Штурм Рейхстага: ценой крови достается каждый шаг

Леонид Петрович Литвак

Леонид Петрович Литвак родился 8 июня 1924 года в селе Диканька Полтавской области. В 1939 году семья переехала на жительство в Красноармейский район Челябинской облас­ти. Отсюда в 1942 году Леонид Петрович ушел на войну.

Участник Курской битвы. Был ранен, контужен. Окончил курсы младших лейтенантов. В составе 674-го полка 150-й стрелковой дивизии 1-го Белорусского фронта участвовал в штурме Берлина. Его взвод одним из первых ворвался в рей­хстаг. Он рассказывает, как это было.

Бой за здание министерства внутренних дел фашистской Германии, или «дом Гиммлера», как его окрестили сол­даты, шел к концу. Поздно ночью на 30-е апреля здание было полностью в наших руках.

Усталость валила с ног. Только теперь все почувствовали, как хочется есть и пить. Но стоило сесть на пол, как еда и все дру­гое отошли на задний план. Ребята с оружием в обнимку завали­лись спать, а нам, командирам, еще надо было решить множе­ство неотложных вопросов: доставить пищу, боеприпасы…

Час спустя пришел командир роты лейтенант Греченков.

— Я от комбата. Батальон будет штурмовать рейхстаг. Наша рота тоже, — с неподдельной радостью сказал он. — Понимаешь?

Я не сразу поверил. Поняв мой немой вопрос, он развеял сомнения:

— Твой взвод пойдет в наступление первым, Фома неверу­ющий!

Греченков повел меня вниз, в подвальный коридор. В конце его было окно.

— Присматривайся. Вот отсюда, через это окно, и начнем.

Взвод получил боевую задачу. Сомнения позади: нам штур­мовать рейхстаг. Незадолго до выхода на исходный рубеж к нам в роту пришли замполит майор Евгений Сергеевич Суббо­тин и парторг батальона лейтенант Каримджан Исаков. К вои­нам обратился майор Субботин:

— Товарищи красноармейцы! Боевые друзья! Вы только что получили от своих командиров боевую задачу и приказ на штурм последнего оплота германского фашизма — рейхстага. Перед вашим мужеством и отвагой не устояли отборные части бер­линского гарнизона. Лишь несколько часов назад воины ше­стьсот семьдесят четвертого и семьсот пятьдесят шестого пол­ков решительными действиями разгромили группировку войск СС в этом здании, где мы сейчас находимся. Это — зловещий «дом Гиммлера». Перед вами — рейхстаг! — его голос, обычно спокойный и ровный, зазвучал призывно громко. — Вам выпа­ла высокая честь — добить заклятого врага в его же логове. Пусть на успешное выполнение задания Родины вас зовут те миллионы жизней советских людей, что отданы во имя святого дела — отстоять Родину Октября от порабощения! Вперед, дру­зья, во имя нашей окончательной победы над врагом! — И Суб­ботин, подняв руку, указал в сторону, где находился пока неви­димый нами рейхстаг.

Напутствие замполита мы восприняли как приказ Родины. По солдатским лицам можно было прочесть решимость выпол­нить свой долг до конца.

Наступал рассвет тридцатого апреля. Мы с командирами отделений подошли к окну. Рейхстага не видно: все застилал сгустившийся к утру туман, смешанный с дымом. Лишь чуть заметно выделялось невдалеке строение, оказавшееся впос­ледствии трансформаторной будкой. Решили использовать ее как прикрытие. А местом сосредоточения я назначил ров на площади перед рейхстагом, наполненный водой. Знал о нем по сообщению командира роты.

Решено было, что с первым отделением сержанта Василия Посенкова пойдет мой помощник сержант Досычев. Я уйду с последними солдатами второго отделения сержанта Зуева. Тре­тье отделение пойдет со своим командиром сержантом Федоренко. Заболотного назначил своим связным.

