Трехлетняя оккупация Пушкинских Гор

Война не обошла стороной музей-заповедник А.С. Пушкина. Попытки эвакуировать музейные ценности не привели к желаемому результату, и захватчики начали растаскивать имущество. Была разворована часть картин итальянской и голландской школ, художественная бронза, старинная мебель.

Позже гитлеровцы открыли музей и даже вернули часть разграбленного. В сорок третьем году началась вырубка леса в заповедных рощах, который шел на строительство военных укреплений, а перед отступлением оккупанты учинили полное разграбление заповедника.

Въезд на территорию музея-заповедника Пушкинские горы. Современное фото.

Когда фронт приблизился к Пушкинским Горам, захватчики на постройку укреплений линии «Пантера» стали вырубать вековые ганнибаловские ели. Теперь на их месте уже выросли деревья, посаженные после войны. Большой фашистский бункер был устроен под вековым «Дубом уединенным» в Тригорском. Музейные экспонаты подготовили к отправке в Германию. Они были вывезены. Многие затерялись. Только какую-то часть их удалось найти на военных дорогах.

В архиве Пушкинского музея-заповедника «Михайловское» хранится документ, напоминающий об одной из трагических страниц его истории – трехлетней немецкой оккупации. Это «Опись музейного имущества», выполненная в феврале 1943 года Кузьмой Васильевичем Афанасьевым, бывшим лесоводом заповедника, а в годы оккупации управляющим музеем. За сотрудничество с немецкими властями Афанасьев был осужден и приговорен к 15 годам лишения свободы. В Михайловское он уже не вернулся. По рассказам очевидцев перед судом он появился в Ленинграде, в Пушкинском Доме Академии наук СССР, и передал его директору П.И. Лебедеву-Полянскому шары от мемориального пушкинского бильярда в Михайловском.

Опись составлена по требованию коменданта Пушкиногорской комендатуры Трайбольца для подготовки к эвакуации в Германию музейного имущества Пушкинского заповедника. Она представляет собой простую ученическую тетрадь в серой картонной обложке. На первом листе чернилами написано: «Опись музейных ценностей, сельцо Михайловское 1943 года».

С научно-музейной точки зрения Опись составлена очень несовершенно: не всегда указаны размеры, техника, принадлежность и происхождение предмета. Но на сегодняшний день это единственный документ из имеющегося в архиве Пушкинского заповедника, который дает полное представление о ценности довоенного музея.

В Акте чрезвычайной комиссии (опубликован в «Правде» от 30 августа 1944 года) говорится о том, что расхищение музейных ценностей началось еще в августе 1941 года. Так, представитель немецкой военной комендатуры обер-фельдфебель Фосфинкель неоднократно приезжал в музей и увозил из него все, что ему нравилось: картины, мебель, книги.

Представляем читателю фрагменты локального характера, оставляя стиль и орфографию автора Описи. Нумерация наша.

1. Трюмо Осиповой прямоугольное зеркало с подзеркальем кр. дер.
2. Картина вида лесистого холма худ. Осмеркина масло в раме
3. Картина худ. Щербакова река Сороть масло рамка кр. дерева
4. Картина худ. Щербакова еловая аллея масло рамка кр. дерева
5. Картина худ. Щербакова вид реки Сороть с Савкиной горки
6. Картина худ. Щербакова Липовая аллея масло рамка кр. дерева
7. Картина худ. Щербакова Святогорский монастырь рама кр. дерева.
8. Картина худ. Осмеркина Липовая аллея бронзовая рамка
9. Барельеф А.С. Пушкина скульптура мраморная медная оправа овал.
10. Шкаф дверцы с вышиванием гобелен, из Малинников от Вульфа
11. Кресло Ганнибаловское Людовика XVI обтянуто ситцем
12. Кресло такое же
13. Столик черного дерева с позолотой Ганниб.
14. Стол кр. дерева овальный из Тригорского
15. Портрет А.П. Ганнибала копия масло в рамке золоченой и т.д.

В названной описи автор указал только то имущество, которое находилось в экспозиции Дома-музея. В ней не учтены архивные документы, библиотечные книги, часть предметов графики, живописи и фотографии, хранящихся в музейном фонде. Однако они были отправлены немцами в Германию и частично вернулись из эвакуации.

Дальнейшая судьба ценностей известна из Акта Чрезвычайной комиссии и документов возврата их в Пушкинский заповедник, которые сейчас находятся в архиве музея-заповедника. Фашисты не довезли имущество до Германии. Оно было брошено ими под городом Лиепая, потом оказалось в Москве, и уже в январе 1946 года музейные вещи поступили в Пушкинский дом академии наук СССР.

