На подступах к Сталинграду

Петр Петрович Литвинов

Литвинов Петр Петрович, подполковник милиции в отставке. Родился в 1924 году в Актюбинском области. В годы Великой Отечественной войны окончил военно-пехотное училище, после чего был зачислен в стрелковый полк. На фронте с августа 1942 года. Участник Сталинградской битвы. Освобождал Украину, Прибалтику. Награжден орденом Красной Звезды, двумя медалями «За отвагу» и другими медалями. В органах внутренних дел с 1947 года. 33 года отдал борьбе с преступностью.

В августе 1942 года, в разгар Великой Отечественной войны, нас, молодежь 1924 года рождения, призвали в ряды Красной Армии. После зачисления в училище нас привели в должный порядок, выдали обмундирование, вообще, все ребята преобразились, не сразу можно было узнать, что это вчерашние парни из деревни. Никто не ныл. Хотя честно признаться, в первые дни раздражали частые построения, дежурства на кухне и особенно команда «Подъем», звучавшая по утрам, — команда, по которой мгновенно вскакивали с постели, прыгали с двухъярусных нар и бежали на зарядку.

После трехмесячного обучения курсанты училища, в том числе и я, ночью в спешном порядке были погружены в эшелон и отправлены на фронт. В пути следования, на узловой станции Соль-Илецк, нам выдали теплое обмундирование, валенки, ватные брюки и другие вещи.

После Саратова нам стало известно, что мы едем в сторону Сталинграда, а на второй день выгрузились около Тамбова на станции Рада и влились в состав 98-й стрелковой Спасской дивизии. Ее формирование проходило в тамбовских лесах. Боевые подразделения были сформированы в основном из матросов Дальневосточного флота, а помощниками командиров взводов и отделений стали актюбинские выпускники Бердичевского военно-пехотного училища. Я был зачислен в 4-й стрелковый полк и назначен помощником командира взвода автоматчиков. 8 декабря полк был погружен на одной из станций в вагоны, и мы отправились в сторону Сталинграда. На второй день пути эшелон несколько раз попадал под фашистские налеты.

Выгрузка прибывшего эшелона производилась 12 декабря на одной из станций северо-западнее Сталинграда. Наш состав чуть не разбомбили, несколько вагонов были повреждены, появились раненые и убитые. Оправившись после бомбежки, бойцы привели себя в порядок, и части дивизии двинулись к оборонительному рубежу. Шли навстречу колючему, морозному ветру, по бездорожью и глубокому снегу.

Колонна двигалась формированным маршем без остановок, привалов и отдыха. Противник, контролируя движение резервных войск, вел непрерывную воздушную разведку. «Рамы» — немецкие самолеты-разведчики – висели в воздухе целый день, как ищейки, выслеживая наши войска. И тут же вскоре наводили на нас бомбардировщики. Мы несколько раз подверглись ударам с воздуха.

Привал был объявлен после захода солнца на другой день. Тут мы увидели первые одинокие остовы обугленных печей, пепелища по бокам дороги. Виднелись крутые берега реки, где туманом подымался ядовито-красный пар из проруби. Это была река Мышково – последний единственный рубеж, за которым открывалась гладко-ровная степь до самого Сталинграда.

Ночью, без отдыха, бойцы по северному берегу реки начали занимать оборону, вгрызаться в мерзлую землю, твердую как железо. Теперь уже все хорошо поняли, с какой целью занимается этот рубеж – последний барьер перед Сталинградом.

Трудно передать волнение, которое испытывал я тогда, тем более, что рядом со мной было много опытных, закаленных в боях солдат. А мне, необстрелянному пареньку, надлежало вести их в бой.

Танковые дивизии генерала Манштейна начали смертельный бой. Они шли на прорыв со стороны Котельникова. Фашисты стремились в истерзанный четырехмесячной битвой Сталинград, но наша 2-я гвардейская, свежесформированная армия надежно преградила этот путь. Всего 35-40 километров отделяли Манштейна от Паулюса.

