10 декабря 2008| Базанова Валентина

Лучше голод, чем немцы

Читайте из ранее опубликованного:
Вчера было девять тревог…
Пять месяцев войны

8 декабря 1941. У нас все то же. Та же еда: 125 грамм хлеба и полторы тарелки жидкого супа. Впрочем, даже не 125 грамм хлеба — Лену все время обвешивают грамм на 40, а то и на 80. В школе в субботу и сегодня давали дрож­жевой суп за 14 копеек. Что же, и эта вода все же пахнет дрожжами и мылом.

Сусанне тоже не сладко. Ей дают 225 грамм хлеба, и она еше умудряется что-то оставлять нам. Она записала нашу семью на эвакуацию: на поезде до Ладоги, затем кило­метров десять по льду, потом на открытом транспорте, самое опасное — объезд Тихви­на. Сусанна, как военнообязанная, уехать не может, а мы без нее не поедем, да и Лене будет не дойти, папе тоже.

Нормы выдачи хлеба и карточки 1941г.

У Вали А. внезапно умер отец. Он шел по улице Марата, упал и умер. Из кармана его пальто вытащили 60 рублей, потом сообщили в милицию, перенесли в покойницкую. Его жена еще не может найти тело мужа среди других трупов. На таком пайке до января до­тянуть очень трудно. Может быть еще хуже. Нет, хуже не будет. Гробы делают и хоронят только за хлеб или за дуранду. Да, очень тя­жело. Часто берет отчаяние, но никогда, даже в самые тяжелые минуты, не хочешь оккупа­ции Ленинграда. Лучше голод, чем немцы.

Какое ужасное бедствие — война! Страш­но подумать, сколько людей убито, сколько искалечено. Поля, покрытые снегом, 25-гра­дусные морозы, скрюченные трупы замерзших солдат. Какие дикие вещи творят немцы! Сердце кровью обливается, когда подумаешь о взорванном Днепрогэсе, о разрубленном Самсоне, о Янтарной комнате. А пушкинские места! Сожженный домик няни, вырубленный Тригорский парк, оскверненная могила Пуш­кина…

10 декабря. Вчера наши войска заняли Тихвин. Немцев теснят и под Москвой, на Нарофоминском направлении. Неужели это начало конца? Неужели скоро кончится этот кошмар? Очень тяжело переносить голод. Люди падают на улицах. У Лены пухнут ноги.

18 декабря. Господи, господи! Еще немно­го — и я сойду с ума от дикой, безысходной тоски. 16 декабря умерла Лена. И вот теперь она лежит в соседней комнате, страшная, не­узнаваемая, совсем не та, какой я знала ее за все восемь лет жизни у нас. Она умерла тихо, не приходя в сознание, от истощения. В суб­боту обещали выкопать могилу на Волковском кладбище за 500 грамм хлеба и 150 рублей. Дворник, если будут доски, за табак сделает гроб, и я повезу гроб на санках на Волковское кладбище. Папа упал сегодня утром, мы с мамой с трудом подняли его и уложили на диван. Сегодня я в школу не пошла. В два часа есть хотелось до рези в животе. В квартире холодно и неуютно, за стеной покойник. А просвет так далеко.

Немцев гонят из-под Москвы. Калинина. Ростова. О положении под Ленинградом мол­чат. Завтра в школу опять не пойду. Сегодня, кажется, сделала немного, а устала страшно Папе лучше, совсем измучилась. С ужасом думаю о субботе, о похоронах Лены.

28 декабря.20-го писали сочинение на тему: «Образ Святослава». Писать было холод­но, руки мерзли. Я получила за сочинение «отлично». Наш учитель опух от голода час­то повторялся1( 1 Вскоре он умер. — В.Б.), и, по-моему, «Слово о полку Игореве» мы проходили очень долго. Теперь «Слово…» у меня всегда будет связано с этими воспоминаниями.

1942 год

1 января. Утром, как обычно, съела три четверти всей порции хлеба, и с мамой отпра­вилась в школу. Было очень холодно. По пути я забежала в магазин, к которому мы прикреп­лены, но там, по обыкновению, кроме наро­да, ничего не было. В школе первым уроком была алгебра, но математичка отправилась покупать елочные украшения. Целый урок мы говорили с ребятами о еде и тому подоб­ных вещах. После истории нам дали суп — одну воду, да и ту холодную. Поев, мы вер­нулись в класс. Как и вся школа (за исключе­нием канцелярии, где находятся директор и завуч), он не отапливается с марта, а на улице 27 градусов мороза.

Вчера был последний учебный день. Школьные каникулы в этом году продлятся до 7 января. Правительство нам обещало сделать елку, для старших классов — общегородскую. На елку собирали по 5 рублей. Елка будет или в Александринке, или в Большом драматичес­ком. Будет концерт, но самое главное — да­дут обед из трех блюд!

Наша воспитательница сказала, что за би­летами на елку надо прийти в шесть часов. Завуч предложила желающим получить два супа поработать час на снеговых работах. Дома у нас еды не было, и я решила повозить снег. Согласились еще четыре мальчишки и две девочки. Мы возили снег час. Когда, за­мерзшие, мы пришли в столовую, буфетчица позаботилась дать нам абсолютную воду. Я отлила «суп» в банку и пошла домой. В вести­бюле лежала елка. Я отломила от нее ветку, спрятала ее под пальто и заторопилась домой. У Чернышева моста видела сдохшую, навер­ное от голода, лошадь. Ее отпрягали от теле­ги. В начале пятого я опять пошла в школу. Кишка показывала кукиш кишке. Красная луна выплыла из черных облаков и злобно освеща­ла труп лошади, который к тому времени взва­лили на телегу. Хотелось смотреть на луну — и выть, просто выть от тоски.

 

Источник:  Базанова В. Вчера было девять тревог // Нева. — 1999. — №1. Ленинград блокадный. — С.123-147.

Комментарии (авторизуйтесь или представьтесь)