Банный день

Защитник своей Родины. Часть первая.

Банный день

Легко сказать, что объявляется банный день. Это значит – всю ночь не спать, а находиться в походе. В баню почему-то нас водили в другой город. От нашего военного городка город Тбилиси находился примерно в 50 километрах.

Кто сможет поверить, что за 50 километров ходили в баню? Но действительно: за 50 километров нас водили в баню. После обеда, ближе к концу дня, построят, старшина проверит всех: взяли ли белье и чистое ли оно (так как белье мы сами стирали, для этого давали нам специальное время). И вот всю ночь находились в походе. И лишь на другой день, к концу дня, приходили обратно. Так мы среди солдат и говорили, что три бани получили: когда идем туда – все мокрые от пота, помоемся и обратно в поход. Жара была невыносимая, обливались все потом. Кому нужна такая баня? А на следующий день поведут на речку Кура, чтобы постирали каждый свое белье. Для нас это была единственная благодать, когда мы бывали на речке: покупаемся сколько нужно, постираем белье и посушим его (а чтобы оно было выглаженное, его клали под матрац, и так оно лежало до следующей бани). Ну, а что касается «босых» – тоже водили в баню, взяв обувь у других солдат, а иногда старшина где-то находил еще обувь, чтобы всех одновременно сводить в баню.

Через некоторое время наша часть перевелась в другой город – город Шамхор, это тоже в Закавказье. Мы находились не в самом городе, а в вагончиках за городом. Местность почти такая же: на полях или в степях сплошные камни и пески, хорошей травы не увидишь, а только колючки. Ну а солдатская служба идёт; куда бы ни переехали – служить надо добросовестно. А что касается питания – не секрет: плохо кормили, хлеба досыта не видели, в столовой никто ложки супа не оставит.

Случай в столовой

Для того чтобы пообедать, был установлен график среди воинских частей, то есть какое подразделение должно в первую очередь обедать, а кто после. Вот на этот раз наша полковая школа обедала, согласно графику, первая. На обед нас одновременно водили, «обутых» и «разутых», только босых всегда ставили в строй последними.

Приходим на обед, а обед почему-то запаздывает; сказали нам: примерно через час будет готов. Наш старшина долго не думал, повернул нас и увел к речке. Мы там провели время – конечно, не час, а, может, два или три часа. «Теперь пойдем на обед», – говорит старшина. Быстро собрались в строй и пошли с песнями. Для солдата самое хорошее настроение – это когда старшина поведет в столовую.

Подходим к столовой с песнями, а тут целый переполох: вокруг установлены часовые, нас близко не допускают. Прибыло много санитарных машин и большое количество медиков. Мы стоим и смотрим, ничего не можем понять. Что такое? Что случилось? Глядим – а в санитарные машины грузят каких-то людей на носилках, и бегают все бегом, особенно медицинские работники. Вскоре появилась черная машина – так она и называлась в народе «Черный ворон», – и всех кухонных работников арестовали и повели под винтовкой в машину.

Наш старшина решил узнать, что такое случилось. А мы смотрим: и старшину нашего не пускают близко. Ну, думаем, что-то невероятное, таких случаев еще не было. Потом старшина направился к нам – идет и голову повесил, сразу видать: что-то он очень задумчивый. Подошел и говорит: «Ну, братцы, мы с вами оказались счастливые. А может быть, даже из-за одного человека мы остались в живности. Обед оказался отравлен. Шестьдесят человек отравили, из них уже многие погибли. Пойдемте в свое расположение». И повел нас в вагончики. «Ну а что же теперь? Как насчет обедать?» – задают вопросы старшине. Он говорит: «Пока врачи всё не обследуют окончательно – нам никакого обеда. Будем ждать команду. Враг везде успевает пропускать свои щупальца. В войну можно всякое ожидать». И так ничего положительного не дождались, и так до утра. А утром вроде всё наладилось, столовая стала работать нормально, но повара уже были другие. Да, часто думали мы об этом: ведь наша очередь была первая в столовую.

Так что внутренних врагов в ту пору было немало. Разве это не вредительство: ходили по три месяца босыми и в другой город за 50 километров в баню? Кто может поверить? А что касается питания, то, надо сказать, – плохо, всегда были полуголодными.

Итак, Василий расстался со своими коллегами.

Пришла пора, из воинских частей стали комплектовать целые армии на фронт. Нужны были младшие командиры. Офицеры приходили и из нашего брата выбирали, кому кто понравится. Так их и называли в ту пору – «покупатели».

