Жажда победы: прорыв блокады Ленинграда

Николай Петрович Кнестяпин родился 13 декабря 1917 года а селе Сорокине Нижнеломовского района Пензенской области. В 1938 году призван в ряды Красной Армии. Участник боев на реке Халхин-Гол в мае — сентябре 1939 года. С пер­вых дней Великой Отечественной вой­ны в действующей армии. Оборонял Москву, Ленинград, освобождал Лат­вию, Польшу, штурмовал Берлин. Участник встречи с союзными войсками на реке Эльбе. Начал войну рядовым, закончил командиром полковой батареи.

По окончании ускоренного курса Ярославского минометно-пулеметного училища я был назначен командиром взвода управления 76-миллиметровой батареи 1255-го стрелкового полка. По совместительству выполнял обязанности вы­бывшего по ранению командира огневого взвода.

В начале 1943 года наша 379-я стрелковая дивизия была пере­брошена с Западного на Волховский фронт. К месту назначения при­были ночью. Из эшелона выгрузились на станции Глажево, располо­женной поблизости от Ладожского озера. Действовать старались быстро: до утра нам предстояло добраться до синевшего на гори­зонте соснового бора и там сосредоточиться.

По распоряжению штаба фронта от 9 января дивизия переходила в подчинение командующего 8-й армией генерал-майора Ф. Н. Ста­рикова. Перед ней была поставлена задача: прикрыть фланги насту­пающих войск первого эшелона армии и находиться в готовности к отражению контрударов противника. Дивизионная и полковая артил­лерия была переподчинена 80-й стрелковой дивизии.

Новоприбывших воинов ознакомили с обращением ленинградцев. В нем были слова: «Пусть мысль о великом знамени нашего города, пусть дума о славных и мужественных его людях воодушевляет вас в бою, пусть ненависть к тем, кто терзает наш родной город бомбами, снарядами, голодом, ожесточит ваши сердца».

Ответом на обращение ленинградцев были многочисленные выс­тупления бойцов и командиров. Красноармеец В. Князев сказал: «Я иду в бой. Он будет моим боевым крещением. Но я заверяю, что не дрогну в бою за наш легендарный Ленинград. Буду мстить за кровь отца и старшего брата под Сталинградом, смерть за смерть, кровь за кровь!»

На передовом рубеже фронта затишье. Бойцы по всем приметам чувствовали: скоро грянет жестокое сражение; готовились к нему. И, наконец, долгожданный день настал.

12 января в 9 часов 30 минут тысячи артиллерийских орудий од­новременно начали стрельбу. Около двух часов продолжалась артил­лерийская подготовка атаки, два фронта — Волховский и Ленинград­ский обрушили всю силу огня на головы врагов, заработали «Катюши». Мощный огневой смерч взметал на воздух доты и дзоты про­тивника, его блиндажи и склады. Советская авиация наносила удар за ударом по скоплению вражеских танков и пехоты, по позициям его дальнобойной артиллерии.

Стрелковые роты, преодолевая сопротивление врага, продвигались вперед. Ленинградский и Волховский фронты медленно шли навстре­чу друг другу. Мы валились с ног от усталости, было много раненых, а бой не затихал ни на минуту. Отдельные высоты переходили из рук в руки. Огонь противника крепчал, вводились в бой его свежие силы и группы танков. Наши позиции подвергались обстрелу теперь со всех сторон, потери росли. Но мы не отступали, а шли вперед.

Поддерживаемый артиллерией стрелковый полк вначале овладел передовой позицией, первой траншеей врага, блокировал и захватил несколько, блиндажей противника. Захваченные блиндажи стали нам местом сбора раненых. Ожесточенными контратаками при поддерж­ке танков противник пытался сорвать наступление. Одиночные фа­шистские танки прорывались через наши боевые ряды, но попадали под огонь батарей, застывали на поле боя или горели, подожженные бутылками с зажигательной смесью.

