение на открытые фланги, вести широкую разведку. Передовые танковые подразделения с ходу стремились ворваться в населенные пункты, обходя их частью своих сил с флангов вне дорог, уничтожая по пути противника.
Идущая вслед за передовыми танковыми подразделениями оперативная группа штаба танкового корпуса наблюдала разбитые автомашины, вокруг которых валялись убитые фашисты. А впереди виднелись пожарища: горели зажженные фашистами деревни. На старом покосившемся плетне повис молодой фашистский солдат, пытавшийся найти себе спасение. И невольно возникала мысль – что нужно было ему на донской земле?
Противник, как правило, укрывался на обочинах дорог, в сараях, отдельных строениях, не освещенных пожаром, за заборами и плетнями. В селе Алексеево-Лазовское танковый батальон с десантом под командованием командира батальона С.Ф.Стрелкова ворвался с неосвещенного фланга в горящее село и после короткого боя захватил до 100 пленных. Чем дальше мы уходили в тыл противника, тем больше возникало трудностей с отправкой пленных в тыл. В этом нам помогали местные жители и освобожденные от фашистского плена наши воины, из числа которых назначались конвоиры.
24-й танковый корпус, отрываясь от своих войск, смело уходил в тыл противника, громил по пути врага, захватывал склады боеприпасов, горючего, продовольствия и т.п., передавал их следовавшей и как бы замыкающей наше движение 24-й механизированной бригаде, которая, в свою очередь передавала их стрелковым частям. В результате стремительного и мощного удара были разгромлены выдвигаемые части, резервы 8-й итальянской армии и части 3-й румынской армии, которые пытались прикрыть свои тылы, штабы и задержать наше продвижение. В период наступления всеми нами овладел порыв, вдохновляющий на большие подвиги, на проявление храбрости, смелости, отваги и бесстрашия.
Был такой случай. Младший лейтенант Балашов двигался на танке с тремя пленными в штаб. В одном из населенных пунктов он остановился, пристроившись в хвосте стоявших гитлеровских танков. Передние фашистские машины уже двигались вперед. Балашов решил стоять и ждать, пока тронется последний танк, и тогда развернуть танк и незаметно уйти. Но с последнего танка сошел немецкий офицер и, что-то крича, направился к танку Балашова. Пленный, услышав немецкую речь, пытался головой сбить разведчика и свалиться с танка, но у него ничего не вышло. Балашов выстрелил в офицера, развернул танк в переулок и через огороды выскочил в поле. Только тогда немцы начали стрелять. Балашов уже успел уйти от неожиданной опасности.
Углубляясь в тыл противника, при подходе и в бою за Маньково-Калитвинскую части 130-й и 54-й танковых бригад уничтожили до 800 итальянцев, подавили две батареи зенитных орудий и подбили несколько танков; захватили армейскую базу снабжения, а в ней богатые трофеи: склады инженерного и интендантского имущества, продовольствия, горюче-смазочных материалов, боеприпасов и оружия; захватили 300 автомашин и несколько мотоциклов (Архив МО СССР, оп. 198712, д. 6, л. 140.).
Танковые бригады, двигавшиеся на маршрутах в глубь обороны противника, постоянно взаимодействовали между собой. Так, например, 4-я танковая бригада по дороге на Кутейниково встретила танковый батальон гитлеровцев, направлявшийся от фронта на Маньково-Калитвинскую. Выставив заслон против танков противника, бригада обошла Кутейниково с востока во фланг и тыл гитлеровским танкам, отбросила их на маршрут 130-й танковой бригады и совместно с последней нанесла удар врагу. Было подбито пять танков противника, остальные были вынуждены отойти на юг, к Дегтеву. Боковой отряд 130-й танковой бригады, которым командовал капитан Нечаев, в районе Черткова перерезал железную дорогу, шоссе, взорвал несколько железнодорожных мостов, нарушив движение на участках Чертково – Миллерово, Чертково – Кантемировка. На станции Чертково удалось освободить до 400 человек, которых фашисты хотели угнать в Германию.
Когда отряд капитана Нечаева подошел к станции Чертково и вступил в схватку с врагом, левый боковой дозор отряда заметил идущий на Миллерово паровоз с несколькими платформами, гружеными снарядами. Увидев танки, машинист паровоза быстро затормозил и стал давать задний ход. Танковому дозору удалось подбить паровоз. Танкисты с ходу преодолели полотно железной дороги, десантники, спешившись, были уже у подбитого паровоза и захватили десять итальянцев.
