В блокадном Ленинграде двери не закрывались

Вера Микитенко – коренная жительница Ленинграда. Преодолела 900 дней голода, после чего была направлена на фронт защищать Родину, где встретила будущего мужа.

Вера Микитенко, фото 1945 года

Анна Захарова: Вера Михайловна, к началу войны Вы были еще школьницей?

Вера Михайловна: Нет, я училась на третьем курсе исторического факультета Ленинградского Государственного Университета. Помню, как 22 июня 1941 года плакали женщины, узнав о начале войны, предчувствуя, сколько бед и несчастий выпадет на их горькую долю. Сразу после объявления войны мой брат Георгий, незадолго до этого окончивший курсы подготовки летного состава, вместе с друзьями помчался в военкомат проситься на фронт. Через несколько дней они отправились воевать. Вскоре мы провожали в народное ополчение наших мальчиков–студентов, освобожденных от военной службы по состоянию здоровья. Собрались на набережной Невы у входа в университет, говорили напутственные слова, пели песню из кинофильма «Светлый путь»:

Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны ни льды, ни облака.
Знамя страны своей, знамя борьбы своей
Мы пронесем через миры и века.

Настроение у всех было боевое, и никто не сомневался, что «враг будет разбит, победа будет за нами». Нас, девчат с исторического и других факультетов, срочно отправили строить оборонительные сооружения на подступах к Ленинграду. Мы рыли окопы и противотанковые рвы, жили в шалашах, сооруженных нами наспех, питались чечевицей и шутили: писали на стенах противотанковых рвов: «Немцам от историков и химиков ЛГУ».

— Когда Вас, студенток, коснулась война?

—  Оказавшись под Новгородом, мы чуть не попали в окружение. Нас выводили по проселочным дорогам под вой вражеских самолетов, которые с бреющего полета поливали нас пулеметным огнем. На привале от усталости свалились как убитые, и только проснувшись утром, обнаружили, что лежим практически в воде: ночью не разглядели болото.

С запада, от самой границы, измученные, голодные, с плачущими детьми, нескончаемым потоком шли беженцы. Они уже хорошо знали, кто такие фашисты и какова их жестокость.

Когда пришел эшелон, нам объявили, что все в вагоны не поместятся. Будут отправлять только женщин Василеостровского района, так как у них остались в Ленинграде дети. А нас попросили рыть противотанковые рвы. Враг уже прорывался к Новгороду. До места работ мы так не дошли: туда уже прорвались немцы. Неизвестно, кто и как, но за нами прислали второй эшелон, на который мы и не надеялись. Приближаясь к Ленинграду, голодные, мы пели: «Любимый город может спать спокойно».

— Расскажите, пожалуйста, о начале блокады.

— 8 сентября 1941 года немецкие войска, прорвавшись через станцию Мга и захватив Шлиссельбург, отрезали Ленинград с суши. Город оказался в кольце блокады. Немецкое командование решило один из красивейших городов мира сравнять с землей. На город обрушился шквал бомб и артиллерийских снарядов, начался обстрел из дальнобойных орудий.

С началом блокады наша «окопная эпопея» закончилась. Мы, студенты ЛГУ, рвались на фронт защищать Родину и свой Ленинград. При университете были срочно организованы курсы медсестер: годичную программу надо было пройти за два месяца. Никогда мы с таким вниманием не слушали лекции, как на этих курсах. Знали, что это нужно для спасения жизни людей. А вражеские самолеты и дальнобойная артиллерия делали все для того, чтобы уничтожить «населенный пункт, в существовании которого Германия не заинтересована» — так называл фюрер наш не сдавшийся немцам Ленинград. Дни и ночи из репродукторов раздавались звуки сирен со словами: «Воздушная тревога!».

— Что в это время было самым страшным?

— Самым страшным был налет 276 фашистских самолетов 19 сентября. Самолеты люфтваффе бомбили не только военные объекты; они уничтожили сотни школ, больниц, промышленных предприятий, тысячи жилых зданий! Для спасения людей из-под завалов разрушенных домов создавались народные дружины, в домах – группы самозащиты. Моя мама, Надежда Кирилловна Васильева, начальник группы самозащиты в доме, при каждом звуке тревоги бежала на чердак и крышу, где вместе с другими жильцами сбрасывала зажигалки вниз, где стояли ящики с песком.

