Рождественская ёлка — обретение надежды

Сочельник, канун Рождества, был в нашей семье всегда двойным празд­ником. В этот день мама всегда ставила для нас детей елку, даже до 1937 г., когда сама покупка елки была под запретом. Елку мама отправля­лась покупать в полной темноте на Сенном рынке. Елку продавали разре­занной на части в мешке, дома ее связывали. Подозрения во вражеских действиях наша елка у соседей не вызывала, так как в этот день отмечал­ся мой день рождения. Праздник с елкой был и остался для меня самым прекрасным…

И в этот день в 1941 г. мы с мамой отправились на Сенную площадь, там, с чьих-то слов, сформировался рынок обмена. День был не очень мо­розный, — 15°, как всегда пасмурный и безветренный. Первый отрезок пути — от площади Репина до Аларчина моста (одна маленькая останов­ка) — шел по направлению к моргу, о чем свидетельствовала бесконечная процессия санок и фанерных листов, на которых лежали запеленатые в оде­яла и простыни умершие. Возчиками были женщины. Один фанерный лист с тремя трупами тянули закутанные женщина и девчушка. Головы умерших не вмещались на листе и ритмично постукивали по заснеженной мостовой, отстукивая себе похоронный марш. Я насчитала на этом отрезке 44 блокадных катафалка!!!

Сенной рынок нас не разочаровал. Посреди площади на разостланных тряпках лежали изделия антиквариата: картины, ювелирные изделия, вазы и т, п. Их владельцы предлагали свое богатство за крохи хлеба. Массивные золотые часы с крышкой, усеянной бриллиантами — изделие царских вре­мен — оценивались их пожилой владелицей в 200 гр. блокадного хлеба. Мама принесла для обмена на кусок сахара ценнейшую жидкость — 50 гр. денатурата — который можно было использовать для светильников и даже выпить. Уже через несколько минут нашлись желающие совершить этот обмен. Ими были 2 алкоголика, дрожащих, согбенных, с уникальным синева­то-желтым цветом лица.

За пузырек со страстно желаемой жидкостью один из них протянул нам 3 кусочка сахара, каждый размером с ноготок младенца. Мама уже согла­силась на обмен, когда к нашей группе подошел моложавый, бравый, хорошо одетый мужчина и предложил в обмен кусок мяса, завернутый в газету, раз­вернуть которую пообещал вдали от жадно ищущих глаз владельцев анти­квариата. Мы вышли с занятой вещами площади, мужчина показал мясо, оно было оранжеватого оттенка! Такого мне в довоенных магазинах видеть не приходилось. Мама вздрогнула, схватила меня за руку, и, быстро пробормо­тав, что все же предпочитает сахар, направилась к алкоголикам, у которых получила желаемые 3 кусочка сахара. На пути домой мама тихо сказала: «Это было человеческое мясо…»

По дороге мы выкупили семейную пайку хлеба, она была с довеском граммов в 30. Я несла ее, крепко прижимая к себе. Неожиданно прямо на меня двинулся высокий, раскачивающийся от слабости блокадник с почер­невшим сморщенным лицом и горящими безумием глазами. Приблизившись на расстояние своей длинной руки, он вытянул ее, скрюченными костлявыми руками молниеносно сцапал довесок и отправил его в рот. Это было еще одно потрясение, пережитое в тот день, за ними последовали радостные, ис­тинно рождественские сюрпризы. Не менее неожиданно, чем умирающий «грабитель», подошла к нам молодая женщина с крепко привязанной елкой, подвешенной к руке. Она сказала, что идет в Мельничные Ручьи к своим детям, по дороге она упала и повредила руку, нести елку больше не может и предлагает её нам купить за 15 руб. Чувство счастья, охватившее меня, не поддается описанию!

Развязанная дома елка оказалась необычайно ветвистой, пушистой, душистой. Мы ее украсили, вечером постучался сосед, работавший в порту, и предложил нам купить ящичек со сказочной американской кура­гой, а за оказанную услугу передать его маленькой дочке на Новый 1942 год елку. Сделка состоялась, курага спасла нам жизнь. Многое нам при­шлось в жизни испытать, от многого отказываться, но отказаться от при­обретения елки к Рождеству, подчас очень нелегкого, я уже никогда не могла. Ведь елка, неожиданно нам врученная в дни смертоносного голода, леденящего холода и почти беспросветной тьмы раскрылась мне во всей своей благоуханной и непреходящей зеленой красе, явив зримую надеж­ду и уверенность в торжество жизненных сил природы и человека с за­явкой на общий день рождения для всей семьи. Елка осталась для нас символом обнадеживающего движения на пути в будущее в каждом сле­дующем году.

Источник: Максимова Т. Воспоминания о Ленинградской блокаде. – СПб.: ж-л Нева.