20 декабря корпус, продолжая преследование отходившего противника, в направлении Дегтево разгромил обозы 62-й дивизии немцев. В Дегтеве мы освободили военнопленных. Это была волнующая встреча. Освобожденные нами военнопленные подошли к танкам, они плакали от радости и от пережитого ужаса. Некоторые из них стояли молча, а из глаз катились слезы. Тяжко было смотреть на наших плачущих солдат. Многие из них были истощены до предела, раненых поддерживали идущие рядом товарищи. Многие просили взять их десантниками, горячо клялись, что они будут сражаться до последней капли крови и отомстят фашистам за все. С моего разрешения командиры бригад часть из них взяли в состав мотопехоты. Это были кадровые солдаты 1921 – 1922 годов рождения. Все эти товарищи показали себя стойкими и мужественными бойцами.
К утру 21 декабря 24-й танковый корпус вышел в район Криворожья и разгромил остатки 11-й пехотной дивизии немцев. Наш радист перехватил радиограмму. Какой-то отчаявшийся командир дивизии доносил командующему армией: “Остатки дивизии отходят в беспорядке, потеряна вся артиллерия и другая боевая техника. С фронта, справа и слева – русские. Прошу ваших указаний”. И ответ, далекий от былых трескучих речей, короткий и безнадежный, как вздох: “Мужайтесь!..”
К исходу дня 21 декабря 54-я танковая бригада овладела Большинкой, 4-я танковая тяжелая бригада – Ильинкой. Штаб корпуса перешел в Большинку. В ночь на 22 декабря 130-я танковая бригада получила задачу продолжать движение и к исходу дня овладеть станцией Скосырская. В Скосырской она встретила упорное сопротивление со стороны противника, была остановлена и перешла к обороне. В этом бою Евгений Дудыкин, уроженец Надежевки, расположенной в десяти километрах северо-западнее Скосырской, вступил в единоборство с двумя танками противника и уничтожил их. Здесь же он уничтожил более 20 фашистов. Я с оперативной группой выехал на наблюдательный пункт командира бригады и организовал разведку на флангах. С утра 23 декабря корпус всеми танковыми бригадами атаковал Скосырскую, выслав танковый батальон с десантом на станцию Бобовня. Еще шел бой, а в 17.00 23 декабря мы направили роту автоматчиков под командованием старшего лейтенанта Е.Е.Морозова с двумя танками и двумя 76-миллимитровыми орудиями на развилку дорог между Тацинской и Скосырской с задачей захватить этот перекресток и удерживать его до подхода корпуса. Наступила темнота – в пяти шагах ничего не было видно. И все-таки к часу ночи наш отряд вышел точно к развилке. Противника там не было. Время от времени в снежном мареве появлялись и таяли немецкие автомашины. Бойцы из группы Морозова чуть ли не в упор расстреливали их из пушек. “Но нет, — вспоминал потом сам Морозов, — пушки не годятся, слишком много шума. – Что же предпринять? И вдруг пришло простое и ясное решение: ведь машины идут без фар, значит шоферы из-за густого снега видят не дальше своего носа. А раз так… Одним из танков, развернув назад башню, заняли середину дороги. В несколько минут бойцы закидали танк снегом и притаились, держа наготове автоматы. Первая же машина с гитлеровцами, как слепая, с ходу врезалась в танк. Из нее посыпались перепуганные и ошарашенные немцы. Несколько сухих автоматных очередей, и снова тишина. Недолгое ожидание, и снова повторяется все сначала”.
Бой за Скосырскую закончился к 22 часам. Противник отошел в направлении на Морозовск, оставаясь у нас в тылу и на фланге при нашем движении к станции Тацинской и угрожая нам внезапным ударом. Это могло не только замедлить, но и остановить, задержать наше продвижение, что вызвало бы потерю времени, а то и срыв операции. Наше появление в районе Скосырской произвело сильное впечатление на фашистских генералов. Участник событий генерал Ганс Дёрр в книге “Поход на Сталинград” писал, что в первые же дни были разгромлены соединения, оборонявшиеся в тактической глубине, и в результате быстрого продвижения советских войск уже 23 декабря нависла непосредственная угроза над важной базой снабжения немцев – Тацинской и аэродромом, с которого снабжалась 6-я армия. С 24 декабря, писал далее Дёрр, кризис на этом участке фронта принял драматический характер. Немецкие, румынские, итальянские войска беспорядочно отходили на юго-запад. Группа “Гот” к 24 декабря пододвинулась к войскам Паулюса, их разделяло пространство в 30-40 километров. До Тацинской нам оставалось еще около 30 километров. Некоторые командиры частей рассчитывали после дневного боя остановиться в Скосырской на ночлег, а с утра 24 декабря продолжать движение к Тацинской. К этому времени ожидался и подход 24-й мотострелковой бригады.