Как-то приходит один из военных офицеров и предлагает построить всех. Быстро построились. А что касается босых – их не всегда устанавливали в общий строй, кроме как только в столовую. Прибывший «покупатель» ходит перед строем взад-вперед, смотрит на всех: кого ему взять в свое подразделение для принятия участия в боевых действиях на фронте. Потом говорит начальнику школы: «А это что за люди там, кучкой собравшись, сидят?» Наш начальник отвечает: «Да это босые. У нас в настоящее время почему-то длительное время не доставляют обуви – вот так и оказалась целая группа босых». Прибывший командир, по званию старший лейтенант, предложил построить в строй всех. Тогда начальник школы пригласил в общий строй и всю «босую команду». «Покупатель» посмотрел и сказал: «Вот вы, выйдите из строя», – и указал на младшего сержанта Василия. Тот, конечно, быстро, как его учили, вышел из строя и повернулся лицом к строю. «Покупатель» поглядел на него и говорит начальнику школы: «Остальных можете распустить». Старший лейтенант смотрит на Василия и говорит: «Итак, значит, ты из «босой команды», говоришь?» – и улыбнулся ему. Василий стоит перед командиром по команде «Смирно» и отчетливо произносит: «Так точно, товарищ старший лейтенант!» Командир спросил: «И долгое время ты так находишься?» Василий отвечает: «Уже как три месяца, товарищ командир!» Старший лейтенант товарищ Волков покачал головой и ни одного вопроса больше не задавал, только несколько раз «про себя» сказал: «Три месяца? Три месяца? Да в такой каменистой степи? Да, да…» Потом помолчал, взглянул на своего босого, выбранного из всей школы, и говорит: «А как тебя звать?» Его собеседник отвечает: «Василий». Тогда командир говорит: «Так вот, Василий, мы с тобою пойдем на фронт бить фашистов. Как ты на это смотришь?» Он отвечает: «Куда Родина пошлёт! Служу Советскому Союзу!» – а у самого душа уходит в пятки, в голове всё перебирается: на фронт, один, от своих сослуживцев. Конечно, как жаром в лицо дано – но ничего, виду подавать нельзя, надо всё терпеть. Тогда командир похвалил: «Молодец! Правильно».

И тут же после короткого разговора товарищ Волков повел Василия на центральный склад; у него, как видимо, было какое-то разрешение. Привел и говорит: «Вот этого товарища одеть и обуть, кроме того дать в запас белье и полотенце и продуктов на трое суток». Вот тогда Василий и удивился: какие громадные склады и как много всего необходимого для солдат – как говорится, гнутся полки, да и не полки там, а целые стеллажи, и склады такие, что машина в одни ворота заходит, а выходит в другие. И как тут понять – что солдаты ходили босые? И что в одном городе служили, а в другой город ходили в баню? И кто-то отравлял продукты в столовой? И кормили, надо сказать, из рук вон плохо. А недалеко от столовой был расположен свинарник, где выращивали свиней. Да, свиней, может быть, и надо выращивать за счет отходов, но не за счет солдатской нормы. Солдаты не успеют отойти от столовой, как уже рабочие на коромыслах понесут с кухни пищу свиньям. А солдат смотрит и глотает слюну. Но кому что скажешь? Только можно было подумать, а сказать что-либо – ни в коем случае. Дисциплина была жестокая. Над входными дверями так и было написано: «Железная воинская дисциплина». Хотя дисциплина, конечно, нужна в армии, об этом нет разговора.

Через малое время Василий переоделся полностью во всё новенькое и выходит к своему командиру. Командир увидел и улыбнулся: «Вот теперь другое дело. Ну, пойдем обратно: сдашь старшине свою постельную принадлежность и простишься со своими товарищами»

Подходит к расположению военчасти товарищ Волков со своим младшим сержантом. Когда Василия увидели товарищи – окружили, как будто долгое время не видали его. Но времени было мало, чтобы задерживаться со своими сослуживцами. Старшина принял постельное белье и говорит: «Ну, желаю удачи, товарищ сержант». Потом повернулся к командиру тов. Волкову и сказал: «Он у нас был примерным товарищем, нам его даже жалко. Посмотрите, какая у него постель». А постель действительно была высокая и хорошо заправлена (не так давно ходили на поля и набили матрацы и подушки соломой, которая еще не успела умяться).