Река Мышково была почти незаметной степной речушкой – неширокая, неглубокая. А зимой, замерзшая и заметенная снегом, вовсе имела невзрачный вид. Ее северный берег заметно возвышался над южным, это было хотя и небольшое, но все же противотанковое препятствие. За рекой дальше на восток, до самого Сталинграда, простиралась гладкая ровная степь. Вот здесь уже ничто не могло задержать противника в случае прорыва, поэтому перед нами ставилась задача стоять насмерть. Да мы и сами хорошо понимали важность этого рубежа. Не случайно враг изо всех сил стремился прорвать оборону на этом участке, и кое-где ему удалось потеснить наши войска до прихода на рубеж полков 98-й стрелковой дивизии.

19 декабря 1942 года 98-ая стрелковая дивизия уже вела кровопролитные бои с танковой армией генерала Манштейна. Несмотря на превосходство в технике, врагу не удалось прорвать нашу оборону.

Девять раз гитлеровцы переходили в атаку, но успеха не имели. Хотя мы теряли своих боевых товарищей, но оставшиеся в живых продолжали вести огонь, мстить за убитых. Каждому кто воевал, знакомо это святое желание мстить за убитых.

20 декабря атаки фашистов возобновились, но мы мужественно продолжали отстаивать занятый рубеж. По команде командира роты «За Родину, за Сталина — вперед!» подымались в бесконечные атаки, не чувствуя холода и усталости. На глазах у меня погиб командир роты, командовать ротой стал наш командир взвода, а командовать взводом было приказано мне. Этот день также был морозным, снег сдувало с высоких берегов реки, поземка скользила по льду. Во второй половине дня мороз усилился, затруднял дыхание, невозможно было разговаривать, плотным слоем иней садился на одежду. К исходу дня положение складывалось тяжелое. Противник стремился двумя клиньями врезаться в глубину нашей обороны с расчетом расчленить и окружить батальоны нашего полка. Немецким танкам большой ценой удалось прорвать нашу оборону. На нас снова обрушилась лавина огня. К тому же налетела авиация, посыпались бомбы. Зрелище было страшное, но мы стояли насмерть. И вот в такой, казалось, безвыходной ситуации бойцы полка совершали чудеса и массовый героизм.

Когда выходило из строя орудие, кончались патроны, гранаты, мы выхватывали оружие и боеприпасы из рук погибших товарищей, делая это быстро, не чувствуя боли ран и усталости.
В этом бою я был ранен в руку, но поле боя не покинул. После перевязки продолжал стрелять и бросать гранаты одной рукой. Все раненые, если могли двигаться, находились на огневом рубеже. Нас оставалось мало, а удержать врага было надо — позади Сталинград. Потери в ротах, батальонах были большие, а взводов вообще не оставалось, они все объединялись в роту и поднимались в атаку по команде командира роты.

Мне приходилось видеть, когда из-за малочисленности пехоты наши танкисты из своих экипажей образовывали пеший отряд и шли в атаку за своими танками для их поддержки.
В этот день к вечеру, когда потемнело, немцы, не добившись успеха, выдохлись и атаки прекратили. Дул сильный колючий ветер, срывал с брустверов окопов, воронок от разрывов бомб и снарядов землю с ледяной коркой, как битое стекло, которое обжигало лицо и руки.

Мощными кострами горел хутор перед рекой, а за рекой слышался гул моторов немецких танков и машин. Гитлеровцы не выдерживали морозной сталинградской погоды, обогревались от тепла работающих двигателей. В воздухе стоял неприятный запах гари.

Пользуясь затишьем, мы подобрали тяжело раненных и поместили их в блиндажи, где хоть чуть-чуть могли отогреться. На следующий день немецкая авиация усилила бомбежку наших рубежей, одновременно продолжалось наступление танков и мотопехоты.

Кровопролитные бои шли в течение трех дней, 24 декабря наша 2-я гвардейская армия, куда входила и 98-я стрелковая дивизия, нанесла сокрушительный удар по врагу и погнала его в сторону Котельникова.

Несмотря на то, что гитлеровское командование бросало против нашей дивизии крупные силы танков, самолетов, тогда небо буквально сливалось с землей, мы выдержали натиск и перешли в наступление. А я и другие раненые бойцы, которые оставались на поле боя, были отправлены в госпиталь. Позже мне была вручена первая боевая награда — медаль «За отвагу».