Приведем еще несколько свидетельств очевидцев урона, нанесенного заповедным местам оккупантами. Вспоминает военный корреспондент областной газеты «Пролетарская правда» (так тогда называлась «Калининская правда») Н. Балакин:

«И вот добирались до Пушкинских мест, где на попутных машинах, где пешком, вслед за наступающими частями Третьего Прибалтийского фронта. Не «мирные дубравы» встретили меня в Пушкинских горах в 1944 году. Шел я по дороге, изуродованной огромными воронками. В душистом клевере валялись уродливые немецкие каски. Мимо сожженных строений монастыря тороплюсь к «могильному холму».

Как и бывало, поднимаются по широкой каменной лестнице потоки людей. Но это не вездесущие веселые туристы. Перешагивая через разломанные ступени, идут солдаты и офицеры в гимнастерках, пропитанных солью пота. Их лица покрыты пылью и коричневым загаром, суровы и сосредоточены.

На пути – исковерканные листы кровельного железа, битый кирпич, обломки дерева…

Заминированная могила А.С.Пушкина

Но что с дорогой могилой? [1]  Цела! Только мрамор обелиска поврежден кое-где осколками. А рядом куча обезвреженных мин. На моих глазах саперы «выковыривали» большой силы фугас, заложенный в основание могильного холма.

Но дальше, дальше!.. В Михайловское. Михайловские рощи шумят, как и прежде. Но среди свежих пней от могучих елей, в стороне от дороги – немецкие блиндажи, ходы сообщения.

Домика няни нет. На его месте куча бревен, полуразрушенные печи, кирпич, аккуратно сложенный в штабель (нужен был на блиндажи), обрушенная драночная кровля. Сразу за домиком вниз шел ход сообщения к окопам.

По склону Михайловского холма шли окопы. Вдоль берега Сороти проволочные заграждения в три кола. От дома-музея остались один пепел да обгорелые печные трубы.

В Тригорском та же картина. Имение прадедов великого поэта сожжено».

Жена лесника Пушкинского заповедника А. Филиппова рассказывала: «В Михайловском доме-музее поселился штаб. Фашисты поставили топчаны, развалились на старинных стульях, стали тащить ценные вещи: подсвечники, картины. В одном из домов я увидела замечательную копию известного портрета Александра Сергеевича Пушкина работы О. Кипренского. Портрет валялся на полу. Полотно продавлено сапогом».

Из рассказа колхозника Егора Васильева: «Еще осенью 1942 года гитлеровцы распорядились рубить парк в Михайловском. Фашистские солдаты погнали нас, колхозников, к Михайловскому парку. Заставили рубить деревья… Когда срезали первую сосну, я сосчитал кольца: сто семьдесят! Сто семьдесят лет дереву…

Так было вырублено одиннадцать тысяч деревьев в парке и прилегающих михайловских рощах».

Из дневника жени Воробьевой, юной жительницы здешних мест: «10 января 1944 года. Не могу прийти в себя… Я видела, как немцы везли вещи из музея Пушкина. На десяти подводах, под охраной солдатни. Я успела разглядеть старинные кресла, диваны, книги. У меня было такое чувство, что немцы увозят самого Пушкина в Германию…»

Все это было отмечено в акте Чрезвычайной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.

Чрезвычайная комиссия была назначена правительством сразу после освобождения Пушкинских Гор. В составе комиссии были писатели Н.С. Тихонов, Л.М. Леонов, К.А. Федин, член-корреспондент Академии наук СССР П.И. Лебедев-Полянский, доктора филологических наук Д.Д. Благой и Н.К. Гудзий.

С первых дней освобождения на восстановление разрушенного поднялись все люди района от мала до велика.

Семен Степанович Гейченко

Директором музея-заповедника А.С. Пушкина в начале 1945 года был назначен Семен Степанович Гейченко [2], который до последних дней своей жизни оставался его Главным хранителем.

Из письма С.С. Гейченко матери накануне отправки на фронт: «Мои родные, 23 числа из лагеря уезжаем на фронт, вы за меня не беспокойтесь. Ничто меня не страшит. Я готов ко всему, всем и всяческим случайностям и трудностям, и смерть мне не страшна…»

На Волховском фронте С.С. Гейченко получил боевое ранение левой руки. Ему ампутировали руку почти до локтя.

С Великой Отечественной войны Семен Степанович Гейченко вернулся инвалидом. Он обладал огромным опытом и знаниями, неукротимой энергией и жизнелюбием. Послевоенная деятельность Семена Степановича Гейченко почти пятьдесят лет была связана с восстановлением и развитием музея-заповедника А.С. Пушкина, за что Семен Степанович был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

***

Немногие пушкиногорцы смогли возвратиться под родные крыши. Свыше 15 тысяч человек остались без крова. Отступая, фашисты сожгли всё, что могло гореть, не пощадив и пушкинские места.