Простились со всеми и пошли по направлению к станции Овчалы. Не успели отойти, как старшина кричит: «Подожди, товарищ сержант. Ведь твоя гражданская одежда у меня хранится, забери ее, пожалуйста». Да Василию и не пришло в голову, чтобы забрать ту одёжу, в которой пришел с гражданки. (А в ту пору был приказ: в чем пришел – в том и пойдешь домой после службы. И это было посмешищем: прослужить три года и одеть то, в чем пришел; безобразие да и только: ведь человек за три года хоть сколько-нибудь да вырастет.) Старшина быстро нашел его узел, где был написан и домашний адрес. Василий взял узелок в руку и пошел. Откуда ни возьмись, бежит сельчанин Санька Чернов, подбегает и говорит: «Я тебе должен деньги. Как теперь быть? Мне, – говорит, – скоро должна прислать тетка денег. Мы, может, с тобою спишемся, и я их тебе вышлю». Василий стоит, голову опустил и думает: «Действительно, мне мои родители прислали шестьдесят рублей денег – да и ни к чему и присылали, – так этот Санька Чернов все их до копейки и выцыганил». А вслух сказал: «Ладно, Саня, мне некогда. Да и всё это пустые разговоры. Ты знаешь, что я ухожу на фронт? Вон мой командир роты ждет меня. До свидания», – и быстро зашагал к своему новому командиру.

Командир был человек в годах – может быть, годов сорок ему, – был очень обходительный и, как говорится, человечный. И так они быстро познакомились, потом друг друга стали уважать. Василий старался быть очень внимательным: дисциплину любил, выполнял с первого слова указания старших.

Доходим до станции Овчалы. Вскоре подошел поезд, и мы доехали до г. Тбилиси. Там формировалась часть для отправки на фронт. Надо сказать, что среди военных была уже тамаша, да и многие были незнакомые между собою. Тов. Волков узнал, где почтовое отде-ление – для того чтобы я мог сдать свой узелок. Подходит и говорит: «Ну, ты, может быть, отнесешь свой узелок на почту? Пусть он идет в твою родную деревню», – и улыбнулся. Указал, где находится почта. Я, конечно, быстро побежал, но машина была полностью погружена такими же узелками, подобными моему. Да и какое теперь было на-строение! Кому нужен мой несчастный узелок? Его можно было просто бросить куда-нибудь. Тут солдаты мне говорят: «Вон пошла гру-женая машина – может, успеешь». Я, конечно, побежал сколь есть сил, догнал машину и на ходу бросил сверток прямо в кузов. Ну, думаю, слава Богу, развязался я со своим узелком. Да и настроение фронтовое, тут и не до этого.

Новое подразделение

Почему-то большинство из 80 человек, зачисленных в нашу роту, были нацмены («национальные меньшинства»): азербайджанцы, грузины, туркмены и т.д. Короче говоря, нас только несколько русских. Ну, думаю, как-то невероятно: всех нацменов в нашу роту, да и к тому же они в годах. Спрашиваю командира: «Товарищ командир, почему это их всех в нашу роту?» А он говорит: «Я их язык хорошо знаю, вот поэтому нам их и дали», – и немного улыбнулся. А они плохо понимают по-нашему, да еще в армии никогда не служили. Ну, думаю, с этими вояками пропадем как мухи на морозе.

Командир роты говорит: «Давай из тех, которые пограмотнее, выберем командирами отделений. Посмотрим, как они будут». Так и сделали: назначили младшими командирами. Но что касается разговора по-русски – все очень мало знают. Стали проходить скороспешную военную подготовку: учили стрелять, бегать короткие перебежки и так далее. А утром, часов в 9 утра, нас всех собирали в город – чтобы послушать последние известия по радио. Да уж больно были печальные последние известия: «…противник занял город такой-то…» и т. д. Наши войска всё отступали. Вполне понятно: ведь русские войска были неподготовлены встретить такого сильного врага, так как он напал вероломно, без объявления войны.

А с нашими новобранцами оказались такие хлопоты, что и в голове не уложишь. Когда приходим в столовую – они стараются чтобы две порции им приходилось. Но после столовой проводились занятия. Так эти солдаты упадут на землю и кричат дурью: «Юлдаш командыр! Курсак больной! Моя не может ходить». Это значит, что он уже объелся и двигаться не может. А через некоторое время они начинают поговаривать: «Юлдаш командыр, курсак пустой». Это значит – он хочет есть. Вот у них вся была забота: как бы поесть и после полежать. А лежать особо-то некогда, поскольку враг уже давно на нашей земле воюет, сжигает города и села, уничтожает наших советских людей. Поведем, бывало, в баню их, дадут им чистое белье, полотенце сменят, как дельным людям, а они выйдут из бани, полотенцем голову обмотают и так, видно, должно быть по их обычаю. Вот командир роты и муштрует их; а до них всё равно доходило плохо. Много хлопот с ними имели. А время подходит ближе к фронту.

Продолжение следует.