Боевые действия в оперативной глубине, как известно, требуют от войск большого напряжения моральных и физических сил, а мы уже несколько суток подряд вели непрерывные бои, главным образом, ночные. Передо мной встала дилемма: либо после боя привести в порядок материальную часть, заправить машины, пополнить боевые припасы и дать людям отдых, либо идти немедленно на выполнение задачи, не дожидаясь подхода 24-й мотострелковой бригады. Если отложить наступление до утра, то корпус лишится важнейшего условия – внезапности действий на последнем этапе выполнения главной задачи, для противника станет ясным направление нашего движения, он приготовится к бою, поднимет авиацию, и мы окажемся уязвимыми с воздуха. Путь на Тацинскую был открыт. Поэтому я решил дать небольшой (два-три часа) отдых личному составу, заправить материальную часть и продолжать выполнение задачи. Морозову отдал распоряжение скрытно произвести пешую разведку подступов к Тацинской и аэродрому, подготовить проводников, которые должны были вывести ночью головные отряды на маршруты.
Танковым бригадам определили исходные рубежи, которые им надлежало занять к 7 часам. Утром 24 декабря был сильный густой туман. Оправдалось наше предвидение: противник нас не ожидал. Личный состав зенитных частей, противотанковой артиллерии, прикрывавших аэродром и станцию, находился не у орудий. Гарнизон противника спал. В 7 часов 30 минут по сигналу “Залп гвардейских минометов!” наши танковые бригады неожиданно для врага перешли в атаку.
Танки 54-й танковой бригады с десантом стремительным броском ворвались на аэродром, начали уничтожать охрану аэродрома, расстреливать из пулеметов и автоматов бегущих к самолетам гитлеровских летчиков. Фашисты в панике бежали к самолетам, кто в чем: в комбинезонах, в шинелях. Они пытались оказывать сопротивление, но попадали под гусеницы танков. Одновременно 130-я танковая бригада овладела Тацинской, уничтожила несколько артиллерийских батарей, танки противника, ворвалась с востока на аэродром и совместно с 54-й танковой бригадой стала истреблять самолеты. Танкисты вели машины по границе аэродрома, стреляя из пулеметов по моторам самолетов и поджигая их. Здесь отлично действовала рота 130-й танковой бригады капитана Нечаева, уничтожившая несколько батарей и до десяти танков противника. Тяжелораненый командир роты Нечаев продолжал бой до последнего дыхания. Ему было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза. Танкисты быстро усвоили технику “топтать хвосты самолетов”, так как удары по шасси самолета не достигали цели, самолет, падая, накрывал танки и мог вывести их из строя. Нельзя умолчать и о помощи нам со стороны местного населения. Помогали даже дети! На окраине Тацинской возле МТС командира танка Б.Мельника из состава 54-й танковой бригады остановил мальчик, который сообщил, что впереди находится батарея немцев, охраняющих аэродром, и показал, где находится охрана аэродрома. Мальчик вывел танки в тыл огневых позиций врага. Танкисты смяли эти батареи и беспрепятственно ворвались на аэродром. Спустя много лет о неизвестном мальчике мне прислал письмо лейтенант запаса Б.Мельник. Он пишет: “В разгар боя я потерял своего проводника и встретил его только после полного взятия Тацинской. Он шел усталый, весь в копоти, на шее висел трофейный автомат, а на поясе – парабеллум. Он был не один, с ним еще два мальчика”. Один из них был тринадцатилетний Гриша Волков, оказавший нам такую помощь.
В окружении корпус вел тяжелые бои. Танки маневрировали, поддерживали мотопехоту и сражались с танками противника. А когда мы оставляли станицу, писал далее Б.Мельник, “у пруда я встретил нашего проводника, он был в траншее возле трофейного пулемета… С ним еще два мальчика. Они стреляли вдоль улицы, по которой наступали немцы”. Танкист приказал им уйти. Они ушли, но через некоторое время пулемет заработал уже справа. Фашисты схватили и расстреляли Гришу.