Мы ждали сигнала. Утро 30 апреля едва вступило в свои права, поступил приказ выходить. Без шума и суеты люди шли в коридор и стали вдоль стены, напротив окна длинной цепью. Грянули орудия, их выстрелы всегда кажутся внезапными, и в один миг площадь заплескалась взрывами снарядов. Страш­ной силы сотрясение докатилось до нас. Минут через двадцать подаю команду:

— Приготовсь… пошли! — и поднятую вверх руку резко опу­стил, будто рубанул клинком.

И завертелось. Без суеты, ступая на подставленный ящик, забирались солдаты на подоконник и исчезали. Замаячили фи­гурки: падают, опять бегут. Там уже Досычев с Лосенковским отделением. Что у них, как дела? Тревожно стучит сердце. По­шло и второе отделение Зуева. Кричу командиру третьего от­деления Федоренко:

— Не задерживайся! Сам уйдешь последним! — и с после­дними солдатами второго отделения — рывок на площадь, в неизвестное. Связной — следом за мной.

Гитлеровцы встретили нас неимоверно плотным огнем. Они окружили рейхстаг плотным кольцом обороны. Били из рейх­стага, из-за него, с огневых позиций, находящихся непосредственно на площади.

Вздыбилась земля. Осколки и пули сыпались, что горох из мешка, прощупывая смертоносным металлом каждый метр зем­ли. Дым от снарядов и пыль в несколько минут накрыли пло­щадь. С трудом я добрался со связным до будки и вбежал через сорванную дверь внутрь ее. В нижней части трансфор­матора нет, он наверху. Но зато здесь полно солдат: спасаются от губительного огня. Вижу, тут место гиблое. Если сюда угодит снаряд, получится на всех один каменный гроб.

— На площадь, — кричу, — немедленно, марш на площадь!

Всем развернуться в цепь!

А-а-ах! – разорвался снаряд. Будка – ходуном. Все припали к полу. Но следом же – что ветром всех выдуло из нее. Третье отделение подошло. Стараются сюда забежать, втиснуться. — Куда, — кричу, — вправо, в цепь!

Но меня почти не слышно. Себя, свой голос сам плохо слы­шу. Скорее мой решительный жест понимают, нежели слова. Покинули и мы с Заболотным будку, когда последние солдаты рассредоточились на площади.

По-пластунски добрались до ближайших воронок. Продви­жения почти нет. Лишь одиночки бросаются вперед в воронки от снарядов.

Губительный огонь гитлеровцев уже сам собою подхлесты­вал продвигаться к каналу. Передавая друг другу мой приказ, бойцы взвода продвинулись вперед. Сделал несколько пере­бежек и я. Почти автоматически. Добрался до разбитой зенит­ки. Под ней лежат наши солдаты. Передохнули и снова по од­ному вперед.

Но продвижение взвода приостановилось: из укрытия почти непрерывно строчил пулемет. Когда его засекли, сержант Зуев подполз к своему пулемет­чику, закрепил на ручном пулемете магазин и сам стал бить по огневой точке очередями. Немецкий пулемет захлебнулся. Пре­кратил огонь и Зуев, полежал, подождал, не оживет ли точка вновь. И тут рядом с Зуевым упала мина, но… не взорвалась. Это было чудо. Зуев в горячке, подхватив пулемет, стреми­тельно отбежал вперед на добрый десяток метров. И в этот момент разрывная пуля снайпера попала ему в голову. Зуев уткнулся лицом в землю.

Ползем вперед. На пути разбитые зенитки, врытые самоход­ки, бывшие огневыми точками. Изуродовали их наши артилле­ристы. А рядом со мной старший сержант Николай Такнов из своего «дегтяря» не дает расчету зенитки зарядить ее новой обоймой снарядов. Вместе с левофланговым отделением при­ближаемся ко рву. Из бойниц, замурованных камнями окон, рейхстаг поливал и поливал нас огнем. Бьют снайперы. Канал все ближе, ползем к нему. Скоро почти весь взвод оказался у первой цели. Кубарем влетаю в ров.

Подползает сержант Федоренко и докладывает:

— Все здесь, товарищ младший лейтенант, кроме… Бурко. Еще трое раненых. Один дальше идти не сможет, а двое ничего.