Наша батарея, не отрываясь от пехоты, вела огонь прямой навод­кой по огневым точкам врага. Наводчик Иван Иванович Голосов из расчета сержанта Муратова заслуженно считался снайпером артил­лерийского огня. Во время наступательных боев расчетом было унич­тожено противотанковое орудие, несколько пулеметных точек, истреб­лено до 30 солдат и офицеров. Все задачи, поставленные команди­ром батареи младшим лейтенантом Костей Маркеловым, были вы­полнены.

Прошли сутки, вторые, третьи… У врага были отвоеваны опорные пункты — Гонтовая Липка, роща Круглая, шел бой за Рабочий посе­лок № 7.

17 января войска фронта были перегруппированы. Наша 379-я стрелковая дивизия была передана из 8-й армии во 2-ю ударную армию генерала В.3. Романовского и начала наступательные бои у населенных пунктов Крутой Ручей и Антоновское.

1255-й стрелковый полк занял участок в центре Синявинских бо­лот, за узкоколейной железной дорогой. Батарея 76-миллиметровых орудий расположилась на открытой болотистой местности метрах в восьмистах от неприятеля. Мы сделали временное укрытие: из снега построили стенки, прикрыли их брезентом. Копать было нельзя: под ногами — болото. Ждем. Вскоре немцы, заметив продвижение, от­крыли огонь по нашим позициям. Били наугад, и поэтому мы чув­ствовали себя довольно уверенно в своей снежной норе. Правда, болото, схваченное январской стужей, от тепла наших тел «ожило», под нами захлюпала вода.

Нам предстояло выбить против­ника с занимаемых высот, занять их окопы и блиндажи, а затем дви­гаться в глубь немецкой обороны, навстречу ленинградцам. Бой на­чался, как мы и предполагали, утром, фашисты дрались яростно, но сдержать наш натиск не смогли. Наступление катилось вперед мощ­ной волной, и к концу дня полк вбил клин в оборону противника, углубившись на два километра на восьмисотметровом участке. Об­разовалось нечто вроде мешка: мы в котле. Поэтому, располагая ору­дия на новом месте, мы понимали, что надо устоять, продержаться до того момента, когда нам придут на помощь.

Мой взвод занял немецкий блиндаж с легким перекрытием. Блин­даж холодный, но сухой. И это для нас было счастьем. Мне было приказано выдвинуть одно орудие вперед, чтобы поддержать пехоту огнем прямой наводки. А как это сделать? До просеки, где должна стоять пушка, расстояние небольшое, но весь участок находится под перекрестным огнем, тем не менее, поставленную задачу следовало выполнять. Накатив пушку на санки, мы впрягли лошадь и всем рас­четом, толкая санки и укрываясь за щитом орудия, добрались до места назначения, установили орудие и прямой наводкой под авто­матным и пулеметным огнем — противник был в четырехстах мет­рах — уничтожали огневые точки и живую силу врага. Разрушен был дзот и несколько пулеметных и автоматных точек.

Батареей 45-миллиметровых пушек в нашем полку командовал лейтенант из Ярославля, мой однокашник по военному училищу. Его фамилию я, к сожалению, забыл. Зато помню, как сражались его бойцы. Батарея находилась на переднем рубеже. После одной из контратак фашистам удалось выбить с занимаемого рубежа нашу пехоту. Со всех сторон двигались на батарею гит­леровцы. Еще немного, и они, наверное, смяли бы бойцов. Но те не дрогнули, в ход пошли гранаты, автоматы, приклады. Батарейцы бились яростно, я видел это, поскольку прикрывал отход батареи ав­томатным огнем. Буквально из-под носа фашистов бойцы выкатили пушки, стремясь выйти из окруже­ния. Это удалось им, но большая часть батареи ока­залась в списках павших. В этом же бою лейтенант-ярославец геройски погиб. У отдельного до­мика лесника я ожидал командира стрелкового батальона, в домике много было раненых, ожидав­ших очереди отправки в тыл и санроту. Я вышел из домика, прижавшись, как и многие другие, к стен­ке, чтоб подышать свежим воздухом, покурить и не слышать стоны и крики раненых.