Однажды фугасная бомба попала в соседний дом. Раздался такой страшный грохот, что наш дом закачался из стороны в сторону. Но, к счастью, дело закончилось только огромной трещиной во всю стену.

Мои занятия на курсах медсестер длились по 12 часов в сутки. Добраться туда и обратно при бесконечных бомбежках и артобстрелах было нелегко, воздушные тревоги приходилось пережидать в подъездах и подворотнях. Трижды моя жизнь висела на волоске! Один раз меня спас милиционер, не пустивший на Дворцовый мост во время артобстрела. Именно там, на другой стороне моста, где я могла оказаться, разорвался снаряд.

Во второй раз на улице Росси во время сигнала воздушной тревоги я едва успела броситься в подворотню и прижаться к земле: сделай я несколько шагов вперед, оказалась бы в воронке.

В третий раз, торопясь в госпиталь на практику, на остановке у химико-технологического института я не успела на отходивший трамвай и пошла пешком. Через несколько минут прозвучала сирена воздушной тревоги, после этого – страшный взрыв: трамвай, на который я опоздала, был вдребезги разбит бомбой, угодившей в здание, у которого он остановился. До сих пор помню окровавленного младенца и других раненых, выносимых из этого трамвая дружинниками и всеми, кто был рядом.

Затем ударили морозы. Замерз водопровод. С утра к Неве и к Фонтанке, измученные и голодные, шли люди с бидонами и чайниками. К счастью, в нашем доме (Можайская, 2) неизвестно откуда по выведенной во двор трубе все время текла вода. Под краном образовалась огромная ледяная гора, но по ней все же можно было забраться и набрать драгоценной влаги. В квартире было жутко холодно. Мы ломали мебель, чтобы щепками вскипятить на кирпичах хотя бы кружку воды. А мучительный голод нечем было утолить.

— Как Вы пережили первую блокадную зиму?

— В декабре 1941 года мы сдали экзамены и получили удостоверения медсестер. Я пошла в военкомат с просьбой отправить меня на фронт. Ответили: «Временно девушек не призывают. Ждите повестки».

Не выдержав испытаний голода, слегла моя мама. Я чувствовала, что и мои силы на исходе. И тут случайно узнала, что в одном из подъездов нашего дома работает всеми забытый телефон-автомат. Я позвонила своему крестному Николаю Сергеевичу Манукову. Он работал начальником охраны на одном из объектов рядом с Балтийским заводом. Услышав знакомый голос на другом конце провода, только и сказала: «Мама не встает, я тоже завтра встать не смогу». Ночью он постучал в дверь, хотя можно было войти и без стука. Тогда двери не закрывались, чтобы легче было выносить умерших. Крестный принес два солдатских засохших сухаря, кусок колотого сахара и бидон мучного жидкого супа («брандахлыст»). Это было целое богатство!

Во второй свой приход крестный, который не мог покидать охраняемый объект, уговорил меня пойти работать к нему в охрану. Едва я приступила к работе, свалилась с тяжелой дистрофией. Спасибо моему крестному, его другу-военврачу, женщинам охраны, сделавшим все для того, чтобы поднять меня, учившим меня даже заново ходить! Здесь меня нашла школьная подруга с известием, что мой университет и юридический институт, в котором она училась, эвакуируются…

Когда смогла работать у крестного, мне очень пригодились мои знания, полученные на курсах медсестер. Помимо дежурства на посту, я проводила занятия с личным составом по оказанию первой медицинской помощи пострадавшим. Как только освобождалась, шла через весь город к маме. Поднять ее на ноги мне помогли добрая соседка и известие от брата, воевавшего сначала в морской авиации, потом в морской пехоте под Новороссийском. Тяжело раненный, он лежал в госпитале в Саранске. Искал нас.

— Что Вам помогло не пасть духом, не сдаться?

— Знаете, в этом жутком кошмаре под вой сирен, грохот бомб и снарядов, весь город сражался. Ленинградцы из последних сил в промерзших цехах Кировского завода ремонтировали танки, на фабрике «Скороход» изготавливали мины, на табачной фабрике – пулеметные ленты. В перерывах между звуками сирены и метронома звучала музыка лучших композиторов, выступали поэты и писатели: Ольга Бергольц, Вера Инбер, Вера Кетлинская, Николай Тихонов, Александр Прокофьев. Своей музыкой, стихами, просто словами они подбадривали людей, вселяли в ленинградцев веру в Победу. До сих пор я слышу первые такты седьмой Ленинградской симфонии Дмитрия Шостаковича, впервые исполненные в осажденном Ленинграде 2 августа 1942 года…

При каждом сообщении Совинформбюро, прильнув к репродукторам, мы с надеждой ждали слов о прорыве блокады. И наконец-то услышали! 18 января 1943 года войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились в районе Шлиссельбурга, образовав коридор шириной в 11 км! Это был глоток свободного воздуха, это было начало нашей Победы. По образовавшемуся коридору быстро проложили железнодорожные рельсы: в Ленинград пошли составы с грузом.