Госпиталь находился в городе Красноармейске, недалеко от Сталинграда. Размещался он в приспособленных помещениях, был переполнен ранеными. На наших глазах умирали десятки молодых парней. У медсестер сердца сжимались от боли, слезы текли по щекам. Вспоминается, сколько тяжелых бессонных ночей проводили медицинские работники в то время. Прибывает партия раненых: грязные, искалеченные, потерявшие много крови и без сознания. Их надо рассортировать и обработать. Ежедневно приходилось видеть красные, воспаленные глаза у медсестер, слезящиеся от боли и бессонницы. А фашисты и здесь не оставляли в покое раненых и медиков. Немецкая авиация ежедневно бомбила город, бомбы сыпались и на госпиталь.

16 февраля 1943 года из госпиталя в составе маршевой роты я был направлен в 33-ю гвардейскую стрелковую дивизию и зачислен в роту дивизионной разведки. В составе этой дивизии приходилось освобождать поселки и города Ростовской, Ворошиловградской и Запорожской областей.

В сентябре 1943 года завязались упорные бои за город Дебальцево Ворошиловградской области. Немцы стремились окружить нашу дивизию, которая вырвалась вперед своих фланговых соседей. Фашисты на этом участке сосредоточили крупные силы. Нашему командованию надо было знать, какие новые части выдвинуты против нас. Группе разведчиков поручили провести разведку боем. Сосредоточились мы на исходном рубеже небольшого оврага, где немцы занимали оборону. После артиллерийского обстрела наша группа должна была завязать бой и захватить языка.

Как только обстрел прекратился, я первым бросился вперед. Немцы открыли артиллерийский и минометный огонь, что помешало остальным разведчикам последовать за мной. Я увидел немцев, которые продвигались к нашему рубежу. Упал на землю. Фашисты тоже залегли, совсем рядом. Один пожилой немец даже предложил фляжку со шнапсом. Жду, когда меня сзади схватят и сам окажусь в роли языка. Боялся, что попаду в плен. Я вскочил и побежал к своим, в овраг. Ни выстрелов, ни грохота пушек, минометов я уже не слышал, а может быть, и слышал, но о смерти не думал. Когда скатился в овраг, разведчики с изумлением смотрели на меня, на иссеченную пулями плащпалатку. Но ни один осколок не задел тело. Счастью и радости не было конца. Позже мне рассказали, что, как только я бросился вперед, немцы ударили по оврагу. В группе появились раненые и убитые товарищи, что явилось препятствием выполнить задание.

Вспоминается и такой эпизод. Это было осенью 1943 года около населенного пункта Ивановка Ворошиловградской области. Полки дивизии отражали атаки вражеских танков и пехоты, однако фашисты, прорвавшись к нашим окопам, развязали рукопашный бой. Нам, разведчикам, было дано задание по лощине обойти противника с фланга и уничтожить его огневую точку. Группа проползла по кустарникам несколько метров, а когда поравнялись с немецкими самоходными орудиями, забросали их гранатами. Тем временем стало смеркаться, а бой не прекращался, силы таяли, на помощь рассчитывать не приходилось. В создавшейся ситуации командир взвода разведки принял решение — пока темно, надо уходить. Посоветовавшись, решили прорываться на восток и соединиться с соседями. Сформировали три группы. В это время гитлеровцы прекратили огонь — видимо, поняли, что перед ними слабый противник, поэтому решили отложить окончательное уничтожение до утра. Мы же время терять не стали.

Знали, что ночью гитлеровцы выставляют только караулы и ракетчиков, да и те к середине ночи обычно теряют бдительность. Даю команду: снять охранение, прихватить спящего немца с полевой сумкой и скрыться в лесу. Наши действия не остались незамеченными. Гитлеровцы открыли огонь. У меня онемела нога, почувствовал, что ранен, но останавливаться нельзя. Скорее в спасительную мглу ночную, в недалекий лесок. В лесу сделали перевязки раненым. Положение — хуже не бывает: нести раненых да пленного тоже. Вдруг послышался гул моторов, появились передовые отряды танковой бригады, пришедшие на подкрепление нашей дивизии. Танкисты не ожидали, что встретят горстку своих, так как наши передовые части во избежание окружения были отведены назад.

Так мы вырвались из вражеского окружения, прихватив с собой немецкого фельдфебеля. За эту операцию я был награжден орденом Красной Звезды.

Источник: Мы сражались за Родину. Москва, 2010 г. с. 230-233.