О создании танка Т-60
Я работал главным конструктором легких танков, в том числе малых плавающих, легких артсамоходов и военных гусеничных машин с 1931 г.
Производство Т-40 в 1941 г. на Московском заводе было срочно развернуто, но началась Отечественная война.
С объявления войны все сразу изменилось и в поведении людей, и в обстановке. Появились первые тревожные, не совсем конкретные сводки Совинформбюро. Главное же была ясная и четкая необходимость всеми мерами, оставляя любые личные интересы, делать все и только то, что нужно фронту.
С ранних лет, то есть до империалистической войны 1914—1918 гг., когда я хоть по-детски, но свободно владел немецким языком, читал много довольно сентиментальных или забавных немецких детских книжек, вроде «Веселых рассказов» Буша, Макса и Морица, сказок братьев Гримм, детского журнала «Дер гуте камерад» («Хороший товарищ») и т. п., у меня сложилось устойчивое представление о немцах. Немец был толстый, благодушный, обычно чуть забавный скупердяй, вечно с кружкой пива в руке, с женой, отличной хозяйкой, всегда возившейся на кухне и готовой угостить друзей.
Рассказы беженцев из оккупированных областей до удивления не соответствовали этому образу, и поначалу просто не верилось, что сделалось с этими людьми, перевоспитанными фашизмом. Подлинное лицо наших врагов высветилось позднее, через несколько месяцев войны. Оказалось, что это не люди и даже не звери, так как любые звери, самые кровожадные, если бы они могли понять, что их приравнивают к немцам, оскорбились бы до предела. Жестокость, бесчеловечность, вандализм, безграничное и беспрецедентное издевательство над людьми и культурой всех народов, кроме выдуманной немцами «арийской расы»…
С ними нам пришлось воевать, и вскоре после ряда сообщений, что «на фронте ничего существенного не произошло», Совинформбюро передало, что наши войска оставили город Минск. Это случилось 29 июня, через столь короткое время после начала войны, что показалось невероятным и диким. Не хотелось верить не только в факт сдачи Минска, но, главное, в скорость отступления наших войск. Все это казалось невозможным. Радиомузыка, почти не умолкая, играла торжественные и победные марши. Стены домов были заклеены бьющими по нервам черно-красными плакатами, призывавшими воевать, идти на фронт. Тревожность обстановки нарастала.
Отступление было похоже на бегство и показало, что мы воевать еще не умеем, что воевать нам нечем. Это было особенно ясно нам, знакомым с состоянием наших танков и противотанковой обороны. Ясно было, что нам остается воевать только пространством и кровью, ибо почти ничего другого противопоставить немцам мы не можем. К счастью, теперь мы знаем, что все же мы сумели остановить немцев под Москвой, что стало первым шагом в переломе войны. Но тогда, в первые месяцы, настроение у нас всех было убийственным, в особенности потому, что это чувство необходимо было тщательно скрывать.
В первые недели войны стало ясно, что танки с противопульным бронированием не обеспечивают успеха, и было предложено прекратить выпуск Т-40. Разрешалось только использовать имевшиеся заделы, главным образом бронекорпусов, и, лишив танк плавучести, изготовить небольшое количество, в пределах задела, сухопутных танков по чертежам Т-40, внешне очень с ним схожих, но для избежания путаницы в войсках названных Т-30. Решение о прекращении выпуска Т-40 было, видимо, подготовлено людьми, совершенно не знавшими возможностей Московского танкового завода и предписавшими нам в кратчайший срок перейти на выпуск танка Т-50, разработанного в Ленинграде. Надеюсь, что его разработчики, если они еще живы, не обидятся на меня за то, что я скажу, что Т-50 был решен весьма сложно — и конструктивно, и технологически, в особенности по сравнению с Т-40. Проектировщики нарушили основной закон танкостроения — машина должна быть простой и дешевой, что обеспечивает надежность, хотя спроектировать танк сложным намного быстрее и легче, чем простым и технологичным.