— Передохнем и махнем на ту сторону, — сказал я.

Вижу перекинутые через ров металлические балки не на уровне земли, а ниже. Согнувшись, можно перебегать. Так часть солдат и поступила. Некоторые переплыли канал. Я и несколь­ко солдат подползли к «мостику», стремглав бегу по балкам. Проскочил за один вдох и, не добегая до края, спрыгнул вниз и оглянулся назад. За мной бежали другие. Поверх голов — свист пуль. Вот последний благополучно спрыгнул вниз. Сразу же принимают вправо, вдоль откоса.

Не терпится глянуть на рейхстаг с близкого расстояния. Смот­рю, согнувшись, бежит по рву Досычев. С ним Верещагин из отделения погибшего Зуева. Как я им обрадовался!

— Ну что, Коля, с первым успехом? Вон он, рейхстаг. Хотел на него взглянуть и к вам. Как на фланге, потери какие?

— Тяжело раненные есть.

Помолчали. Я уже знал, что убитых во взводе было четверо. Несколько раненых.

Снова потери. Ценой крови достается каждый шаг.

Парадная лестница в Рейхстаг. Май 1945 г.

Рейхстаг в ста двадцати — ста тридцати метрах, как гово­рится, рукой подать. Ждем сигнала на штурм. Минут сорок, как во рву. Вдруг стал слышен полет снарядов. В ту же секунду они разорвались на примыкавшей к рейхстагу площади, отде­лявшей нас от него. По рейхстагу был произведен короткий артналет. Едва он стих, как покатилось: «Ура!» — и могучая сила подняла всех на штурм. Но встреченные губительным ог­нем гитлеровцев взводы откатились в ров. Единицы, кто сумел найти укрытие, остались немного впереди.

Первая атака не удалась. Стало ясно, что так просто рейх­стаг не взять. Опаленный снарядами и основательно пощипан­ный, он стоит крепко.

По зданию снова ударила артиллерия. Рейхстаг заволокло дымом и каменной пылью. После артподготовки вновь подня­лись в атаку. Дружно, без перебежек. Очевидно, крепко по­трясли там гитлеровцев. Расстояние до рейхстага проскочили стремительно. Отдельные очаги сопротивления оказались не в силах остановить нас.

Добравшись до ступеней рейхстага, боевые порядки взво­дов перемешались. Вбежав по ним, увидели, что входная дверь вынесена снарядом. В нее мы и ринулись. Ошеломленные гитлеровцы не успели оказать решительного сопротивления. Мой взвод тут же устремился в правую часть первого этажа. Тесня гитлеровцев огнем и гранатами вглубь здания, взвод ворвался в огромный зал. Там полумрак. Продвигаемся вперед, загоняя гитлеровцев в неведомые нам убежища.

Кресла для депутатов, огромные дубовые столы, шкафы, сейфы нагромождены в виде баррикады и служили гитлеров­цам прикрытием для обороны. Выбивать их приходилось буквально из-за каждого прикрытия. Наконец, мы вытеснили гитле­ровцев из зала. Но бой на этом не закончился. По неведомым нам проходам гитлеровцы появлялись в темном зале внезапно, ведя огонь из автоматов, бросали гранаты. Теперь те же барри­кады служили укрытием для нас. Появившись внезапно и по­лучив достойный ответ, немцы также внезапно и исчезали, будто провалившись под землю.

В такой обстановке прошла наша ночь в рейхстаге. Насту­пил день первого мая, а мы даже забыли, что он праздничный.

Немного освоившись в зале, разместил отделения на отве­денных им участках. Изучив «свою» территорию, они легче ориентировались, откуда появляются гитлеровцы, а значит, и своевременно принимали ответные действия. Солдаты очень устали. От порохового и тротилового дыма слезились глаза, першило в горле, во рту пересохло, языки стали такими сухи­ми, будто были пересыпаны горячим песком. Пить! Пить! Никог­да в жизни не хотелось так пить, как в рейхстаге.

