Последний рейс

Время нашего пребывания в южных широтах подошло к концу. В июле, вернувшись в Бел­фаст, мы получили приказ отправиться в Скапа-Флоу и присоединиться к «Хоум-Флит», кото­рый проводил операцию в Арктике. Таким обра­зом, произошло именно то, чего я всегда опасал­ся. Дело в том, что мне уже приходилось иметь дело с «Хоум-Флит» зимой 1941 года, и я при­мерно знал, чего мы можем ожидать. Почти на­верняка нам предстоит прикрывать крупные корабли, обычно имеющие слишком большую скорость, чтобы мои фрегаты, делающие всего 18 и 24 узла, оказались эффективными. Меха­никам предстоит постоянно выжимать из машин все возможное и невозможное, жизнь превратит­ся в бесконечную гонку. Кроме того, наши ма­ленькие корабли значительно более зависимы от метеоусловий, чем авианосцы и крейсера, кото­рые нам предстоит прикрывать. Таким образом, при резком ухудшении погоды нам придется просить о снижении скорости.

Кроме того, я отлично знал, что арктические воды являются наихудшей средой для звуковых волн наших «асдиков». Это происходит из-за рез­кой разницы температур морской воды на разных глубинах. А без гидролокаторов наши специали­зированные противолодочные фрегаты абсолютно беспомощны.

Я был очень возмущен совершенно неразум­ным, на мой взгляд, приказом, но выхода не было, и в начале августа мы снова вышли в мо­ре. Нами был избран красивейший из всех воз­можных маршрутов, пролегавший вдоль наших берегов, но даже это не улучшило общего подав­ленного настроения. Кстати, замечу, что наши корабли сверкали свежей краской и вообще, вы­глядели очень привлекательно.

По прибытии в Скапа-Флоу мы прошли через ряды покачивающихся на якорях в Гатта-Саунд эсминцев «Хоум-Флит». Должен признаться, я был потрясен их неопрятным, обшарпанным ви­дом. В море им приходилось бывать значитель­но меньше нашего, поэтому, на мой взгляд, для такой запущенности не было никаких оснований. Могу только предположить, что отсутствие дос­тойной работы в море, а также скучная и безот­радная обстановка дома привели к тому, что ко­манды перестали обращать внимание на внешний вид как свой собственный, так и своих кораблей. Мы заметили всего один опрятный и явно ухо­женный корабль, да и тот был под иностранным флагом.

По прибытии мы получили информацию, что операция, в которой мы должны были принять участие, начнется не раньше чем через неделю. Волей-неволей нам пришлось приспосабливаться к беспросветной, мрачной тоске, которая всегда царит среди обреченных на бездействие моряков.

Чтобы хоть чем-нибудь занять людей, перио­дически организовывались всевозможные ре­гаты. Занятие весьма странное, учитывая, что где-то гремела война, но оно приносило хотя бы какое-то удовлетворение.

Намечающаяся операция состояла из двух ча­стей. Нанесение массированного удара с воздуха по линкору «Тирпиц» в Тромсо и одновременно — проводка северным путем конвоя в Россию. Идея заключалась в том, чтобы ослабить немцев, заста­вив их рассредоточить свои силы. Я искренне на­деялся, что мою группу назначат в охрану конвоя (только эту работу мои корабли могли выполнять с максимальной эффективностью), но, как выяс­нилось, напрасно.

Нам предстояло осуществлять прикрытие эс­кадры, состоящей из крейсера «Кент» и авианос­цев «Набоб» и «Трубач». 18 августа 1944 года мы отправились в путь.

По прибытии в район, из которого планиро­вался вылет авиации, флот, частью которого бы­ла наша эскадра, принялся топтаться на месте. Мы бесцельно бороздили океан, изредка разво­рачиваясь по ветру, чтобы дать возможность са­молету сесть или взлететь.

Всякий раз, когда нужно было резко изме­нить курс, моим сравнительно тихоходным ко­раблям приходилось работать на пределе своих возможностей, чтобы не отстать от своих значи­тельно более мощных собратьев. А когда эта из­матывающая гонка заканчивалась, мы даже не успевали с облегчением вздохнуть, потому что она начиналась снова, так как курс опять ме­нялся. Но мы как могли защищали свою эскад­ру от возможного нападения подводных лодок и льстили себя надеждой, что хоть какая-то польза от нас все-таки была.

Огромное количество кораблей маневрирова­ло на очень небольшом пространстве в течение двух суток. Я знал, что в эти воды нередко за­ходят немецкие подводные лодки, и был весьма удивлен тем фактом, что нас ни разу не попыта­лись атаковать. Уже подошло время снова идти на запад, чтобы пополнить запасы топлива, после чего планировалось опять возобновить атаки с воздуха, а враг так ни разу и не появился.