С севера наступали две мотороты, привлекая на себя противника. Как мы и предвидели, в самый разгар боя от Скосырской в нашем тылу в направлении высоты 175,0 появилось до 20 танков противника. На высоте находился штаб корпуса, где хранилось корпусное знамя. Я немедленно приказал повернуть на противника дивизион 76-миллиметровых пушек и часть гвардейских минометов. Командиру 130-й танковой бригады полковнику Нестерову по радио было приказано выслать “на меня” батальон танков (два эшелона бригады были моим резервом), как это было условлено. Приказ был точно выполнен. Батальон вышел, развернулся в боевой порядок и атаковал немецкие танки во фланг. Гитлеровцы оставили на поле боя семь танков и ушли в направлении совхоза Коминтерн – Морозовск. Это были танки 6-й танковой дивизии немцев. Штаб 24-го танкового корпуса переместился на северную окраину Тацинской. В 1952 году в западногерманской газете “Die deutsche Soldatenzeitung” появилась статья: “О тех, кто вырвался из преисподней, или кровавая баня в Тацинской”. Уцелевший летчик гитлеровских ВВС Курт Штрайт писал: “Утро 24 декабря 1942 года. На востоке брезжит слабый рассвет, освещающий серый горизонт. В этот момент советские танки, ведя огонь, внезапно врываются в деревню и на аэродром. Самолеты сразу вспыхивают, как факелы. Всюду бушует пламя. Рвутся снаряды, взлетают в воздух боеприпасы. Мечутся грузовики, а между ними бегают отчаянно кричащие люди.
Кто же даст приказ, куда направиться пилотам, пытающимся вырваться из этого ада? Стартовать в направлении Новочеркасска – вот все, что успел приказать генерал. Начинается безумие… Со всех сторон выезжают на стартовую площадку самолеты. Все это происходит под огнем и в свете пожаров. Небо распростерлось багровым колоколом над тысячами погибающих, лица которых выражают безумие. Вот один Ю-52, не успев подняться, врезается в танк, и оба взрываются со страшным грохотом в огромном облаке пламени. Вот, уже в воздухе, сталкиваются “юнкерс” и “хейнкель” и разлетаются на мелкие куски вместе со своими пассажирами. Рев танков и авиамоторов смешивается со взрывами орудийного огня и пулеметными очередями в чудовищную симфонию”.
Во второй половине дня 24 декабря бои несколько стихли. С активной помощью населения началась очистка села от скрывавшихся в подвалах и погребах гитлеровцев, продолжавшаяся несколько дней. Руководил этой работой начальник особого отдела Андреев. Вспоминается много курьезных случаев. Вот несколько из них.
На второй день утром танкисты зашли в дом, где им был приготовлен горячий завтрак. Сели за стол. В это время из-под пола на том месте, где стоял стол, донесся приглушенный задыхающийся кашель. Бойцы рывком открыли крышку пола, один из десантников пустил в подвал несколько коротких очередей из автомата. И тут же оттуда с поднятыми руками один за другим вышли четыре долговязых откормленных фашиста из технического состава. Другой случай. Старшина Старостин зашел в вещевой склад. Ему было разрешено выбрать по своему росту комбинезон. Подошел к одной из куч набросанных комбинезонов. Взял один и начал примерять его и тут заметил, что куча с комбинезонами шевелится. Он сообщил об этом часовому, охраняющему склад, который дал очередь по складу из автомата. Ответа не последовало. А через некоторое время десантники вывели из склада группу немцев, переодетых в штатскую одежду. Все они были переданы в штаб.
Корпусом на аэродроме было уничтожено до 300 самолетов противника и примерно 50 самолетов в эшелоне на железнодорожных путях, захвачено и уничтожено несколько десятков авиамоторов, штабели авиационных бомб и артиллерийских снарядов разных калибров. Мы смотрели на свои трофеи и думали, что если бы не захватили эти самолеты, не уничтожили базу, обеспечивавшую снабжением войска Паулюса, то сколько бы еще полетело авиабомб, снарядов на наши танки, войска, на донские станицы и хутора, сколько бы погибло наших людей.
