Трагедию лейтенанта Волкова я испытал в полной мере на себе, когда меня назначили на его место командиром взвода управления батареи. Трижды я оказывался в окружении у немцев на своем передовом НП, когда поддерживаемая мной пехота отползала назад. В такой ситуации мне и отступать вместе с пехотой нельзя —...

Трагедию лейтенанта Волкова я испытал в полной мере на себе, когда меня назначили на его место командиром взвода управления батареи. Трижды я оказывался в окружении у немцев на своем передовом НП, когда поддерживаемая мной пехота отползала назад. В такой ситуации мне и отступать вместе с пехотой нельзя —...

Я заметил, что полковник был одет в новенькую форму, которая хорошо сидела на нём. Он достал из кармана портсигар, вынул папиросу, помял её и взял в рот. Затем достал зажигалку и прикурил папиросу. Зажигалку я видел впервые.

Я заметил, что полковник был одет в новенькую форму, которая хорошо сидела на нём. Он достал из кармана портсигар, вынул папиросу, помял её и взял в рот. Затем достал зажигалку и прикурил папиросу. Зажигалку я видел впервые.

Я заметил, что полковник был одет в новенькую форму, которая хорошо сидела на нём. Он достал из кармана портсигар, вынул папиросу, помял её и взял в рот. Затем достал зажигалку и прикурил папиросу. Зажигалку я видел впервые.

Я заметил, что полковник был одет в новенькую форму, которая хорошо сидела на нём. Он достал из кармана портсигар, вынул папиросу, помял её и взял в рот. Затем достал зажигалку и прикурил папиросу. Зажигалку я видел впервые.

Я заметил, что полковник был одет в новенькую форму, которая хорошо сидела на нём. Он достал из кармана портсигар, вынул папиросу, помял её и взял в рот. Затем достал зажигалку и прикурил папиросу. Зажигалку я видел впервые.

Я вернусь к тебе, моя Россия, Через бури, смертью смерть поправ. Чтоб просторы видеть голубые, Слышать шум лесов и шелест трав, Чтобы видеть вновь родные лица, Девушек весенний хоровод, И ни вражья пуля, ни темница Мне к тебе пути не перервет.

Я вернусь к тебе, моя Россия, Через бури, смертью смерть поправ. Чтоб просторы видеть голубые, Слышать шум лесов и шелест трав, Чтобы видеть вновь родные лица, Девушек весенний хоровод, И ни вражья пуля, ни темница Мне к тебе пути не перервет.

Я вернусь к тебе, моя Россия, Через бури, смертью смерть поправ. Чтоб просторы видеть голубые, Слышать шум лесов и шелест трав, Чтобы видеть вновь родные лица, Девушек весенний хоровод, И ни вражья пуля, ни темница Мне к тебе пути не перервет.

Я вернусь к тебе, моя Россия, Через бури, смертью смерть поправ. Чтоб просторы видеть голубые, Слышать шум лесов и шелест трав, Чтобы видеть вновь родные лица, Девушек весенний хоровод, И ни вражья пуля, ни темница Мне к тебе пути не перервет.

Я вернусь к тебе, моя Россия, Через бури, смертью смерть поправ. Чтоб просторы видеть голубые, Слышать шум лесов и шелест трав, Чтобы видеть вновь родные лица, Девушек весенний хоровод, И ни вражья пуля, ни темница Мне к тебе пути не перервет.

Сирена воздушной тревоги звучит по нескольку раз в день. Но бомбардировщикам врага в город ходу нет, их рассеивают еще на подступах. По-прежнему прорываются только самолеты-разведчики. Они то проносятся на огромной скорости низко над домами, то летают на большой высоте, в почтительном отдалении от разрывов зенитных снарядов.

Сирена воздушной тревоги звучит по нескольку раз в день. Но бомбардировщикам врага в город ходу нет, их рассеивают еще на подступах. По-прежнему прорываются только самолеты-разведчики. Они то проносятся на огромной скорости низко над домами, то летают на большой высоте, в почтительном отдалении от разрывов зенитных снарядов.

Сирена воздушной тревоги звучит по нескольку раз в день. Но бомбардировщикам врага в город ходу нет, их рассеивают еще на подступах. По-прежнему прорываются только самолеты-разведчики. Они то проносятся на огромной скорости низко над домами, то летают на большой высоте, в почтительном отдалении от разрывов зенитных снарядов.

Сирена воздушной тревоги звучит по нескольку раз в день. Но бомбардировщикам врага в город ходу нет, их рассеивают еще на подступах. По-прежнему прорываются только самолеты-разведчики. Они то проносятся на огромной скорости низко над домами, то летают на большой высоте, в почтительном отдалении от разрывов зенитных снарядов.

Сирена воздушной тревоги звучит по нескольку раз в день. Но бомбардировщикам врага в город ходу нет, их рассеивают еще на подступах. По-прежнему прорываются только самолеты-разведчики. Они то проносятся на огромной скорости низко над домами, то летают на большой высоте, в почтительном отдалении от разрывов зенитных снарядов.

Письма от тебя еще не получил, но получил теле­грамму. В Ленинграде, хотя я там не был после вашего отъезда, все по-прежнему: фашисты до него не долетают и, ве­роятно, не долетят. В моем положении все по-прежнему. Целые дни стреляю, пока на стрельбище. Сегодня стрелял из 5 видов оружия.

Письма от тебя еще не получил, но получил теле­грамму. В Ленинграде, хотя я там не был после вашего отъезда, все по-прежнему: фашисты до него не долетают и, ве­роятно, не долетят. В моем положении все по-прежнему. Целые дни стреляю, пока на стрельбище. Сегодня стрелял из 5 видов оружия.

Письма от тебя еще не получил, но получил теле­грамму. В Ленинграде, хотя я там не был после вашего отъезда, все по-прежнему: фашисты до него не долетают и, ве­роятно, не долетят. В моем положении все по-прежнему. Целые дни стреляю, пока на стрельбище. Сегодня стрелял из 5 видов оружия.