Только что отбили новую вылазку гитлеровцев. Такнов и Притченко еще лежат за пулеметом. Внизу, на площадке осталось несколько убитых гитлеровцев. Вдруг сержант Такнов поднял­ся и побежал к убитым собрать брошенное оружие. Не успел он добежать до площадки, как из-за колонны выскочил немец. Такнов опередил его, сделав очередь из автомата. Тот успел укрыться, но в тот же момент на ступени вылетела граната и взорвалась едва не у самых ног Такнова. Пламя и дым обво­локли сержанта. Мы бросились к нему. Николай упал и закрыл лицо руками. Тут же подняли его на руках.

— Коля, дорогой, ты живой? — прошу его ответить. Василий Лосенков бросился с кем-то из солдат за гитлеровцем, и вско­ре послышалась автоматная очередь. Лосенков прибежал об­ратно и вопросительно смотрел на меня.

Живой, живой, — ответил я на его немой вопрос.

Готов, гад! — остервенело сказал Василий не то Такнову, но то всем нам. Подбежали еще ребята, и Николая осторожно и бережно понесли в вестибюль к докторам. Развернутый там медпункт уже получил название «госпиталь». Санитар и мед­ сестра кое-как сняли с него гимнастерку, а раны на груди, на руках, лицо изрезано до неузнаваемости.

— Как глаза? — спросил я.

— Не задело, — как-то буднично отвечал санитар, бинтуя голову Николая.

Мы находились еще в сильном возбуждении от только что пережитого, как кто-то громко крикнул: «Ложись!». Из-за после­днего ряда баррикады в зал полетели три гранаты. От их взры­ва разлетелись обломки мебели. К счастью, никто не постра­дал. Открыли по гитлеровцам огонь. Один из лазутчиков упал. Гитлеровцы стали спешно спускаться в люк. Пока мы добежа­ли до замеченного солдатами места, они успели скрыться. Но важнее всего было то, что ребята увидели захлопнувшуюся крышку входа в подземелье. Вот, оказывается, где эта лазей­ка! Но мы знали, что есть где-то еще такая.

Тщательно осмотрели пол, у люка — поставил бойца, дал ему в руки обломок стула и велел его сунуть под крышку, как только она откроется.

Минут через тридцать ко мне прибежал Досычев.

— Говорят, в постройке возле рейхстага в чанах вода. Мож­но достать. Правда, откуда-то бьет снайпер, — добавил он и этак просительно сказал: — послать кого?

— О, Боже! Мало еще нам с тобой потерь?

Ребята ослабли. Есть не просят, а попить…, — не отсту­пал Досычев.

Ладно, — говорю. — Котелки давай.

Оставив за себя сержанта Лосенкова, побежали с Досычевым к выходу из рейхстага. Два солдата, стоявшие тут с пол­ными котелками, указали на низкое строение, похожее на вре­мянку, с плоской крышей. И сразу предупредили:

— Опасно, из-за Шпрее бьет снайпер.

Отдаю Досычеву автомат, чтобы не мешал. Зажимаю в од­ной руке оба котелка и что было духу — вниз по ступеням. От крыльца до строения метров семьдесят. Мчусь. Очутился в надстройке, а там — точно — вода в огромных чанах. Припал к воде, пью большими глотками без передышки. Напившись, по­черпнул воды и вылил себе на голову раз, другой. Намочил еще и пилотку. И такая бодрость наступила, будто вновь народился!

Подошел к дверям, посмотрел в щель между дверью и кося­ком. Была видна наружная стена рейхстаговского зала, а вдали, за Шпрее, видны дома. Значит, оттуда, говорят, бьет снайпер. И кто это так точно определил? Он может находиться и в другом месте. Что снайпер есть, безмолвно «подтверждают» и два погиб­ших солдата. Наполнил водой котелки и один из них завязал но­совым платком, на другой натянул пилотку: меньше расплещется воды. Теперь только бы проскочить назад эти трудные метры.

Снайпер меня ждал. Но я не выскочил сразу, а быстро толк­нул ногой вторую половину двери, будто из-за нее должен по­явиться человек. У снайпера нервы были на пределе, и удер­жаться от выстрела он уже не смог. На это я и рассчитывал. В тот же миг резко сорвался с места и, как говорится, не чув­ствуя под собой ног, помчался к рейхстагу. Стрелял он еще по мне или нет, не знаю….