И вот эскадра легла на нужный курс, корабли сопровождения заняли места впереди по курсу и на траверзе, выполняя функцию прикрытия.

Море было спокойным, всюду, насколько хватало глаз, расстилалась холодная свинцовая гладь, казавшаяся еще более мрачной под серым угрюмым небом. Проверка гидролокаторов на видимых целях показала, что условия для их работы далеки от нормальных и что обнаружить субмарину, попадись она на нашем пути, будет нелегко.

Все было спокойно. Мы шли устойчивым кур­сом. Свободные от вахты офицеры собрались в кают-компании, которая на фрегатах этого ти­па расположена под капитанским мостиком. По­скольку ничто не предвещало неожиданностей, я принял приглашение своих офицеров сыграть партию в бридж.

Мы находились в приподнятом настроении. Переход за топливом давал нам небольшую пере­дышку от постоянного маневрирования, которое требовалось при охране авианосцев в действии.

Не могу понять, почему, при таком скопле­нии кораблей в одном месте, рядом с нами так и не появилось ни одной немецкой лодки, — заме­тил я.

Дональд Макинтайр и коммандер Ридли на мостике "Бикертона"

Ну и слава Богу, — меланхолично ответил Билл Ридли. — Условия для работы гидролокато­ров — хуже некуда. — Не успел он договорить, как корпус корабля чувствительно встряхнуло.

— Это подводный взрыв! — воскликнул я уже на бегу к ведущему на мостик трапу. Как раз в это время раздался сигнал тревоги. Одно­го взгляда на эскадру было достаточно, чтобы понять, в чем дело. «Набоб» подвергся торпедной атаке и, судя по сильному дифференту на корму, получил серьезные повреждения.

«Кейт» и «Трубач» сильно увеличили ско­рость, стараясь уйти подальше от опасного райо­на. Пришлось срочно разделить силы прикрытия.

— Первый дивизион следует за мной, курс 140 градусов, — приказал я. Таким образом, половина дивизии останется со мной оказывать помощь терпящему бедствие кораблю. — Вто­рой дивизион прикрывает «Кента» и «Трубача». Всем кораблям задействовать САТы. — Судя по всему, «Набоб» оказался жертвой акустической торпеды.

Затем я спросил у Билла: «А наш CAT уже задействовали?»

«Парни как раз этим занимаются, сэр», — ответил тот. Правда, договорить он не успел. Корабль содрогнулся от сильного взрыва где-то в районе кормы.

В воздух взметнулся гигантский гейзер пламе­ни, воды и обломков. Я успел разглядеть мелькав­шие в нем глубинные бомбы и человеческие тела. Корабль буквально заходил ходуном. Оглуши­тельно завыла сирена. Американские военные ко­рабли, кроме обычной сирены, имеют еще спе­циальный туманный ревун, обладающий более низким и громким голосом. Поскольку «Бикертон» был построен в Соединенных Штатах, на нем тоже был установлен этот истошно ревущий кош­мар. Всякий раз, когда раздавался жуткий вой, управление кораблем оказывалось полностью па­рализованным, поскольку он способен был заглу­шить все мыслимые звуки, не говоря уже о чело­веческом голосе. Приказы не были слышны, даже если они выкрикивались прямо в ухо того, кому они были предназначены. Перекричать американ­ский ревун не мог никто. Ситуация усугубилась тем, что взрывом по­вредило цистерну со специальным химическим составом, применяемым для создания белой ды­мовой завесы. Над нами моментально повисло густое облако белого тумана. Корабельные вен­тиляторы всасывали ядовитые пары и разноси­ли по помещениям. Чтобы избежать удушья, лю­ди выскакивали на верхнюю палубу, но и там было не намного легче.

Пришлось срочно поставить поврежденный корабль с наветренной стороны, и через некоторое время дышать стало легче. Проделав эти первооче­редные мероприятия, я с ужасом заметил, что не­обстрелянные новички, которых было немало в команде, запаниковали и начали спускать на воду спасательный вельбот, готовясь покинуть корабль. Из-за сирены я ничего не мог им приказать, все равно меня никто бы не услышал. Поэтому я ри­нулся на палубу и кое-как сумел с помощью одних только жестов привести людей в чувство. Вельбот благополучно вернулся на место. Пристыженные матросы, пряча глаза, разбрелись по местам.