Артиллерия противника била по нашим позици­ям. Минометы буквально засыпали нас минами. Одна из них разорвалась совсем близко. Один сол­дат упал насмерть сраженный, двое других, стояв­ших рядом, получили тяжелые ранения. Вернулся я из дома к своей пушке без сопровождавшего меня разведчика. Он был ранен в пути и отправлен в санроту.

Отошли мы назад и укрылись под подбитым тан­ком. Орудийные расчеты поместились в глубокой во­ронке. Под танком было тесно и низко, мы могли только лежать. Нас обстреливала двухорудийная ба­тарея немцев. Снаряды рвались в одном-двух мет­рах от танка. Были ранены только что прибывшие на пополнение младший лейтенант, повозочный и повар батареи, убит сержант Муратов. Разведчики батареи обнаружили на дереве немецкого коррек­тировщика, и прямой наводкой батарейцы сбили его. Замолчала немецкая батарея.

Ночью мы перебежали из-под танка в освободив­шийся блиндаж с крепким, кажется тройным, бре­венчатым накатом, оставленный командиром полка Е. П. Сазоновым. Поднялось настроение. В блинда­же было тепло и светло, горела фронтовая бензинка, сделанная из гильзы пушки «Швак». Но недолго нам пришлось «блаженствовать». Через три часа в блиндаж попала мина из шестиствольного немецко­го миномета и обрушила одну стенку. К счастью, все мы остались живы и невредимы. Только пришлось откапывать телефониста, рядового Разумовского, которого засыпало во время обвала.

Разумовский, не спавший до этого несколько суток, проснулся только тогда, когда его откопали. Он не сразу мог понять, что с ним случилось, рас­сказывал, что ему снилось, что он тянет телефон­ный провод через тесную и душную трубу и было очень душно.

Трудно, очень трудно передать виденное и пережитое словами. Это может себе представить только видевший все своими глазами, испытавший на себе тяготы военного времени. У нас была одна цель: как можно больше уничтожить фашистов, не дать возможности врагу сконцентрировать удар по Ленинграду. Мы думали, как спасти Родину.

Преодолев яростное сопротивление противника, 18 января 1943 года в 9 часов 30 минут войска Волховского и Ленинградского фронтов встрети­лись в районе Рабочего поселка № 1, а несколько позднее и около Рабочего поселка № 5. Блокада Ленинграда была прорвана.

В этих боях были разгромлены четыре дивизии немцев, уничтожено 170 артиллерийских батарей, до сотни самолетов, разрушено 480 узлов оборо­ны, взято в плен более тысячи солдат и офицеров противника.

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков впос­ледствии писал: «Победа всегда воодушевляет вой­ска. Но такого восторга, такого «ликования не при­ходилось наблюдать ни до прорыва блокады, ни в последующие годы… И было чему радоваться. То, о чем думали советские люди и к чему на протя­жении шестнадцати военных месяцев стремились воины Ленинградского и Волховского фронтов, свершилось…»

Немцы все еще располагали крупными силами. Мы понимали, что враг ни в коем случае не сми­рится с поражением и попытается взять реванш. Нам же надо было закрепить достигнутый успех и вести наступательные бои за расширение коридо­ра прорыва.

Распоряжением штаба 2-й ударной армии 379-я стрелковая дивизия вводилась в сражение на сты­ке 191-й и 11-й стрелковых дивизий с рубежа до­роги Синявино — Гонтовая Липка. Была поставле­на задача овладеть станцией Мга.

22 января начался штурм немецкой обороны. Неся большие потери, мы овладели несколькими важными в стратегическом отношении высотами и рощей Почка. Противник перешел в контратаку, усилил бомбардировку и артиллерийский огонь. Мы закрепились на достигнутом рубеже и подготови­лись к отражению контратаки. Наше наступление приостановилось.

В феврале немцы предприняли еще одну попыт­ку вернуть утраченные объекты, подтянули свежие силы и дополнительную технику. Но и это не при­несло им успеха. Наши войска отражали каждый натиск.