С выходом 24-го танкового корпуса в район Тацинской и ударом войск Сталинградского фронта наступление Манштейна захлебнулось. Часть сил, предназначенных врагом для спасения Паулюса, ему пришлось направить на Тацинскую. Так, к вечеру 24 декабря были обнаружены танки 6-й танковой дивизии к северу от Тацинской, южнее ее – 11-я танковая дивизия, а между ними попадались в плен и фашисты 100-й пехотной дивизии.
Маршал Советского Союза А.М.Василевский писал, что наш успех вынудил немецко-фашистское командование отказаться от намерения направить части и соединения оперативной группы “Холлидт” и 42-го танкового корпуса на помощь котельниковской группе. Их пришлось теперь бросить в район станции Тацинской, куда были направлены и находившиеся на подходе четыре танковые и четыре пехотные дивизии, предназначавшиеся ранее для усиления удара на Сталинград со стороны Нижне-Чирской с целью освобождения Паулюса. (“Военно-исторический журнал”, 1966, № 3.)
Таким образом, с выходом к Тацинской врагу был нанесен весьма сильный и ощутимый удар, от которого он долго не мог оправиться. С потерей Тацинской прекратилось снабжение войск Паулюса.
Манштейн в своих воспоминаниях писал: “Гитлер приказал обеспечить всем необходимым окруженную армию Паулюса, а обеспечить было нечем, так как аэродромы Морозовский и Тацинский подверглись жесточайшему разгрому, в результате которого материальная часть и горючее были уничтожены, а личный состав наполовину перебит, другая половина разбежалась неизвестно куда”.
“Не только сухопутные войска, — пишет Ганс Дёрр, — но и авиация потеряла… целую армию”. Таким образом внезапное появление танков в Тацинской разрушило надежды Гитлера на воздушный мост, а надежда на спасение у окруженной группировки Паулюса рассеялась, как дым. Разгром Тацинской базы изменил настроение немцев – их боевой дух был сломлен. Войска Паулюса оказались без продовольствия, без боеприпасов, без горючего. А между тем, до этого группировка Паулюса препятствовала нашему наступлению, и сопротивление ее возрастало. Боевой дух войск Паулюса расценивался фашистским командованием высоко. Продвижение наших войск с фронта и выход в тыл противника ослабили его силы на Сталинградском фронте. Действуя в глубоком тылу врага, 24-й танковый корпус сыграл огромную роль в успехе всей операции. Весь личный состав корпуса – от рядового танкиста до командиров – показал большое мужество и высокое боевое мастерство. По радио нам сообщили радостную весть о том, что 24-й танковый корпус преобразован во 2-й гвардейский танковый корпус, а я был награжден орденом Суворова II степени за № 1, и мне было присвоено звание генерал-лейтенанта. Так я стал первым кавалером ордена Суворова. С 24 по 29 декабря мы вели тяжелые бои с наступающим противником. Кругом слышалась артиллерийская стрельба, особенно бои усилились в течение последних двух суток. Немцы лезли настойчиво, но наши танкисты упорно отбивали их атаки, нанося большие потери врагу. Немецкая авиация усиленно начала бомбить Тацинскую и наши войска. В Тацинской возникли пожары: горели продовольственные склады. Бои с каждым днем разгорались все сильнее. Особенно сильная стрельба доносилась до нас с восточной и юго-восточной стороны Тацинской – с участка 130-й танковой бригады.
Командиры батальонов и бригад приступили к организации круговой обороны. Сил и средств не хватало. 24-я мотострелковая бригада оказалась отрезанной. На отдельных участках силы наши были незначительны. Например, на юго-западном участке аэродрома от 54-й танковой бригады было оставлено только три экипажа, а в километре левее этих танков располагалась мотострелковая рота, которая вела интенсивный бой с немецкими автоматчиками. Их задача заключалась в уничтожении противника на открытой местности. Наши войска, расположенные на аэродроме, находились в более выгодном тактическом положении, так как немецкая авиация не бомбила аэродром, видимо, не хотела уничтожать стоящие самолеты и большое количество бомб, лежащих в штабелях. Капониры и стоящие на аэродроме самолеты до некоторой степени защищали наши войска от немецкой артиллерии, служили прикрытием и давали возможность маневрировать для удара по немцам там, где они сосредоточивались для атаки. Гитлеровцы вели огонь из противотанковых ружей, минометов, пулеметов. Наступали автоматчики. Наши бойцы своим огнем из пушек и пулеметов неоднократно заставляли немцев откатываться назад, оставляя на поле боя десятки убитых и раненых.