Заводу нашему предлагалось начать выпуск совершенно непосильных для него танков Т-50 чуть ли не немедленно. Перейти в приемлемые сроки на 14,5-тонный Т-50 завод, не без труда начавший выпуск 5,5-тонных Т-40, естественно, не мог. Не было необходимой технологической оснастки, на проектирование и изготовление которой требовались месяцы, оборудование не пропускало детали, площади цехов были малы, грузоподъемные средства — слабы. Требовалась длительная и капитальная реконструкция завода, со всех сторон окруженного городом. Между тем ход войны был не таков, чтобы позволить себе длительно дожидаться ухудшенного издания Т-34, каким был Т-50. Если следовать этому постановлению, заводу пришлось бы долго простаивать. В этой сложной обстановке я замыслил переделать Т-40 в сухопутный танк уменьшенных габаритов, без устройств, нужных для плавания, но с усиленной броней, которую, по просьбам войск, приходилось в дальнейшем экранировать, и пушечным вооружением. За две с половиной недели мы, почти тайком от дирекции, находившейся в состоянии шока, начертили и изготовили в металле первый образец нового танка, базировавшегося на хорошо проверенном и допускавшем некоторую перегрузку в узлах Т-40. Новый танк был назван нами Т-60. Он весил 6,4 т, имел лобовую броню, расположенную под хорошим углом, и башню тоже из наклонных листов толщиной 35 мм, вооруженную авиационной пушкой. Скорострельная (800 выстрелов в минуту) калибром 20 мм с начальной скоростью 800 м/сек пушка, именовавшаяся в авиации ШВАК, в танковом, спроектированном Борисом Григорьевичем Шпитальным варианте называлась ТНШ-20. Задумав Т-60, я обратился к Шпитальному, довольно вельможному конструктору, и мне удалось уговорить его участвовать в разработке вооружения для танка. Однако, кроме устного согласия на использование его пушки, Шпитальный абсолютно ничего не сделал.
По сравнению с Т-40 новый танк смотрелся хорошо. Тогда я и старший военпред на нашем заводе Василий Петрович Окунев в августе 1941 г. обратились с письмом к Сталину, отданным в ЦК поздно вечером и прочитанным в ту же ночь. На следующий день нарком танковой промышленности В. А. Малышев по его поручению осмотрел машину. Она ему понравилась, о чем он и доложил Сталину. Через день или два Вячеслав Александрович снова был на заводе, уже с проектом постановления о принятии Т-60 на вооружение. Предусматривалось изготовить громадное количество танков Т-60, по-моему, 10 тысяч. Разослать конструкторскую документацию требовалось Харьковскому, Горьковскому и выдать Московскому заводам.
Немного позднее выхода постановления Харьков (Харьковский тракторный завод.— ред.) был эвакуирован на Алтай, и производство Т-60 было перепоручено заводу в Серепте. Московский завод начал эвакуацию в Свердловск с 15—16 октября 1941 г. и, преодолевая огромные трудности, практически на голом месте начал и успешно развил изготовление Т-60. И только Горький, то есть ГАЗ, оставался полноценным производственным узлом, хотя и подвергавшимся периодическим бомбежкам, но работавшим в полную силу.
Танк Т-60 был предельно упрощенной машиной с одним двигателем ГАЗ- 11 (по-танковому, ГАЗ-202) мощностью 70 л. с. вместо 85 — для повышения надежности работы при танковом режиме, имевшей хорошую проходимость, оснащенной впервые в стране, в серии, уже на ГАЗе, предпусковым подогревателем, особенно необходимым в суровую зиму 1941 —1942 гг. Танк Т-60 в ряде боев показал себя неплохо: при обороне Москвы, при деблокировании Ленинграда, в Синявинских болотах и т.д.
О работе Т-60 на фронте есть хорошая книга, «Повесть о военных годах», написанная Ириной Николаевной Левченко, служившей командиром Т-60, а потом и командиром подразделения этих танков, удостоенной за боевые заслуги звания Героя Советского Союза. Вряд ли таких женщин было много, и память о ней очень дорога, но, увы, уже уходит.
Совместными усилиями ряда заводов (кроме головных, в изготовлении Т-60 участвовало и много других, им помогавших) армия получила в общей сложности более 4800 танков Т-60.
Срок, отведенный нам правительством на доработку, размножение и рассылку чертежей, был очень короток. КБ Московского завода работало круглые сутки. Город бомбили, но и конструкторы и копировщицы не оставляли работы. Отдыхали, уткнувшись носами в чертежные столы. Если бомбы падали близко, девочки-копировщицы плакали от страха, слезы падали на сделанные тушью кальки, получались черные лужи. Приходилось кальки менять и начинать копировать снова. Никто не бросал работу, шла доводка чертежей для крупносерийного производства. В этой работе активно участвовал председатель научно-танкового комитета ГБТУ Семен Анисимович Афонин, тогда еще, кажется, бригинженер, а возможно и генерал-майор. Он ночевал иногда вместе с нами в КБ и очень помог нам своими полезными советами. Он погиб во время войны в автомобильной катастрофе. Срок, установленный правительством, был нами выполнен. Закончив эту работу, я, сев за рычаги Т-60, приехал в Горький, примерно за 14 часов, и остался там работать, чтобы помочь освоению Т-60.
Источник: Москва военная. 1941-1945. Мемуары и архивные документы. М.: Издательство объединения «Мосгорархив», 1995. c. 381-384.