Март принес много новых хлопот. В воздухе запахло весной. И хотя мы с нетерпением ждали ее прихода, воевать стало сложнее. Все лесные тропки раскисли, стали непроходимыми. Снова, уже в который раз за войну, мы взялись за лопаты и топоры, начали строить так называемые на­плавные пути. Боеприпасы, снаряды для пушек и минометов приходилось носить на руках. День и ночь мы мокли в ледяной весенней воде. Но неда­ром говорят: солдат на выдумку хитер. Мы приспосабливались, как могли. Настоящими изоб­ретениями стали укрытия насыпного типа из торфа и сучьев.

Приказом по полку я был назначен по сов­местительству внештатным лесничим и должен был охранять лес от пожара и вырубки на территории, занятой полком. При обходе участка я обнаружил большой штабель леса, принадлежавший армейс­кой инженерной бригаде. Лес охраняли два солда­та азиатской национальности. Согласовав действия с начальником штаба полка капитаном Б. Я. Гельфондом, я разоружил охрану и сдал коменданту полка под стражу. Пока штаб полка занимался вы­яснением принадлежности задержанных солдат к армейской инженерной бригаде, наши подраз­деления вывезли лес в свое расположение. Была решена важная задача укрепления оборонительных позиций полка и тем самым выполнен приказ командующего армией. Арестованные солдаты были освобождены. Прибыл прокурор армейский, нача­лись следствия. Но все закончилось благополучно.

В подразделениях велась политико-воспитатель­ная работа. На собрании молодых офицеров, прибывших на пополнение частей, начальник поли­тотдела 379-й стрелковой дивизии полковник К. В. Иванов выступил так: «Враг всеми си­лами стремится уничтожить наши войска, нахо­дящиеся в зоне прорыва блокады. Нам остается вы­стоять и победить или погибнуть, как погибают коммунисты. Отступать нам некуда, впереди враг, позади Ладожское озеро. Надо устоять и по­бедить…»

Вскоре после прорыва блокады от разъезда Поляна до Шлиссельбурга была проложена времен­ная железная дорога. По ней постоянно курсиро­вали составы: в Ленинград везли продовольствие, медикаменты, боеприпасы, горючее, оттуда — ра­неных и больных.

Противник находился совсем близко от полотна новой железной дороги, километрах в пяти. Он бес­прерывно обстреливал проходящие составы, бом­бил эшелоны. Вражеские самолеты буквально ви­сели в воздухе. Каждое утро в небе появлялся са­молет-разведчик. Он часами кружил над нашими головами, на бреющем полете проходил над доро­гой. Потом один за другим из-за горизонта выны­ривали фашистские истребители-бомбардировщи­ки и сбрасывали на нас свой смертоносный груз. И все-таки поезда исправно шли по маленькой веточке, соединившей мужественный город с Боль­шой землей.

Старшина Мазуров, несмотря на ранение, пря­мой наводкой разрушил несколько блиндажей, уничтожил противотанковое орудие, вывел из строя до десятка вражеских солдат и офицеров. После боя его обнаружили лежащим без сознания у сво­ей пушки.

А лейтенант Алексей Катилевский — он и сей­час, словно это было вчера, стоит перед моими глазами — молодой, горячий, яростно ненавидев­ший врагов. В одной из атак Алексея ранило осколком мины. После перевязки он уговорил медиков отпустить его и снова вернулся в строй. Алексей командовал взводом 120-миллиметро­вых минометов. Бой был в разгаре, и взвод Катилевского умело подавлял огонь противника, не дал фашистам прорваться к нашей передовой линии.

В апреле 379-я дивизия вновь вошла в состав 8-й армии. Я был переведен на должность коман­дира огневого взвода минометной батареи. Мы расположились вдоль южного берега Ладожского озера.

Перед нами поставили непростую задачу: отра­жать действия возможного вторжения вражеского десанта с Ладожского озера. Дивизионная артил­лерия с батареями стрелковых полков приняла все меры, чтобы в случае необходимости можно было вести круговой обстрел.

За короткое время, находясь во втором эшело­не армии, мы построили 182 окопа для противо­танковых ружей, 54 открытых площадки для стрель­бы прямой наводкой, 70 дзотов, проложили 1763 метра ходов сообщения. Эта напряженная работа выполнялась под огнем противника.

