Трудно и страшно было под не пре­кращавшейся бомбежкой пробираться к пы­лающему грузовику, у которого в любой миг мог взорваться бензобак! Я вскочил в ка­бину, запустил двигатель и на бешеном газу задним ходом отогнал машину на безопасное расстояние. Затем кинулся к другой, над тентом которой уже плясали языки пламени. Поднятые по тревоге товарищи...

Трудно и страшно было под не пре­кращавшейся бомбежкой пробираться к пы­лающему грузовику, у которого в любой миг мог взорваться бензобак! Я вскочил в ка­бину, запустил двигатель и на бешеном газу задним ходом отогнал машину на безопасное расстояние. Затем кинулся к другой, над тентом которой уже плясали языки пламени. Поднятые по тревоге товарищи...

Это был часто применявшийся в тот период прием – сбрасывать в тыл отходящих войск группы или даже одиночных парашютистов-автоматчиков-ракетчиков. Сидит такая сволочь где-то в яме и время от времени пускает ракету или дает очередь из автомата. Действует все это угнетающе, кажется, что немцы всюду, что ты в плотном окружении. Правда, к тому времени...

Это был часто применявшийся в тот период прием – сбрасывать в тыл отходящих войск группы или даже одиночных парашютистов-автоматчиков-ракетчиков. Сидит такая сволочь где-то в яме и время от времени пускает ракету или дает очередь из автомата. Действует все это угнетающе, кажется, что немцы всюду, что ты в плотном окружении. Правда, к тому времени...

Это был часто применявшийся в тот период прием – сбрасывать в тыл отходящих войск группы или даже одиночных парашютистов-автоматчиков-ракетчиков. Сидит такая сволочь где-то в яме и время от времени пускает ракету или дает очередь из автомата. Действует все это угнетающе, кажется, что немцы всюду, что ты в плотном окружении. Правда, к тому времени...

Это был часто применявшийся в тот период прием – сбрасывать в тыл отходящих войск группы или даже одиночных парашютистов-автоматчиков-ракетчиков. Сидит такая сволочь где-то в яме и время от времени пускает ракету или дает очередь из автомата. Действует все это угнетающе, кажется, что немцы всюду, что ты в плотном окружении. Правда, к тому времени...

Это был часто применявшийся в тот период прием – сбрасывать в тыл отходящих войск группы или даже одиночных парашютистов-автоматчиков-ракетчиков. Сидит такая сволочь где-то в яме и время от времени пускает ракету или дает очередь из автомата. Действует все это угнетающе, кажется, что немцы всюду, что ты в плотном окружении. Правда, к тому времени...

Когда очередь дошла до нашего барака, мы поплелись той же дорогой, что и предыдущие партии, и увидели жуткую картину: обочины были устланы трупами. Стоял март, мокрый снег налипал на деревянные колодки и не было сил отрывать их от земли. На этапе нас совсем не кормили, и многие падали без сил. Упавших пристреливали, не давая подняться.

Когда очередь дошла до нашего барака, мы поплелись той же дорогой, что и предыдущие партии, и увидели жуткую картину: обочины были устланы трупами. Стоял март, мокрый снег налипал на деревянные колодки и не было сил отрывать их от земли. На этапе нас совсем не кормили, и многие падали без сил. Упавших пристреливали, не давая подняться.

Когда очередь дошла до нашего барака, мы поплелись той же дорогой, что и предыдущие партии, и увидели жуткую картину: обочины были устланы трупами. Стоял март, мокрый снег налипал на деревянные колодки и не было сил отрывать их от земли. На этапе нас совсем не кормили, и многие падали без сил. Упавших пристреливали, не давая подняться.

Когда очередь дошла до нашего барака, мы поплелись той же дорогой, что и предыдущие партии, и увидели жуткую картину: обочины были устланы трупами. Стоял март, мокрый снег налипал на деревянные колодки и не было сил отрывать их от земли. На этапе нас совсем не кормили, и многие падали без сил. Упавших пристреливали, не давая подняться.

Когда очередь дошла до нашего барака, мы поплелись той же дорогой, что и предыдущие партии, и увидели жуткую картину: обочины были устланы трупами. Стоял март, мокрый снег налипал на деревянные колодки и не было сил отрывать их от земли. На этапе нас совсем не кормили, и многие падали без сил. Упавших пристреливали, не давая подняться.

Для меня решение Сергея Владимировича было, как гром среди ясного неба. Мне было двадцать восемь лет. В ОКБ я проработал все­го шесть лет, С.В. Ильюшин казался мне недосягаемой величиной, и вдруг стать его заместителем, в голове это даже не укладывалось... Времени на раздумья не было. Это был жизненный шанс, и упустить его было нельзя. Я дал согласие.

Для меня решение Сергея Владимировича было, как гром среди ясного неба. Мне было двадцать восемь лет. В ОКБ я проработал все­го шесть лет, С.В. Ильюшин казался мне недосягаемой величиной, и вдруг стать его заместителем, в голове это даже не укладывалось... Времени на раздумья не было. Это был жизненный шанс, и упустить его было нельзя. Я дал согласие.

Для меня решение Сергея Владимировича было, как гром среди ясного неба. Мне было двадцать восемь лет. В ОКБ я проработал все­го шесть лет, С.В. Ильюшин казался мне недосягаемой величиной, и вдруг стать его заместителем, в голове это даже не укладывалось... Времени на раздумья не было. Это был жизненный шанс, и упустить его было нельзя. Я дал согласие.

Для меня решение Сергея Владимировича было, как гром среди ясного неба. Мне было двадцать восемь лет. В ОКБ я проработал все­го шесть лет, С.В. Ильюшин казался мне недосягаемой величиной, и вдруг стать его заместителем, в голове это даже не укладывалось... Времени на раздумья не было. Это был жизненный шанс, и упустить его было нельзя. Я дал согласие.

Для меня решение Сергея Владимировича было, как гром среди ясного неба. Мне было двадцать восемь лет. В ОКБ я проработал все­го шесть лет, С.В. Ильюшин казался мне недосягаемой величиной, и вдруг стать его заместителем, в голове это даже не укладывалось... Времени на раздумья не было. Это был жизненный шанс, и упустить его было нельзя. Я дал согласие.

Я вижу его презрительно улыбающееся лицо и злые холодные глаза, слышу голос хозяина, указывающего провинившейся собаке её место: «Германии нужны русская земля, леса, вода. Люди не нужны». Он указал на всех нас рукой, а затем на топившуюся плиту и произнес: «Все пш-ш!» И так несколько раз. Мама спросила, кто будет работать. Майор ответил: «Немцы – ...

Я вижу его презрительно улыбающееся лицо и злые холодные глаза, слышу голос хозяина, указывающего провинившейся собаке её место: «Германии нужны русская земля, леса, вода. Люди не нужны». Он указал на всех нас рукой, а затем на топившуюся плиту и произнес: «Все пш-ш!» И так несколько раз. Мама спросила, кто будет работать. Майор ответил: «Немцы – ...

Я вижу его презрительно улыбающееся лицо и злые холодные глаза, слышу голос хозяина, указывающего провинившейся собаке её место: «Германии нужны русская земля, леса, вода. Люди не нужны». Он указал на всех нас рукой, а затем на топившуюся плиту и произнес: «Все пш-ш!» И так несколько раз. Мама спросила, кто будет работать. Майор ответил: «Немцы – ...