Редакция проекта «Непридуманные рассказы о войне» в лице ее руководителя, настоятеля храма Всемилостивого Спаса протоиерея Александра...

Наступила осень. В тот день на мне было легкое пальтишко и какие-то теплые ботики, по тревоге мы не успели добежать до подвала и остановились под аркой дома, прижавшись к стене. И сразу раздался оглушительный взрыв, я почувствовала, как мимо нас мчится горячий упругий воздух, волокущий за собой мелкий...

Наступила осень. В тот день на мне было легкое пальтишко и какие-то теплые ботики, по тревоге мы не успели добежать до подвала и остановились под аркой дома, прижавшись к стене. И сразу раздался оглушительный взрыв, я почувствовала, как мимо нас мчится горячий упругий воздух, волокущий за собой мелкий...

Наступила осень. В тот день на мне было легкое пальтишко и какие-то теплые ботики, по тревоге мы не успели добежать до подвала и остановились под аркой дома, прижавшись к стене. И сразу раздался оглушительный взрыв, я почувствовала, как мимо нас мчится горячий упругий воздух, волокущий за собой мелкий...

Наступила осень. В тот день на мне было легкое пальтишко и какие-то теплые ботики, по тревоге мы не успели добежать до подвала и остановились под аркой дома, прижавшись к стене. И сразу раздался оглушительный взрыв, я почувствовала, как мимо нас мчится горячий упругий воздух, волокущий за собой мелкий...

Наступила осень. В тот день на мне было легкое пальтишко и какие-то теплые ботики, по тревоге мы не успели добежать до подвала и остановились под аркой дома, прижавшись к стене. И сразу раздался оглушительный взрыв, я почувствовала, как мимо нас мчится горячий упругий воздух, волокущий за собой мелкий...

Силен враг, но «велик Бог земли рус­ской», как воскликнул Мамай на Кулико­вом поле, разгромленный русским воин­ством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему вра­гу. Над нами покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы русской земли. За нас молитвы всего...

Силен враг, но «велик Бог земли рус­ской», как воскликнул Мамай на Кулико­вом поле, разгромленный русским воин­ством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему вра­гу. Над нами покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы русской земли. За нас молитвы всего...

Силен враг, но «велик Бог земли рус­ской», как воскликнул Мамай на Кулико­вом поле, разгромленный русским воин­ством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему вра­гу. Над нами покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы русской земли. За нас молитвы всего...

Силен враг, но «велик Бог земли рус­ской», как воскликнул Мамай на Кулико­вом поле, разгромленный русским воин­ством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему вра­гу. Над нами покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы русской земли. За нас молитвы всего...

Силен враг, но «велик Бог земли рус­ской», как воскликнул Мамай на Кулико­вом поле, разгромленный русским воин­ством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему вра­гу. Над нами покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы русской земли. За нас молитвы всего...

Вспоминается наша улица — бульвар с могучими каштанами; деревья разрослись и образовали свод. Весной они покрываются белыми и розовыми цветами, точно свечками. Осенью дворники жгут листья, а дети набивают полные карманы каштанами. Я тоже когда‑то собирал. Мы приносили их домой целыми сотнями. Аккуратненькие, лакированные, они загромождали...

Вспоминается наша улица — бульвар с могучими каштанами; деревья разрослись и образовали свод. Весной они покрываются белыми и розовыми цветами, точно свечками. Осенью дворники жгут листья, а дети набивают полные карманы каштанами. Я тоже когда‑то собирал. Мы приносили их домой целыми сотнями. Аккуратненькие, лакированные, они загромождали...

Вспоминается наша улица — бульвар с могучими каштанами; деревья разрослись и образовали свод. Весной они покрываются белыми и розовыми цветами, точно свечками. Осенью дворники жгут листья, а дети набивают полные карманы каштанами. Я тоже когда‑то собирал. Мы приносили их домой целыми сотнями. Аккуратненькие, лакированные, они загромождали...

Вспоминается наша улица — бульвар с могучими каштанами; деревья разрослись и образовали свод. Весной они покрываются белыми и розовыми цветами, точно свечками. Осенью дворники жгут листья, а дети набивают полные карманы каштанами. Я тоже когда‑то собирал. Мы приносили их домой целыми сотнями. Аккуратненькие, лакированные, они загромождали...

Вспоминается наша улица — бульвар с могучими каштанами; деревья разрослись и образовали свод. Весной они покрываются белыми и розовыми цветами, точно свечками. Осенью дворники жгут листья, а дети набивают полные карманы каштанами. Я тоже когда‑то собирал. Мы приносили их домой целыми сотнями. Аккуратненькие, лакированные, они загромождали...

Вот тогда – только тогда! — я понял: это арест. За что, почему — этого я не успел подумать. Да в те времена арест был таким привычным, неприятным, но никого не удивлявшим делом, как, скажем, дождь или мороз. Я даже не испугался. А в голове промелькнули две коротенькие мысли. Об одной я вспоминаю с...

Вот тогда – только тогда! — я понял: это арест. За что, почему — этого я не успел подумать. Да в те времена арест был таким привычным, неприятным, но никого не удивлявшим делом, как, скажем, дождь или мороз. Я даже не испугался. А в голове промелькнули две коротенькие мысли. Об одной я вспоминаю с...

Вот тогда – только тогда! — я понял: это арест. За что, почему — этого я не успел подумать. Да в те времена арест был таким привычным, неприятным, но никого не удивлявшим делом, как, скажем, дождь или мороз. Я даже не испугался. А в голове промелькнули две коротенькие мысли. Об одной я вспоминаю с...

Вот тогда – только тогда! — я понял: это арест. За что, почему — этого я не успел подумать. Да в те времена арест был таким привычным, неприятным, но никого не удивлявшим делом, как, скажем, дождь или мороз. Я даже не испугался. А в голове промелькнули две коротенькие мысли. Об одной я вспоминаю с...