Иногда мне поручали отвозить и получать материалы, требовавшие охраны. В та­ких случаях в сопровождающие давали кого-нибудь из команды выз­доравливающих, вооружая его трофейным немецким карабином. Чаще всего со мной ехал Петр Чумаченко, с охотой участвовавший в подоб­ных поездках. Мне это сопровождение доставляло немало хлопот. В мои неполные шестнадцать лет я выглядел подростком, которого вой­на одела в шинель, забыв нацепить погоны, и редкая машина проска­кивала мимо моей поднятой руки.

Расчищая как-то площадку перед лагерными воротами, я услышал слово «камерад», произнесенное каким-то детским голосом. Подняв голову, я увидел у забора за колючей проволокой паренька, как мне показалось, моего сверстника. Он был в серозеленой, изрядно замыз­ганной шинели, соломенных валенках, «изобретенных» немцами еще в сорок первом под Москвой, и в пилотке, вывернутой так, чтобы зак­рывались уши.

Нараставшее сознание тревоги подавило праздничное настроение… Перевозный катер, приняв немногочис­ленных пассажиров, отвалил от пирса и направился к пляжному при­чалу. Желающих купаться было необычно мало. Да и у тех, кто сел в катер, в глазах были тревога и сомнение: а то ли они делают? Сразу понять, что началась страшная война и перестроить соответственно свое сознание людям, поглощенным мирными заботами, было трудно.