9 декабря 2008| Астров Н.А.

О создании танка Т-60

Н.А. Астров

Я работал главным конструктором лег­ких танков, в том числе малых плава­ющих, легких артсамоходов и военных гусеничных машин с 1931 г.

Производство Т-40 в 1941 г. на Мо­сковском заводе было срочно развернуто, но началась Отечественная война.

С объявления войны все сразу изменилось и в поведении людей, и в обста­новке. Появились первые тревожные, не совсем конкретные сводки Совинформбюро. Главное же была ясная и четкая необходимость всеми мерами, оставляя любые личные интересы, делать все и только то, что нужно фронту.

С ранних лет, то есть до империали­стической войны 1914—1918 гг., когда я хоть по-детски, но свободно владел не­мецким языком, читал много довольно сентиментальных или забавных немецких детских книжек, вроде «Веселых расска­зов» Буша, Макса и Морица, сказок братьев Гримм, детского журнала «Дер гуте камерад» («Хороший товарищ») и т. п., у меня сложилось устойчивое представление о немцах. Немец был толстый, благодушный, обычно чуть забав­ный скупердяй, вечно с кружкой пива в руке, с женой, отличной хозяйкой, всег­да возившейся на кухне и готовой угос­тить друзей.

Рассказы беженцев из оккупированных областей до удивления не соответствова­ли этому образу, и поначалу просто не верилось, что сделалось с этими людьми, перевоспитанными фашизмом. Подлин­ное лицо наших врагов высветилось позд­нее, через несколько месяцев войны. Ока­залось, что это не люди и даже не звери, так как любые звери, самые кровожад­ные, если бы они могли понять, что их приравнивают к немцам, оскорбились бы до предела. Жестокость, бесчеловеч­ность, вандализм, безграничное и беспре­цедентное издевательство над людьми и культурой всех народов, кроме выду­манной немцами «арийской расы»…

С ними нам пришлось воевать, и вско­ре после ряда сообщений, что «на фронте ничего существенного не произошло», Совинформбюро передало, что наши войска оставили город Минск. Это случи­лось 29 июня, через столь короткое время после начала войны, что показалось неве­роятным и диким. Не хотелось верить не только в факт сдачи Минска, но, главное, в скорость отступления наших войск. Все это казалось невозможным. Радиомузы­ка, почти не умолкая, играла торжествен­ные и победные марши. Стены домов были заклеены бьющими по нервам чер­но-красными плакатами, призывавшими воевать, идти на фронт. Тревожность об­становки нарастала.

Отступление было похоже на бегство и показало, что мы воевать еще не умеем, что воевать нам нечем. Это было особен­но ясно нам, знакомым с состоянием на­ших танков и противотанковой обороны. Ясно было, что нам остается воевать только пространством и кровью, ибо почти ничего другого противопоставить немцам мы не можем. К счастью, теперь мы знаем, что все же мы сумели остано­вить немцев под Москвой, что стало пер­вым шагом в переломе войны. Но тогда, в первые месяцы, настроение у нас всех было убийственным, в особенности пото­му, что это чувство необходимо было тщательно скрывать.

В первые недели войны стало ясно, что танки с противопульным брониро­ванием не обеспечивают успеха, и было предложено прекратить выпуск Т-40. Разрешалось только использовать име­вшиеся заделы, главным образом бронекорпусов, и, лишив танк плавучести, изготовить небольшое количество, в пределах задела, сухопутных танков по чертежам Т-40, внешне очень с ним схожих, но для избежания путаницы в войсках названных Т-30. Решение о прекращении выпуска Т-40 было, ви­димо, подготовлено людьми, совершен­но не знавшими возможностей Москов­ского танкового завода и предписавши­ми нам в кратчайший срок перейти на выпуск танка Т-50, разработанного в Ле­нинграде. Надеюсь, что его разработ­чики, если они еще живы, не обидятся на меня за то, что я скажу, что Т-50 был решен весьма сложно — и констру­ктивно, и технологически, в особенности по сравнению с Т-40. Проектировщики нарушили основной закон танкострое­ния — машина должна быть простой и дешевой, что обеспечивает надежность, хотя спроектировать танк слож­ным намного быстрее и легче, чем про­стым и технологичным.