«С чего же начинать?» – эта мысль не оставляла меня ни на минуту.

Я вышел из райкома и углубился в окружавший посёлок сосновый лес, прошёл его и скоро оказался в поле. По обочинам дороги на палках, воткнутых в землю, были прибиты куски фанеры: «Осторожно, заминировано!». Близ уцелевшей деревни я увидел почти спелые хлеба. Однако ржаное поле широкой полосою у дороги было заминировано. В деревне, как и в поле, я не встретил ни одного человека. «Где люди? С кем работать? Кому убирать хлеб? Кто разминирует поля?» – много вопросов тревожило душу.

Работы по разминированию Свято-Успенского Святогорского монастыря

В Пушкинских Горах я разыскал командира сапёрного отряда, узнал. Что его бойцы уже разминируют холм Святогорского монастыря, могилу поэта, поселок и будут разминировать заповедник. Командир согласился обучить наших ребят разминированию, нам предстояло собрать молодёжь.

Днём и ночью мимо посёлка проходили солдаты армейских частей, люди возвращались из немецкого плена, и все они останавливались возле арки, около древней полуразрушенной ограды. Иногда здесь подолгу стояли вереницы машин, танки, подводы. Люди спешивались, поднимались по каменным плитам на холм, заваленный обломками соборных стен, подходили к могиле Пушкина, снимали шапки, склоняли головы. На холме, на тропинках и дорогах посёлка появились новые дощечки с надписями: «Разминировано». Солдаты только на холме, вокруг собора и могилы Пушкина обезвредили около 4 тысяч мин, свыше 18 тысяч мин они обнаружили в посёлке.

Были, к сожалению, жертвы. Группа солдат вместе с командиром одного из сапёрных подразделений прибыла к Святогорскому монастырю, чтобы погрузить в машину и увезти мины. Машина остановилась у Синичьего холма, возле могилы поэта. Солдаты погрузили мины, а командир взял одну из них, встал спиною к машине, позвал к себе солдат и стал показывать им приёмы обезвреживания взрывного устройства. В руках командира мина взорвалась, сдетонировали те, что были в машине. При взрыве погиб командир, погибли все солдаты; взрывная волна была настолько сильной, что наш домик на Лесной улице, расположенный за горкой и лесом, основательно встряхнуло. Мы поняли, что случилась беда, побежали на взрыв. У холма на дороге увидели искорёженную грузовую машину…

К нам прибыли работники райвоенкомата, чтобы организовать сапёрные группы. Они посылали молодёжь на учебные пункты, создавали отряды разминёров. Наши смелые мальчишки изобрели несложный инструмент – палку с вбитым в торец гвоздём, расплющенным на конце. Этой самодельной отвёрткой ребята отвинчивали взрыватели, и скоро на многих полях появились груды разряженных вражеских мин. И всё же обезвредить все мины не удавалось. Чем больше семей возвращалось на свои пепелища, тем чаще погибали мирные жители на вражеских минах. Были дни, когда от раннего утра и до поздней зари на кладбище были слышны стенания.

Однажды утром на кладбище я встретил члена Государственной комиссии по расследованию злодеяний фашистов в Пушкинском заповеднике писателя Леонида Леонова. Наше внимание привлекла мать-солдатка. На фронте погиб её муж, на минном поле подорвался единственный шестнадцатилетний сын. Горе матери было безмерно, она рыдала над свежей могилой.

– Бедная мать, бедная мать, – повторял Леонов.

Мы оба думали, как помочь этой женщине в её неутешной беде, и не знали, что предпринять. Наплакавшись, обессилев, женщина умолкла, встала. Леонов подошёл к ней.

– Вот, дорогая. Возьми, пожалуйста. Я знаю, этим не поможешь, но и без этого в жизни не обойдёшься. – Он подал женщине деньги, тысячу рублей.

– Спасибо, – тихо ответила солдатка, принимая деньги, поклонилась и пошла к выходу.

Простившись с Леоновым, я возвратился в райком, и тут же снова раздался недалёкий взрыв, вздрогнула земля под домом, зазвенели стёкла.

… В Зелёной балке играли три мальчика. Они нашли немецкий склад снарядов, отвинтили взрыватель и постучали им по снаряду. Снаряд взорвался. Склад взлетел на воздух, детей не стало. В трёх семьях горько оплакивали погибших.

Едва я снова вернулся в райком, открылась дверь, прибежали мои мальчишки.

– Папа! – закричали они наперебой. – Дед козу к мине привязал!

Я понял, что речь идёт о хозяине нашего дома, вернувшемся в посёлок, и заторопился с сыновьями к выходу.

Действительно, в каких-нибудь тридцати метрах от райкома к проводу, концы которого, тщательно изолированные друг от друга лентой, торчали из-под земли, была привязана коза. Куда шли эти провода под землёй?