Автоматчики противника, сопровождаемые минометным огнем и танками, напористо, перебежками приближались к аэродрому. На некоторых участках небольшим группам немцев удалось проникнуть на аэродром и захватить отдельные капониры. Наши танкисты, маневрируя по аэродрому, очищали захваченные капониры от врага, вели бой с танками противника. Обстановка для движения наших танков по аэродрому складывалась неблагоприятно: стоило только танку выйти из укрытия, как сразу же по нему открывался сосредоточенный артиллерийский и минометный огонь. По действиям врага мы могли судить, что он накапливает силы южнее и юго-западнее аэродрома, часто применяя трассирующие пули для проверки прицельной дальности. Шло наращивание сил противника и западнее Тацинской. Обстановка была донельзя напряженной. Боеприпасы подходили к концу, особенно мало оставалось снарядов. Враг наседал все сильнее, а мы должны были беречь каждый снаряд. 26 декабря с боеприпасами прибыло шесть автомашин в сопровождении пяти танков, а за ними появились и передовые части 24-й мотострелковой бригады. Первым подошел 3-й батальон, усиленный артдивизионом, и занял оборону на северо-восточной окраине Тацинской, сменив 130-ю танковую бригаду, вышедшую в резерв. Затем в течение дня подошли остальные части 24-й мотострелковой бригады. Теперь с приходом 24-й мотострелковой бригады нам стало легче. Моторы танков работали круглые сутки и, естественно, у нас расходовалось много горючего. А уже все его запасы иссякли. Тогда решили готовить горючее сами: брали авиационное масло, подогревали его в жестяных бочках до жидкого состояния, затем размешивали с бензином и заливали в баки танков.
Бои были жестокими, ведь Гитлер потребовал от окружавших войск, чтобы они уничтожили советских танкистов. В нашем распоряжении оставалось 39 танков Т-34 и 19 танков Т-70. Однако 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус продолжал упорно сражаться. 28 декабря собравшиеся командиры частей и политработники, все как один, высказали свою решимость драться до последнего патрона и танка. О создавшейся обстановке доложили командующему фронтом генералу Н.Ф.Ватутину. В ночь на 29 декабря мы получили разрешение на выход из окружения. План выхода из окружения у нас был разработан и доведен до командиров бригад и их штабов.
Гитлеровцы, мне кажется, не ожидали, что глубокой ночью весь корпус после активной и упорной обороны оставит свои оборонительные позиции и неожиданно устремится на прорыв и на выход из окружения. Корпус, построив боевой порядок клином – острием – вперед, протаранил боевые порядки противника и, развернув фланги вправо и влево, с незначительными потерями начал стремительно выходить из окружения в направлении своих тылов к Ильинке. На рассвете 30 декабря на нас налетела бомбардировочная авиация, а затем появилась колонна немецких танков и открыла огонь “болванками” с дальних расстояний. Пришлось и нам развернуть те танки, у которых были снаряды, и под их прикрытием выводить штабы, походные кухни, колесный парк и раненых за деревню Надежевка, а затем в Ильинку. Так, 2-й гвардейский танковый корпус, преодолев реку Быструю и выйдя в район деревни Надежевки, хутора Михайлова, оказался вне окружения, потеряв незначительное количество людей и танков. 30 декабря 1942 года закончился славный рейд гвардейцев-тацинцев, в котором хорошо и слаженно работали все службы и подразделения корпуса.
Наш корпус действовал в составе войск Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронтов, наступательная операция которых в декабре 1942 года представляла собой дальнейшее развитие контрнаступления советских войск в районе Сталинграда. Успешное осуществление этой операции лишило гитлеровскую ставку возможности оказать помощь своей окруженной под Сталинградом группировке с запада.
За время рейда корпус уничтожил 11292 солдата и офицера противника, взял в плен 4769 человек, подбил 84 танка и 106 орудий, только в районе Тацинской уничтожил до 10 батарей и 431 самолет. (Архив МО СССР, оп. 198712, л.123.) Боевые действия продемонстрировали высокую организованность, бесстрашие и храбрость советских воинов.
Мы дрались за то, чтобы продолжать жить свободно, дрались за счастье наших детей. Мы отвоевали для нашей молодежи право на труд, учебу и надеемся, что своими молодыми руками они завершат то великое дело, ради которого проливали кровь деды и отцы.
Материал передан для публикации
автором воспоминаний генерал-лейтенантом
танковых войск Василием Михайловичем Бадановым