…Вбежал, влетел обратно пулей, а сам — еле дышу. Во рту пересохло, будто и не пил воду. В котелках воды убавилось самую малость. Не напрасно сбегал. Сделал глоток, чтобы снять неприятную сухость во рту, и говорю Досычеву:

— Ребятам отдай. Сам попей сейчас же, но туда — ни-ко-го!

Вернулись в зал, а там событие: под приподнявшуюся крыш­ку входа в подземелье боец Кнюх все же всунул ножку от сту­ла! «Обработав» ход гранатами, туда спускались Васильев, Бородулин и Бабанин. Дошли до массивной двери, но никакими усилиями открыть ее не смогли. Побывали в подземелье и мы с Досычевым. Стены и потолок — бетонные. Слабый свет фона­риков создает иллюзию загробного мира. Тяжело дышать от смешанных запахов взорвавшегося тротила, устоявшейся пле­сени и цементной сырости. От подвешенных электролампочек остались одни цоколи. Впечатление жуткое.

Мы возвратились обратно. Но ход не давал мне покоя, и ког­да на глаза попались огнеметчики, я им сильно обрадовался.

— Братцы, дело есть. Живо — за мной! — потащил их к открытому люку. — Вот в эту проклятую дыру «дыхните», — попросил их.

— Есть, «дыхнуть»! — обрадовались огнеметчики. Тут же оба легли на пол, и струя воспламенившейся жидкости с тугим шипением и нарастающим гулом устремилась вниз. Загудело там, заплясало жаркое пламя, подобное смерчу. Ох, как здоро­во! Теперь кто сунется в подземный ход, тот окажется в сущем аду. Вылазки гитлеровцев из него прекратились.

Время перевалило за полдень. В сильнейшем возбуждении подбежал ко мне солдат Демьян Добриянский:

—Товарищ младший лейтенант! К рейхстагу через парк идет немецкий танк! Посмотрите, может, я напутал?

Я понял все, и волнение ознобом пробежало по всему телу при враз возникшей жуткой мысли: бить будет снарядами че­рез окно! Это… Но рассуждать — недосуг. А мысли, что молнии. Вот когда пригодился расчет ПТРа! Подбежал к ним:

— За мной — живо! — И по пути приказал бегущему на­встречу Досычеву: — Ручной пулемет ко мне!!

У окон, выходящих в сторону Тиргартен-парка, собралась едва ли не половина взвода. Я взглянул в бойницу и увидел, что движется не танк, а самоходка «фердинанд». Ружье ПТР было установлено в бойницу рядом с ручным пулеметом, про­тив ползущей самоходки. Автоматчики изготовились к бою у бойниц других окон. Вращая оружие, «фердинанд» подошел на довольно близкую дистанцию. Выжидать, когда самоходка подойдет еще ближе, времени не было. Можно просто упустить роковой для себя момент. Нужно опередить ее. И я приказал открыть огонь. Сверху самоходка открыта, туда и ударили из всех наших огневых средств. «Фердинанд» резко остановил­ся, и из ствола его пушки вылетел снаряд. Только, по всему видно, наш огонь помешал его экипажу точно навести орудие. Снаряд угодил выше и левее нас в мощную стену рейхстага. Стена вздрогнула, и взрыв эхом проник и в зал. А мы бьем, не переставая, уже второй диск сменили на пулемете. «Ферди­нанд» дал задний ход, не сделав больше ни единого выстрела. Так он стал удаляться, а мне подумалось, что теперь следует ожидать его огня с недосягаемой для нас дистанции. Только скрыться или предпринять что-то другое самоходке не дове­лось: почти подряд два снаряда вонзились в ее левый бок, и самоходка вспыхнула, густо зачадив дымом. Мы облегченно вздохнули. Это означало, что подступы к рейхстагу со стороны Тиргартен-парка надежно перекрыты.