Мы воевали уже почти два года, многому научи­лись, многое поняли за это время, ко многому при­выкли. Фронтовые будни не слишком разнообраз­ны. Бои, передышки, подготовка к новой атаке,— такова несложная формула солдатского житья-бы­тья. А если случались радости, они запоминались надолго.

Алеша Зонов, тоже командир взвода, долгое время не знал, где воюет его отец — рядовой Федор Зонов. И бывает же такое, заехал случайно в соседнюю дивизию и встретил отца. Радости не было конца, расспросам — тоже. Алексей обратил­ся с просьбой к командованию — перевести отца в его взвод.

Отец и сын стали воевать вместе. Помню, ро­дом они были из Сибири, у обоих сильные, воле­вые характеры, твердые убеждения, жгучая нена­висть к врагу.

Мой передовой наблюдательный пункт находил­ся в боевых порядках 2-й стрелковой роты, за на­сыпным торфяным валом. Немцы контратаковали наши позиции. Где-то слышен был гул моторов, но танков пока не было видно. Я заметил в стрелко­вом взводе какое-то замешательство, похожее на паническое настроение. Кто-то выкрикнул: «Взвод­ного убило!»

«Паника, — подумал я. — Надо что-то предпри­нимать». Набрав как можно больше воздуха в лег­кие, закричал: «Я — командир взвода. По местам! Приготовить гранаты». Очередная контратака про­тивника была отбита.

Шла подготовка к июльско-августовскому на­ступлению на Синявинско-Мгинском направлении. Еще немного времени — и война по-своему распо­рядится судьбой солдат. Кто-то навсегда останется в ее окопах, кому-то идти дальше по дорогам сра­жений. Вспоминаются бои на реке Халхин-Гол, под Москвой и Ржевом, лица бойцов и командиров, павших в боях с врагом. «Жди меня, и я вернусь»,— писал поэт. А вернулись далеко не вес. И нам ни­когда не забыть этого.

Но вот, наконец и сигнал атаки. Вздрогнула зем­ля от первых взрывов, загрохотали орудия. Нача­лась артподготовка.

22 июля 1943 года 8-я армия перешла в наступ­ление. 379-я стрелковая дивизия, получив задачу на прорыв обороны противника на фронте Тортолово — Мишкино, в течение дня 2 августа должна была овладеть этими опорными пунктами. Солнце померкло в смрадных облаках боя, полыхал лес. Все пришло в движение.

Батарея, в которой я был командиром огневого взвода, била противника по заранее подготовлен­ным данным. Все шло по плану. К утру наш полк овладел важной высотой, отбил несколько контра­так немцев, но противник не сдавался. Тогда было решено перетащить ночью через болота орудия взвода младшего лейтенанта Василия Новосельцева. Операцию провели успешно. И на следующее утро взвод Новосельцева включился в наступатель­ный бой. Ожила и пехота: при поддержке артилле­ристов продвигалась вперед.

О том, как воевал Новосельцев, хочется расска­зать особо. Однажды противник под прикрытием авиации и артиллерии ввел в бой танки и перешел в контратаку за высоту, которой владел наш полк. Бой нарастал. Дым и пыль затрудняли наблюдение. Пользуясь этим, танки противника обошли высоту слева, и зашли в тыл. Новосельцев разгадал маневр противника и своевременно развернул орудия на­встречу танкам. Однако один танк противника, про­бравшись сзади, смял гусеницами орудие старши­ны Мазурова и устремился вперед. Но фашисту далеко не удалось уйти: второе орудие взвода в упор пробило бок танка.

А что же стало со старшиной Мазуровым? Оказа­лось, что он успел спрыгнуть в окоп, остался жив и здоров, получил новое орудие и продолжил боевой путь.

Во время преследования отступающего против­ника наши орудия отстали от пехоты. Стрел­ковая рота без огневой подмоги артиллерии замед­лила продвижение. Новосельцев прицепил свои орудия к бронетягачам и подоспел на помощь пе­хоте.