Я позвонил командиру сапёрного отряда. Быстро пришли солдаты с лопатами. Копали несколько дней. Концы провода привели к средней школе имени Пушкина и другим зданиям. Под собором и школой сапёры обнаружили туннели и в каждом по 500 килограммов тола. Позже тол был найден под всеми главными зданиями Пушкинских Гор. Оказывается, гитлеровцы перед отступлением собирались взорвать весь посёлок. Они заложили тонны взрывчатки под здания и проводом «закольцевали» могилу Пушкина, собор, здание Госбанка, аптеку, районную больницу и школу.

С установки дощечек с надписью «Разминировано» началась у нас нормализация жизни в Пушкинских Горах. Всё оживало, подобно тому, как оживает природа весною после первого тёплого дождя.

Государственная комиссия в составе председателя комиссии известного поэта и общественного деятеля Николая Тихонова, членов комиссии Константина Федина, Леонида Леонова, Лебедева-Полянского, секретаря райкома партии Киманова и председателя райисполкома Гордиенко утром выехала на грузовой машине в Михайловское. Целый день нас сопровождал по заповедным местам директор заповедника С.С. Гейченко.

Мы увидели осквернённую, изрытую глубокими траншеями дорогую сердцу нашему землю Пушкина. Фашисты разграбили и сожгли дом-музей. Здесь, на скате Михайловского холма, где прежде стоял домик няни Пушкина Арины Родионовны, осыпались остатки разрушенных печей. Брёвна домика немцы использовали при строительстве укреплений. На площадке у дома поэта валялись стреляные гильзы, рядом стоял современник Пушкина – клён, как древний богатырь, израненный осколками снарядов и пулями.

– «Вот опальный домик, где жил я с бедной нянею моей», – печально продекламировал Гейченко. – Как видите, – продолжал он, – из этого домика фашисты сделали себе блиндаж. Вместо бесценных вещей, которые так много лет хранились в домике, – груды гильз.

Когда мы остановились на пепелище дома поэта, пришёл заведующий отделом кадров Калининского обкома партии И.С. Борисов, в прошлом неоднократно прилетавший к нам на фронт. Кто-то сфотографировал членов Государственной комиссии, через 25 лет мне показали эту фотографию в музее средней школы Пушкинских Гор.

Затем Гейченко подвёл нас к спуску с холма.

– Здесь к Сороти шла лестница, – рассказывал Гейченко.

Мы стояли на обгорелом фундаменте дома и созерцали картины, воспетые в стихах Пушкина:

Я твой: люблю сей тёмный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят…

Перед нами были «двух озёр лазурные равнины», о которых писал когда-то поэт, но на лугу не было скирд, на влажных берегах не паслись стада… За озером Кучане виднелся тёмно-зелёный парк Петровского, и все эти места, изуродованные траншеями, проволочными заграждениями, с разрушенными и сожжёнными деревнями, всё-таки были удивительно красивыми.

Побывали мы в тот день и в Тригорском. Здесь, в «зелёном зале» и «солнечных часах» парка, немцы спилили липы и дубы, вокруг «скамьи Онегина» вырыли глубокие траншеи, а под «дубом уединенным», знакомцем Пушкина, сделали блиндаж и пулемётные гнёзда. На полях, на лугах, на склонах холмов и в парках стояли столбы-указатели, предупреждавшие о минной опасности.

К вечеру мы закончили обследование Государственного заповедника, а утром следующего дня мне сообщили, что в наш район на работу прибывают партизаны нашей бригады. Надо было подготовить встречу в Пушкинских Горах, позаботиться о размещении, питании, первой материальной помощи ничего не имеющим людям.

[1] Могила А.С. Пушкина

[2] Семен Степанович Гейченко родился 3 февраля 1903 года в городе Петергофе. Окончил Петергофскую мужскую гимназию, поступил в Петроградский университет, который окончил в 1925 году. В течение более 13 лет он работал в Петергофском музее. В 1938 году – в русском музее, а в 1939 году – в Литературном музее Института русской литературы АН СССР. Его имя уже перед войной становится в один ряд с именами самых известных деятелей культуры.

Гвардии рядовой Гейченко сражался на Ленинградском, а затем на Волховском фронтах с конца 1943 до 2 февраля 1944 года. На фронт он попал из лагеря на Урале.

По материалам:

// Киманов П.М. За холмами – Пушкинские горы : воспоминания секретаря подпольного райкома партии. – Л.: Лениздат, 1975. – С. 147-159. [ П.М. Киманов – один из организаторов подполья на Псковской земле, председатель райкома Пушкинских гор.]

// Вспоминая войну: посвящается 60-летию освобождения Пушкинских Гор. – Сельцо Михайловское, 2004. – С. 126-130.