Город живет войной

Июль 1941 года.

«Хейнкель-111″

Воздушные тревоги все чаще, но бомбежек, к счастью, еще нет. Все бойцы уже четко усвоили свои обязанности, выполняют их довольно умело. По тревоге быстро берут назначен­ное боевым расписанием имущество, занимают места в автомашинах.

Боевая подготовка по-прежнему перемежается рытьем щелей. Получено новое задание — приспосабливать подвалы для бомбоубежищ. Один взвод отправлен на станцию Девяткино, где строятся оборонительные сооружения.

Полностью загружены и остальные МПВО Василеостровского района.

Город живет войной. Все жадно читают в газетах, слушают по радио скупые сводки. Де­ла на фронте не радуют. Фашисты уже к началу июля захватили Литву, значительную часть Латвии, Западную Белоруссию и Западную Украину. Гитлеровская авиация, расширяя зону действия, бомбит Могилев, Смоленск, Оршу. В сводках день ото дня появляются новые направления. Не надо быть стратегом, чтобы понять: танковые колонны гитлеровцев идут и на Ленинград.

Тревога сжимает сердце, но она же рождает решимость противостоять врагу. Не исся­кают очереди у военкоматов — ленинградцы уходят добровольцами в Красную армию. Началась запись в народное ополчение.

А в городе начинается эвакуация. Уполномоченные исполкома райсовета ходят по до­мам, предлагают уехать женщинам с маленькими детьми. Побывали и у нас. Жена Софья Константиновна вначале отказалась эвакуироваться. Однако уполномоченный явился еще раз. Сообщил, что эшелон пойдет в Ярославскую область. А именно туда, к родственникам, мы давно планировали поехать с детьми на дачу. Жена заколебалась и, наконец, решилась ехать.

Эшелон отправлялся 7 июля в шесть часов утра. Собралось мое семейство быстро, зим­них вещей никто не брал, думали осенью вернуться домой. Мне разрешили проводить отъез­жающих. Поезд на Ярославль уходил не с Московского вокзала, как до войны, а с Витебского. Но в остальном особой разницы не было. Хотя посадка производилась в условиях воздушной тревоги, на платформе был полный порядок.

Жена увезла двух сыновей — шестилетнего Колю и двенадцатилетнего Костю. Семна­дцатилетняя дочь Вера перед войной окончила школу торгового ученичества, работала в одном из магазинов Василеостровского райпищеторга; ее в эвакуацию сначала не отпустили, а когда дали разрешение, она побоялась ехать одна и осталась со мной.

Сыну Мише в 1941 году исполнилось девятнадцать, он учился в 3-м Ленинградском ар­тиллерийском училище, закончил первый курс и в начале лета уехал в лагерь под Лугу. Долго я не имел от него известий, и вдруг пришло письмо… с фронта. Миша воюет! Он писал, что прямо из лагеря их отправили на передовую. С гордостью сын сообщал, что уже бил по вражеским танкам из пушки…

Заканчивалось письмо словами: « Враг будет разбит, на полях под Ленинградом он най­дет себе могилу». Я радовался весточке от сына, но страшно беспокоился о нем — ведь еще мальчишка. Для волнения были основания: после этого письма Миша опять надолго исчез.

И вдруг вечером 20 июля зовут к телефону. В трубке слышу голос сына:

— Папа, я в Ленинграде, в училище. Приезжай ко мне завтра, мы уезжаем. Невпопад спрашиваю:

— Куда?

Миша сердится:

— Неужели не догадываешься?

Да, в самом деле, куда же еще, как не на фронт?

На другой день долго добираюсь до училища. На Литейном застает воздушная тревога. Курсанты уже в формах лейтенантов. Миша тоже. Форма сидит на нем красиво, ладно, без единой морщинки. Юные лейтенанты откровенно рады: теперь они командиры. Стараются держаться серьезно, строго, солидно. Рядом кто-то вздохнул: — Мальчишки… Что ждет их завтра?..

Поговорил минут десять с Мишей, и мы расстались. Когда свидимся вновь и свидимся ли? Никто не ответит на этот вопрос: война таит в себе столько неожиданного…

Итак, о четырех из пяти своих ребят все же что-то знаю. Самая старшая, Шура, с мужем и двухлетней дочерью до войны жили в Таллине. Теперь там фронт…

Война вплотную подобралась и к моей семье.

Продолжение следует.

Источник: Н.М. Суворов Сирены зовут на посты.

Читайте также: Война ворвалась в нашу жизнь