24 октября 2012| Слоун Уильям Рубен перевод с англ. Шеляховская Мария Александровна

Японский плен: лагерь военнопленных у залива Нагасаки

Уильям Рубен Слоун

Лагерь военнопленных у залива Нагасаки (Япония), ноябрь 1942-апрель 1945-го.

Паром медленно приближался к бетонированной площадке перед доком; в воздухе над берегом висели густой туман и угольный дым. В нескольких метрах от дока начиналась территория промышленного предприятия — судоверфи Каванами. На противоположном берегу залива, от побережья до дальних гор, раскинулся город Нагасаки; в горах городские кварталы скрывались за плотными облаками.

Нас построили на площадке в колонну по два, и охранники начали нас пересчитывать, это была первая из многих попыток пересчитать 250 пленных. Наконец, нас погнали вверх по грязной дороге, размокшей от дождя, к горе, находившейся метрах в восьмистах от площадки. Ноги постоянно скользили, многие падали в грязь вместе с вещами, которые несли с собой. Охранники бежали рядом с колонной, выкрикивая: «Исогу! Исогу!» («Быстрее! Быстрее!»). Часто одновременно с этими выкриками они подгоняли упавшую жертву прикладом винтовки. Я никогда не мог понять, почему охранники всегда подгоняли нас, чтобы мы бежали быстрее.

***

В течение предшествующих шести месяцев в лагере находились около 980 срочнослужащих и двадцать офицеров. Это были британцы, голландцы, австралийцы и несколько американцев; большинство американцев были из уцелевших в боях в Яванском море. Япы привезли их сюда, чтобы они в качестве рабов строили малые грузовые суда на верфи Каванами. Работали без выходных, пищевой рацион составлял 900 калорий в сутки. Они были грязные, в грязной одежде, многие страдали от истощения.

***

У входных ворот стояло небольшое здание, занимаемое охраной. Японский персонал жил на первом этаже двухэтажного административного здания. Самым большим сооружением был четырехугольный барак, в нем жили пленные. Туалет представлял собой решетчатую конструкцию в юго-восточном углу барака.

В центре открытой площадки, образуемой квадратом барака, были установлены умывальники с холодной водой. На протяжении большей часть зимы вода была замерзшей. Это было единственное место, где пленные могли постирать одежду или помыться сами.

В каждом крыле барака были комнаты размером 6 х 9 м, отделенные от центрального четырехугольника коридором шириной около полутора метров. В наружной стене каждой комнаты имелись двойные раздвижные окна, а в коридор вели двойные раздвижные двери. В верхней части наружной стены коридора также были раздвижные окна, с их помощью в летние месяцы осуществлялась вентиляция. Когда в жаркую погоду все окна и двери были открыты, конкурентную борьбу за свою долю в пожирании человеческих тел вели москиты, мухи, вши и другие насекомые. На холодные месяцы все окна и двери закрывались, поскольку отопления не было, и тогда воздух загрязнялся вонью от клопов и немытых тел.

У боковых стен каждой комнаты располагались двухъярусные нары с циновками татами, В центре каждой комнаты стоял деревянный стол и скамейки, закрепленные на постоянном месте; тут пленные могли сидеть, есть, а также курить в дозволенное время.

***

Завтраки состояли из чашки риса, жидкого супа (с рыбьими глазами, плавающими на поверхности, если накануне на ужин была рыба); на обед давали дополнительную чашку риса. Мне не сразу удалось заставить себя выпить суп, из которого на меня пялились рыбьи глаза. Но месяца через три я даже пытался есть эти глаза. Воду для питья надо было кипятить; для ее ароматизации повара добавляли в нее японский чай. На вкус это было неплохо, но такая вода быстро становилась протухшей. Нам приходилось быть осторожными и тщательно прополаскивать фляги.

***

Первая вечерняя перекличка обошлась без неприятностей. Каждый пленный стоял у своей постели по стойке смирно и по-японски произносил свой номер. Счет шел по кругу против часовой стрелки, начинаясь от двери и заканчиваясь у двери. Номера следовало выкрикивать по порядку. Если заключенный ошибался, охранник мог ударить его или ткнуть прикладом винтовки в грудь. В наш первый вечер в лагере лагерный комендант капитан Танака приветствовал вновь прибывших чрезвычайно вежливо. Мы удивили его тем, что правильно рассчитались по номерам на японском языке.