Наконец мне пришла повестка из военкомата. Собрали нас, отощавших ленинградских девчонок, одели в военную форму и распределили в различные части Ленинградской армии ПВО Ленинградского фронта. Мы шли по Измайловскому проспекту в шинелях до пят, в огромных сапогах и с воодушевлением пели:

Город-красавец
Нева обмывает,
О Ленинграде песню слагаем.
Смело пойдем вперед,
Нет нам преграды.
Жизнь отдадим свою
для Ленинграда.

— Как складывалась Ваша судьба на передовой?

— Меня назначили санинструктором на пятую батарею в 169-й зенитный артиллерийский полк. Сопровождавший меня суровый старшина на вопрос «Что это за батарея?» ответил немногословно: «Придешь – увидишь». Стоял холодный сырой март. Батарея находилась близко к Невской губе. Землянки, в которых жили бойцы, за ночь наполнялись водой по колено. Спали мы в шинелях на нарах, тесно прижавшись друг к другу. Каждое утро начиналось с того, что ведрами вычерпывали воду из землянки. До меня на батарее не было санинструктора, поэтому возникла проблема — педикулез. Я вызывала дезинсекционную машину, дважды в день проводила санобработку всего состава. Вылечила всех больных.

Вспоминаю одну очень тяжелую ночь. У одной из девушек были сильные боли в животе. Она кричала, не давала до себя дотронуться. Я хорошо помнила, как нам на курсах хирург трижды повторил: «Крепкий как камень живот – это «острый живот», есть опасность перитонита». Даю срочную телефонограмму в штаб полка: «Немедленно пришлите машину: «острый живот». Зину увезли вовремя, успели прооперировать и спасли. А мною заинтересовались: «Что за санинструктор на пятой батарее с такими знаниями медицинских терминов?». Вызвали в штаб полка на комиссию, чтобы отправить на ускоренные курсы врачей.

Но на войне иногда случаются неожиданные встречи. Сидевший в комиссии заместитель командира полка по политчасти майор Шпак до войны был преподавателем политэкономии в Ленинградском университете. Узнав, что я там училась, предложил мне работу секретарем. Мне нужно было принимать сообщения обо всем, что происходит в дивизионах и на батареях, обобщать материалы в политдонесения, которые отправлялись в политотдел армии. Однако работала я так недолго. Вмешался комсорг полка Гриша Запорожанов, заявивший, что ему нужен комсорг дивизиона, а бумагами может заняться кто-нибудь другой. Комсорг дивизиона утверждался политотделом армии. Когда документы на меня были туда посланы, вопрос решили иначе. В июле 1943 года меня направили комсоргом части в 72-ой КОРБ [1] ВНОС [2] Ленинградской армии ПВО, куда прибыло большое пополнение ленинградских девушек.

Наверное, моя худенькая фигурка в красноармейской форме внушала мало доверия майору Ермолову, заместителю командира по политчасти 72-го Краснознаменного отдельного радиобатальона ВНОС. Однако этот немного суховатый, но интеллигентный человек виду не подал. Вкратце рассказав о боевых задачах, которые должна решать часть, он вызвал лейтенанта Кузяева и дал ему задание в течение месяца ознакомить меня со всеми подразделениями, командирами и ввести в курс дела.

Я начала с редута, находившегося в Кронштадте. Туда вместе с лейтенантом Кузяевым мы отправились на катере в 4 утра, так как ночью и днем залив простреливался немцами. Вскоре я побывала на всех редутах, познакомилась с командирами, комсоргами, личным составом.

Помню посещение редута № 11 в Келомягах под Ленинградом. Командир, старший лейтенант Михаил Иванович Микитенко, на вид очень молоденький юноша, был серьезен. Я подумала: «Почти мальчик, а командует подразделением, оснащенным сложнейшей техникой, имеет в подчинении офицеров с высшим образованием. Ничего себе!». Тогда я даже не могла предположить, что пройдет лихое время, и он станет моим мужем.