В это время кто-то в машинном отделении ра­зыскал нужный клапан и перекрыл пар, идущий к сирене. Рев смолк, и я почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение. Как же прекрасна ти­шина! Теперь можно было пройти на корму и обследовать полученные повреждения. На палу­бе я увидел несколько изуродованных тел. Кру­гом раздавались стоны раненых. Добравшись наконец до кормы, я обнаружил, что она поч­ти полностью разрушена. Стало ясно, что само­стоятельно мы не сможем сдвинуться с места. Но я считал, что, если других повреждений нет, и корабль останется на плаву, нас смогут отбукси­ровать домой. Поэтому было очевидно, что сле­дует провести более тщательный осмотр. Надо сказать, что осмотр твиндеков поврежденного ко­рабля, низко сидящего в воде, занятие не для слабонервных, тем более если он стал валким, то есть потерял остойчивость. Я знал, что, если не выдержит главная переборка, корабль может очень быстро затонуть. И, тем не менее в добро­вольцах недостатка не было. В конце концов, для осмотра корабля сформировали команду из трех человек: Тейлора, Винтера и Стила. Они скры­лись из виду, но очень быстро вернулись назад и принесли удивительные новости. По их сооб­щению, корма корабля была разрушена полнос­тью. Но остальная часть, если считать от пере­борки за машинным отделением, была абсолютно целой. «Бикертон» снова подтвердил замечатель­ную способность кораблей этого типа оставаться на плаву, даже получив тяжелые повреждения.

Независимо от того, будет «Бикертон» отбук­сирован к родным берегам или нет, следовало снять с корабля раненых и часть команды. Пред­ставлялось весьма вероятным, что вражеская лодка вернется, чтобы добить оба терпящих бед­ствие корабля — и «Набоб» и «Бикертон». К этому времени первая паника, охватившая на­ших новичков, уже улеглась. Снова воцарился порядок. Я считаю, что захлестнувшая было не­обстрелянных юнцов паника вполне объяснима. В команде были парни, впервые в жизни попав­шие в море. Можно себе представить, какой шок испытали эти несчастные, с ходу угодив в такую переделку. Но более опытные товарищи показы­вали новичкам достойный пример выдержки.

Главный старшина Брукс, наш телеграфист, пенсионер и «папаша» команды, наотрез отка­зался покидать корабль и принялся методично приводить в порядок документацию. Такое пове­дение охладило не одну горячую голову. Старший матрос Рендл и электромеханик Робинсон тоже всячески старались привести в чувство ра­стерявшихся юнцов. Я никогда не забуду наше­го котельного машиниста Эйрса. Раненный в го­лову, он не уходил с корабля до тех пор, пока не стало ясно, что он остался последним и не за­нимает чужое место в спасательной шлюпке.

После того как шлюпки отошли от «Бикертона», мое сердце сжалось в напряженном ожида­нии. И только когда пришло известие, что люди благополучно подняты на борт «Кемпторна», я с облегчением вздохнул. Теперь, если вражеская лодка вернется, чтобы закончить начатое, оста­нется подобрать всего нескольких человек — нас. Тем временем был произведен подсчет по­терь. По приблизительным данным при взрыве было убито сорок человек.

Нам предстояло решить, как быть с повреж­денным «Бикертоном». Мы находились во вра­жеских водах, неподалеку от побережья Нор­вегии. Но даже при этом условии, если бы мы думали только о кораблях своей флотилии, нас бы взял на буксир один из уцелевших кораблей, с весьма неплохими шансами на успех. Но мы должны были обеспечить прикрытие «Набобу», команда которого предпринимала героические усилия, стараясь ликвидировать полученные по­вреждения.

Когда капитан «Набоба» Х.Н. Лей сообщил, что через несколько часов он сможет продолжать путь, я понял, что беднягой «Бикертоном» при­дется пожертвовать, чтобы обеспечить прикры­тие более дорогостоящему авианосцу. Получив разрешение командующего расстрелять «Бикер­тон» торпедами, я вместе с оставшимися офи­церами перебрался на «Эйлмер». Думаю, что мы все с трудом сдерживали слезы, глядя, как маленький верный «Бикертон», задрав нос, идет на дно.

Последние мгновения корабля ее Величества "Бикертон"

За те несколько месяцев, в течение которых мне довелось командовать этим кораблем, сошед­шим с американского конвейера, я к нему очень привязался. Я понимал, что это не аристократ вроде «Вечерней звезды» и не рабочая лошадка, каким был «Уолкер». Но это был достойный ко­рабль, и я искрение горевал о потере.

Между тем капитан Лей на «Набобе» тоже решил принять меры предосторожности и эваку­ировал основную часть команды, не занятую на ремонтных работах, на корабли эскорта. В тече­ние следующих трех часов, пока мы ждали ка­завшегося совершенно неизбежным возвращения немецкой подводной лодки, корабли сопровож­дения описывали круги вокруг авианосца, обес­печивая максимально возможную защиту. К со­жалению, мы отлично понимали, что защита не слишком надежна. Хотя нашей вины в этом не было. Дело было только в тяжелых условиях для работы «асдиков».