После переклички до выключения света в 22:00 у нас оставался час свободного времени. Я сменил мокрую одежду на сухую, но не мог согреться. Дождь перестал, но в воздухе висела сырость. Отопления не было, я закутался в одеяло поверх одежды. Наконец, согрелся, и тут мне понадобилось пойти в туалет. Пища была в основном жидкая, и в ту первую ночь я ходил в туалет двенадцать раз.

Утренняя перекличка была в 06:00. По проходу прошли охранники, стуча в двери и крича: «Исогу!» За перекличкой следовала медицинская проверка. Больные могли остаться на данный день в жилом помещении только с санкции японского сержанта-медика. Больным с температурой 39,5 0С и выше разрешалось оставаться в лагере. Когда больной оставался в лагере, в ногах его постели вывешивался специальный знак.

***

Когда работники ушли на верфь, Баддинг (переводчик) разъяснил нам лагерные правила. Некоторые правила были жестки и трудновыполнимы, но им следовало подчиняться; нарушение давало основание для сурового наказания. Курить разрешалось только в жилых комнатах и только в определенные промежутки времени. Все пленные должны были кланяться каждому японцу или отдавать ему честь. Комнаты надлежало содержать в чистоте и порядке.

Затем Баддинг сообщил: «Этот лагерь был построен судостроительной компанией Каванами в качестве жилой зоны для военнопленных. Вы будете заняты на работах по строительству малых грузовых судов для японцев. Сегодня через некоторое время вас отведут на верфь и там распределят по уже сформированным бригадам».

Сразу после обеда, состоявшего из холодного риса, охранники провели нас маршем на верфь Каванами, к месту для собраний, которое было расположено метрах в тридцати от входа на верфь. Нас распределили по разным группам. Хорриган, Мичи и я попали в бригаду по сборке корабельных котлов.

Перед окончанием собрания главный управляющий поднялся на возвышение и начал произносить зажигательную речь. «Мистер Каванами согласился позволить вам работать на его верфи, для этого он сохранил вам жизнь. Каждый должен работать очень усердно, проявляя благодарность мистеру Каванами. Он будет гордиться вами, когда вы будете усердно работать». Он обменялся несколькими фразами с теми, кто стоял около него на возвышении, и заключил речь словами: «Вы приступите к работе завтра».

Благоприятного впечатления речь на нас не произвела. Все это выглядело так, как будто время вернулось на много столетий назад, в средние века, когда так обращался верховный владыка к своим вассалам. Потом мы узнали, что японцы все еще разговаривали в такой же манере и со своими людьми.

***

Когда мы вернулись в лагерь, нам выдали личные номера. Мне достался номер 1002. Номера надлежало носить согласно четко определенным правилам. Номер был написан на дощечке с прикрепленным к ней шнурком, чтобы вешать дощечку поверх одежды. Инструкция гласила: «Номер должен быть надет всегда, даже ночью в туалете». Имен у нас больше не было. Для тех, кто взял нас в плен, каждый из нас был всего лишь каким-то номером.

Видеть, как другие заключенные возвращаются с верфей, было печальным зрелищем. Они были голодные, усталые, грязные. На многих отражались притеснения, которым они подвергались со стороны флотских охранников. Как-то раз охранник настиг одного лейтенанта, когда тот вытаскивал вшей из своей одежды, и заставил его лечь и отжиматься в течение примерно десяти минут. Охранник пояснил: «Он не был усерден на работе».

Персонал, который управлял лагерем и отводил заключенных маршем на верфь, был армейский. А после того как работники входили в ворота верфи и производилась проверочная перекличка, управление переходило в руки охранников с флота или из морской пехоты; после работы они передавали пленных обратно под надзор армейских. По дороге от входных ворот к рабочей зоне флотские охранники пользовались любой возможностью, чтобы притеснять и изматывать пленных. Один из нас должен был отсчитывать по-японски ритм для движения в ногу. Каждого, кто сбивался с шага, вытаскивали из строя. Нарушителя избивали на месте или отводили его к зданию охраны и заставляли отжиматься до изнеможения. В строю маршировало более тысячи человек, колонна растягивалась почти на километр. Всем маршировать в ногу было невозможно. В ветреные дни, когда слышимость хуже всего, были для охранников днями особого веселья.

***

Загрязненный воздух в котельном цеху был вреден для здоровья. Открытые топки, дуговая сварка, клепка, шлифовка прокатной стали без какой-либо принудительной вентиляции и при недостаточном проветривании — такие условия были смертельно опасны. Некоторые работники, я в том числе, в результате вдыхания загрязненного воздуха страдали хронической бронхиальной астмой.