Укрывшись за небольшим холмиком, он уже со­бирался начать стрельбу по огневым точкам про­тивника, как вдруг обнаружил, что под этим холми­ком прячется действующий немецкий блиндаж. Не растерявшись, Новосельцев резанул автоматной очередью по двери блиндажа. На помощь подоспел старшина Мазуров. В результате короткого боя они овладели блиндажом, несколько гитлеровцев было убито, семь человек взяты в плен.

В упорных боях стрелковые части выбили нем­цев из опорного пункта Тортолово и сковали противника у высоты «Кедр».

3 августа после пятнадцатиминутного огневого залпа гвардейских минометов и артиллерии диви­зия возобновила наступление. Отдельные высоты переходили из рук в руки. Было отражено восемь контратак танков и пехоты противника и большое количество техники. Так изо дня в день изматыва­ли мы фашистов, не давая им нанести концентри­рованный удар по Ленинграду.

В ходе тридцатидневных ожесточенных боев нашим соединением было уничтожено свыше двух с половиной тысяч солдат и офицеров противника и большое количество техники.

Среди нас был, помню, телефонист Макаров. Несколько суток он не снимал наушников, поддер­живая связь с батареей. Когда линия была повреж­дена, Макаров, не слушая уговоров подождать (немцы обстреливали нас), ушел на поиск неисп­равности. Мы с волнением ждали его возвращения. Прошло десять минут, пятнадцать.

— Ну, все,— сказал кто-то,— погиб парень.

— Ребята, связь!

Еще минут через пятнадцать вернулся Макаров.

— Проклятый фриц, — ворчал он, — в трех мес­тах провод перебил, еле заметил.

— А если бы погиб? — отчитывал его комбат. — Без связи мы бы еще потерпели. Нечего на рожон лезть.

— Да не могу я, товарищ командир, у немого аппарата сидеть, — оправдывался телефонист. — Характер не тот, чтобы за чужой спиной прятать­ся…

Русский характер… В войну он проявился во всей силе, красоте, удали. Иногда мне кажется, что люди, с которыми довелось делить окопные хлеб-соль, воевать бок о бок без малого четыре года, отличались какой-то необыкновенной мощью, были наделены особой статью… Конечно, я преувеличи­ваю: мы были обыкновенными людьми, ни богатыр­ской силы, ни лихости, ни стати… Просто красив и могуч человек, в сердце которого «одна, но пла­менная страсть». У нас она была. Эта страсть — жажда Победы.

Так учила нас, закаляла и придавала нам силы война. Изо дня в день крепла вера, что недолог час, когда сломим мы фашизм, очистим от него землю и снова начнем ее благоустраивать, сажать сады, строить дома. Все это было у нас впереди. Мы продолжали приближать долгождан­ную Победу.

Десятки лет отделяют нас от собы­тий, о которых я пишу сегодня. Но удивительное дело: память о них с годами не меркнет. Будто рубец на сердце, будто раны застарелые, дают они о себе знать. То болью скорбной о друзьях-одно­полчанах, сложивших головы на поле битвы, то горьковатой радостью от мысли, что выжили, выс­тояли мы в отчаянной схватке с врагом, смели фашистов с лица земли нашей.

Как же длинны, как непомерно тяжелы были четыре военных года! Сколько жизней унесли они, сколько судеб исковеркали! Мы, фронтовики, на себе испытали всю страшную тяжесть войны, и потому при встрече с однополчанами чаще всего спрашиваем друг друга: «А помнишь?..» Все помним: и живых и павших. Знаем цену первой солдатской заповеди: стоять насмерть. И мы сто­яли.

Трудно словами передать, что довелось испытать нам тогда. Земля, где шло сражение за Ленинград, была выжженной пустыней. Даже воздух, казалось, раскалялся докрасна от бесконечных смертоносных взрывов, гари, смрада, дыма. Мы обливались потом и кровью, задыхались в чаду, утопали в Синявинских болотах, теряли силы и двигались, медленно двигались вперед ко дню Победы.

Печатается в сокращении.

Источник: Живые о живых … и павших. — Саратов, 2000.