Наступила ночь. В половине двенадцатого она преподнесла нам новый сюрприз. Еще днем мы видели, что на сводчатом потолке, метрах в двух от стены со стороны площади, были круг­лые отверстия сантиметров по шестьдесят в диаметре. Нисколь­ко не сомневаюсь, что служили они для вентиляции зала. И вот ночью в той стороне на полу стали рваться гранаты. При вспыш­ке кто-то разглядел, что их выбрасывают из отверстий. Осколки гранат до нас, моментально перебежавших к противоположной стене, не долетали. Их задерживала самими же немцами соору­женная баррикада. Лишь деревянные щепки со свистом взлета­ли вверх и в стороны. Не меньше десятка гранат было брошено в зал. Почти одновременно с этим была сделана попытка вор­ваться в зал со стороны лестничного марша, где пострадал Такнов. Но не спасовали наши пулеметчики. Гитлеровцы и на этот раз понесли солидный урон и вынуждены были скрыться.

Часа через полтора — еще сюрприз. Из отверстия в потолке вылетел огненный шар. Упав на пол, он с каждой секундой стал все сильнее разгораться, от него разлетались ослепительно белые искры. Я обомлел: гитлеровцы через вентиляционный люк выбросили в зал термитный шар! Нас решили выжечь огнем! Что тут было делать? Верещагин, отстегивая на ходу саперную лопатку, попытался поддеть шар и выбросить его через бойни­цу. Но термит враз так ярко вспыхнул и от него посыпалось столько огнедышащих искр, что Верещагин едва успел отбежать. Вслед за ним Родионов, удерживая перед собой ведро и прикрываясь им, накрыл шар. Я метнулся за ним, схватил за рукав и потащил назад. Едва мы скрылись за дверью, как ведро стало оседать: сгорал металл! А от огненных брызг уже начали гореть мебель, пол. Кверху пополз огонь, и языки пламе­ни стали пожирать буквально все.

Пламя стало распространяться и вглубь, и вширь. Огонь будто смеялся нам в глаза и издевался над нашим бессилием.

Большая часть взвода тушила горевшую мебель, пол. Но средств тушения не было никаких, просто хватали горевший предмет и сбивали пламя. Многие опалили гимнастерки, остались без пилоток, некоторые воины получили ожоги. Боролись с по­жаром часа полтора. Но пожар взял верх над нами. Зал пылал теперь настолько сильно, что пришлось начать эвакуацию воинов. Стояли на ступенях, на площадке и ниже, в вестибюле.

Вдруг пламя вырвалось из зала в нашу сторону огромней­шим языком. «У-у-ух!». Застонало оно, ринувшись на нас, как в атаку. Загорелись входные двери и краска стены. Всех нас как метлой смело вниз. Зрелище неописуемо страшное: будто с десяток огнеметов палят впритирку пламя к пламени.

А в вестибюле лежат раненые. Один из них, не в силах при­подняться и понимая серьезность обстановки, выкрикнул: «Брат­цы!.. Помогите!» Воины, без намека на распоряжение команди­ров, начали дружно относить их в безопасное место, помогая медикам.

Я послал в штаб полка связного с донесением о положении, в котором оказался взвод. Он принес распоряжение оставить рейхстаг и занять оборону слева от него в наваленной гряде камней вдоль временной железнодорожной узкоколейки. Нам ставилась задача: отражать возможные атаки гитлеровцев из-за реки Шпрее через мост, откуда уже была предпринята такая попытка.

Так я и поступил. С того момента ни я, никто из нас больше в рейхстаге не были. Даже своих росписей и надписей на нем не оставили. Удаляясь от рейхстага, я оглянулся. Его чрево светилось еще не погасшим пламенем через проломы и бойни­цы окон. На фоне убывающей ночи казалось, будто какое-то мифическое существо с множеством голов ощерилось раскрытыми, пламенеющими пастями и пытается, даже издыхая, все и вся испепелить. Но сила былого его «величия» иссякла, а победители уже готовы вложить меч в ножны.

Источник: Помни войну: воспоминания фронтовиков Зауралья. — Курган: Парус-М, 2001.