Охранники-сержанты направляли пленных офицеров наблюдать за работой других пленных и «следить, чтобы они всегда работали усердно». Мы старались предохранять их от неприятностей со стороны охранников.

***

Майор Хорриган попытался объяснить переводчику, что нашим работникам нужно больше еды, что они нуждаются в еде лучшего качества, и что им необходим по меньшей мере один выходной день в неделю. Хорриган объяснял: «Наши люди выполняют тяжелую работу без всякого отдыха при недостаточном питании. Они не смогут выдержать это в течение долгого времени без серьезных заболеваний».

На следующий день вместе с переводчиком в котельный цех пришел сержант-охранник и начал бить Харригана по спине, яростно выкрикивая: «Никогда не жалуйтесь на то, как японцы обращаются с людьми. Люди должны работать, не жалуясь».

Этот мучительный опыт не остановил Хута Харригана. Этот рыжеволосый ирландец почти двухметрового роста был человек с сильной волей и лидерскими качествами, воспитанными в военном училище Уэст-Пойнт. В тот же день вечером он созвал англоязычных и голландских пленных на общее собрание. Участники собрания составили следующее заявление, которое договорились представить коменданту лагеря: 1) учитывая, что Красный Крест организует продовольственные посылки для пленных, такие посылки должны доставляться нашим людям, чтобы обеспечить достаточное питание; 2) если не будет по крайней мере одного выходного в неделю, люди будут умирать от изнурения; 3) людям, выполняющим самую тяжелую работу, должны выдаваться увеличенные порции пищи; 4) офицеры живут в слишком большой тесноте, им должно быть разрешено переместиться в две свободные комнаты в северном крыле — в одну комнату англоязычным офицерам, а в другую остальным.

К нашему удивлению, капитан Танака отреагировал на эти предложения положительно. Он разрешил офицерам немедленно переместиться в указанные свободные комнаты и обещал изучить возможности получения посылок от Красного Креста. Затем он информировал наш комитет о том, что решения о рационе питания и рабочем времени принимает главный управляющий верфи. Он обещал представить ему наши предложения.

Перед самым Рождеством были доставлены посылки от Красного Креста — по одной посылке на два человека. Посылки пришли из Британии, в них были соленая говядина, консервные банки со сливочным маслом, соль, сахар, сыр, йоркширский пудинг и сухое печенье.

Весной 1943 года капитан Танака сообщил, что нам разрешается один выходной в неделю. Примерно тогда же закончили строить баню, и все пленные стали мыться в бане дважды в неделю. На верфи с нами также стали лучше обращаться.

По мере того как новости о ходе войны становились более оптимистичными, время для нас, казалось, шло все медленнее. Наше питание становилось хуже, мы становились все более истощенными и жили под постоянной угрозой заболеваний. Большую часть зимы 1944-1945 годов меня мучили тяжелые простуды и приступы гриппа; доктора диагностировали бронхиальную астму. Я потерял в весе 27 килограммов, многие из нас выглядели как ходячие скелеты. Вид наших тел в бане был ужасен. Я не переставал поражаться тому, какую огромную нагрузку может выдерживать человеческое тело.

***

Когда известие о смерти президента Рузвельта достигло Японии, англоязычных пленных офицеров вызвали на построение в северной части лагеря. Мы подумали, что нам хотят сообщить о смерти президента нашей страны (о чем мы уже знали), но вместо этого нам прочитали лекцию о нашем умонастроении. Отповедь звучала примерно так:

“Япония взяла вас в качестве пленных и позволила вам жить. Мы могли казнить вас, а вместо этого мы все эти годы вас кормили и предоставляли вам жилище. Вы должны быть благодарны за доброту его Императорского Высочества».

Все мероприятие было каким-то недостойным ребячеством со стороны организаторов. Мы еле удерживались от смеха. И все же, я думаю, некоторые из нас испытывали жалость к тем, кому предстояло потерпеть поражение в войне. Мы старались выглядеть серьезными и восприимчивыми к их наставлениям. Конец был так близок, что мы не хотели провоцировать людей, которые все еще властвовали над нашей жизнью и смертью. Стоя в том строю, я вспомнил слова из Евангелия от Матфея, 10:28:

“…не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне.”

 

Материал печатается в сокращении.

Источник: Reuben Slone. The Light Behind the Cloud. Texan Press: Waco, Texas. 1992.

Перевод для сайта www.world-war.ru Марии Шеляховской

www.world-war.ru

Читайте также:
Японский плен: лагерь военнопленных в Сурабайе

Комментарии (авторизуйтесь или представьтесь)