Один раз наблюдатель на «Блае» вроде бы заметил перископ подводной лодки, но ни с «Блая», ни с «Эйлмера» не удалось установить контакт. Мы чувствовали себя совершенно бес­помощными и очень переживали из-за этого. Но очевидно, капитан подводной лодки решил боль­ше не рисковать, и в 22.30 «Набоб» наконец обрел способность двигаться. Сначала он делал всего лишь 6 узлов, затем его скорость возросла до 10. В гавань мы прибыли благополучно.

Вражеская подводная лодка «U-354», которой не хватило чуть-чуть решительности, чтобы зане­сти в свой актив гибель авианосца, недолго праз­дновала свой хотя и не полный, но все-таки успех. Застигнутая врасплох «свордфишем» с нашего старого друга «Виндекса», она отправилась на дно всего лишь несколькими днями позже.

По прибытии в Ливерпуль я понял, что нужда­юсь в отдыхе. Я слишком устал, да и удача явно решила от меня отвернуться. В таких условиях было бы неразумным оставаться на прежней дол­жности. Мое начальство тоже это понимало. По­этому я без сожалений сдал командование 5-й эс­кортной группой коммандеру Бертраму Тейлору и отправился к жене и сыну в Дербишир. Моя жена даже не подозревала о том, что «Бикертон» поко­ится на морском дне. Представляю, какой она пе­режила шок, когда на вопрос, где мой багаж, я от­ветил, что все мое ношу с собой.

Глядя на ее встревоженное лицо и полные слез глаза, я неожиданно для самого себя понял, что ее жизнь на берегу с нашим маленьким сыном вовсе не была легкой, что наша разлука была для нее ничуть не менее, а может быть, и более тяжелой, чем для меня. В течение нескольких лет мы виде­лись лишь урывками. И я поневоле задумался, как бы чувствовал себя я, доведись нам поменяться с ней местами. А на войне такое случалось отнюдь не редко.

Итак, моя война подошла к концу. Что ж, все­му когда-нибудь приходит конец, вот и сейчас сле­довало признать, что я отвоевался. Хотя сражение в Атлантике было фактически выиграно еще в мае 1943 года, после чего наши трансатлантические конвои в подавляющем большинстве случаев ни­кто не тревожил, высадка союзников в Европе, а также появление на подводных лодках шнорке­лей означали переход войны в новую фазу. И хо­тя действие теперь чаще всего разворачивалось на мелководье вблизи наших берегов, причем мы имели все мыслимые преимущества, включая под­держку с воздуха, такие 6ои были даже более затяжными и утомительными, чем при защите кон­воев. Причем для обоих участников. Раньше у подводных лодок была возможность пусть на короткое время, но скрыться от наших приборов. Найти лодку, спрятавшуюся между рыбными ко­сяками или затонувшими кораблями, весьма за­труднительно, и у них всегда был шанс на удач­ный исход операции. А если лодка обнаружена на мелководье, ее конец предопределен.

Команда корабля-охотника не знает ни сна, ни отдыха, постоянно находится в напряжении, в любое время суток, независимо от погоды. Сейчас спокойно, но ты никогда не знаешь, что будет че­рез минуту. Акустики денно и нощно находятся на боевом посту, вслушиваясь в эхо от подводных камней и стаек дельфинов, обломков кораблекру­шения, происшедшего еще в позапрошлом столе­тии, и движущегося по своим делам крупного ко­сяка атлантической сельди. И только опыт и удача позволяют отличить эти ложные контакты от за­таившейся неподалеку грозной субмарины. А по­ка на корабле решают, атаковать или нет, вполне возможно, на шум его винтов уже движется смер­тоносная акустическая торпеда.

В таких условиях люди быстро устают. Недо­статок сна, конечно, сказывается, но вовсе не он является решающим фактором. Главное — это выматывающее душу знание, что на протяжении всего рейса у тебя нет ни одной минуты покоя. Ты не имеешь права ни на миг расслабиться, потому что в любой момент может прогреметь взрыв, означающий, что торпеда попала в твой корабль или в корабль твоего товарища. Умение постоянно быть начеку — главное качество, по­зволявшее победить в этой войне. К сожалению, я понимал, что утратил его. Настала пора ухо­дить.

Источник: Дональд Макинтайр. Охотники за подводными лодками. Британские противолодочные корабли против немецких субмарин. 1941-1944 гг. Издательство: Центрполиграф, 2002 г. с. 232-242.