Мне присвоили звание младшего лейтенанта, потом – лейтенанта. Так как комсорг части — это офицерская должность, мне пришлось сдать экзамены по материальной части РЛС и электростанции, по радиотехнике, силуэтам всех наших и вражеских самолетов.

Военный билет Веры Михайловны Микитенко

Для комсомольского работника главное – работа с людьми, и я должна была часто бывать в подразделениях. До боевых точек добиралась на штабном «Виллисе», но чаще на попутках, а то и пешком. Боевая работа, которую выполняли бойцы, командиры и инженеры 72 КОРБ во время блокады, состояла в том, чтобы не пропустить к Ленинграду немецкие самолеты с бомбами, своевременно обнаружить на экранах локаторов не только цель, но и количество летящих самолетов и сообщить на командный пункт армии. Позже наши редуты стали выполнять задания по наведению наших самолетов на самолеты противника.

Еще до призыва на фронт, в блокадную зиму 1941-42-го, я была свидетелем страшных бедствий и разрушений, которые нанесла нашему городу вражеская авиация. Но только в 169-м зенитном артиллерийском полку и 72-м отдельном радиобатальоне я убедилась, что потери были бы еще более жуткими, если б не защитники ленинградского неба: летчики, зенитчики, радиолокаторщики с их четкой работой.

— Как Вы встретили прорыв блокады и Победу?

— 27 января 1944 года закончилась титаническая битва за Ленинград. Выстоял город! А 9 мая 1945-го мне довелось встретить в далеком Баку. В эти дни также отмечалось 25-летие Советской Социалистической республики Азербайджан. Я оказалась в составе делегации Ленинграда, которую возглавлял капитан первого ранга Владимир Петрович Галкин, командовавший на ладожской «Дороге жизни» крепостью Кобона.

О том, что пришлось пережить ленинградцам, в стране знали все, и потому наша делегация была окружена особым вниманием, как руководства республики, так и простых жителей. Руководители Азербайджана радушно принимали нас в своих кабинетах. В виде братской помощи предложили нашей делегации вагоны битума для восстановления разбитых тротуаров и панелей.

Непосредственно о конце войны мы узнали в ночь с 8 на 9 мая вместе с Марией Прохоровой, секретарем Ленинградского ГК комсомола, в номере гостиницы «Баку», куда к нам с радостным криком ворвались члены нашей и других делегаций: «Девчонки! Что вы дрыхнете?! Победа!!!».

Что творилось в гостинице и в городе! Всеобщие объятия, крики поздравлений, слезы радости, пальба на улицах. Танцы начались! Было немного печально, что в такой день я не в Ленинграде, но радость Победы была сильнее.

Здесь, далеко от родного города, я еще раз прочувствовала, как велика была в нашей стране дружба народов, во многом благодаря которой мы победили. Провожая в обратный путь, нас, бывших блокадников, снабдили разными деликатесами и бочонком вина. Только в вагоне поезда 11 мая я вспомнила о своем дне рождения. Члены нашей делегации открыли бочонок и еще раз отметили Победу, а заодно и мой 23-й день рождения.

Когда я возвратилась в Ленинград, увидела счастливое лицо мамы, вернувшегося с фронта брата и родных однополчан, радость Победы пережила снова.

В августе вышел приказ о демобилизации женщин-офицеров, находящихся на политработе. Собрали нас, восемь девушек, комсоргов частей Ленинградской армии ПВО в Ольгино под Ленинградом. В наш адрес было сказано много теплых слов, член военного совета Ленинградского фронта, секретарь обкома и горкома партии А.А. Кузнецов, вручая нам цветы, пожелал, чтобы вся наша последующая жизнь была прекрасной. Все мы были рекомендованы на руководящую комсомольскую работу в Ленинграде. С грустью прощалась я с замечательными людьми дорогого мне 72-го Краснознаменного отдельного радиобатальона, всю войну стоявшего на страже ленинградского неба. О нашей части издано две книги: Валерий Волошин Роман-хроника «Ленинград — срочно» и Е.Ю. и Е.А. Сентянины «Редуты на защите Ленинграда». Снят документальный фильм, сочинен гимн:

Все зорче, точнее и дальше
Бросают редуты свой взгляд.
Мы знаем, за нашей спиною
Победу кует Ленинград.