Заводу нашему предлагалось начать выпуск совершенно непосильных для не­го танков Т-50 чуть ли не немедленно. Перейти в приемлемые сроки на 14,5-тонный Т-50 завод, не без труда нача­вший выпуск 5,5-тонных Т-40, естествен­но, не мог. Не было необходимой техно­логической оснастки, на проектирование и изготовление которой требовались ме­сяцы, оборудование не пропускало дета­ли, площади цехов были малы, грузо­подъемные средства — слабы. Требова­лась длительная и капитальная реконструкция завода, со всех сторон окруженного городом. Между тем ход войны был не таков, чтобы позволить себе длительно дожидаться ухудшенного издания Т-34, каким был Т-50. Если сле­довать этому постановлению, заводу пришлось бы долго простаивать. В этой сложной обстановке я замыслил переде­лать Т-40 в сухопутный танк уменьшен­ных габаритов, без устройств, нужных для плавания, но с усиленной броней, которую, по просьбам войск, приходи­лось в дальнейшем экранировать, и пу­шечным вооружением. За две с полови­ной недели мы, почти тайком от дирек­ции, находившейся в состоянии шока, начертили и изготовили в металле пер­вый образец нового танка, базировавше­гося на хорошо проверенном и допуска­вшем некоторую перегрузку в узлах Т-40. Новый танк был назван нами Т-60. Он весил 6,4 т, имел лобовую броню, расположенную под хорошим углом, и башню тоже из наклонных листов тол­щиной 35 мм, вооруженную авиацион­ной пушкой. Скорострельная (800 вы­стрелов в минуту) калибром 20 мм с на­чальной скоростью 800 м/сек пушка, именовавшаяся в авиации ШВАК, в тан­ковом, спроектированном Борисом Гри­горьевичем Шпитальным варианте назы­валась ТНШ-20. Задумав Т-60, я обра­тился к Шпитальному, довольно вельможному конструктору, и мне уда­лось уговорить его участвовать в раз­работке вооружения для танка. Однако, кроме устного согласия на использова­ние его пушки, Шпитальный абсолютно ничего не сделал.

По сравнению с Т-40 новый танк смотрелся хорошо. Тогда я и старший военпред на нашем заводе Василий Пет­рович Окунев в августе 1941 г. обрати­лись с письмом к Сталину, отданным в ЦК поздно вечером и прочитанным в ту же ночь. На следующий день нарком танковой промышленности В. А. Малы­шев по его поручению осмотрел маши­ну. Она ему понравилась, о чем он и до­ложил Сталину. Через день или два Вя­чеслав Александрович снова был на заводе, уже с проектом постановления о принятии Т-60 на вооружение. Преду­сматривалось изготовить громадное ко­личество танков Т-60, по-моему, 10 ты­сяч. Разослать конструкторскую документацию требовалось Харьковс­кому, Горьковскому и выдать Московс­кому заводам.

Немного позднее выхода постановле­ния Харьков (Харьковский тракторный завод.— ред.) был эвакуирован на Ал­тай, и производство Т-60 было перепору­чено заводу в Серепте. Московский за­вод начал эвакуацию в Свердловск с 15—16 октября 1941 г. и, преодолевая огромные трудности, практически на го­лом месте начал и успешно развил из­готовление Т-60. И только Горький, то есть ГАЗ, оставался полноценным произ­водственным узлом, хотя и подвергав­шимся периодическим бомбежкам, но работавшим в полную силу.

Группа танков Т-60

Танк Т-60 был предельно упрощенной машиной с одним двигателем ГАЗ- 11 (по-танковому, ГАЗ-202) мощностью 70 л. с. вместо 85 — для повышения надеж­ности работы при танковом режиме, имевшей хорошую проходимость, осна­щенной впервые в стране, в серии, уже на ГАЗе, предпусковым подогревателем, особенно необходимым в суровую зиму 1941 —1942 гг. Танк Т-60 в ряде боев по­казал себя неплохо: при обороне Моск­вы, при деблокировании Ленинграда, в Синявинских болотах и т.д.

О работе Т-60 на фронте есть хоро­шая книга, «Повесть о военных годах», написанная Ириной Николаевной Лев­ченко, служившей командиром Т-60, а потом и командиром подразделения этих танков, удостоенной за боевые за­слуги звания Героя Советского Союза. Вряд ли таких женщин было много, и память о ней очень дорога, но, увы, уже уходит.

Совместными усилиями ряда заводов (кроме головных, в изготовлении Т-60 участвовало и много других, им помога­вших) армия получила в общей сложно­сти более 4800 танков Т-60.

Срок, отведенный нам правитель­ством на доработку, размножение и рас­сылку чертежей, был очень короток. КБ Московского завода работало круглые сутки. Город бомбили, но и конструкто­ры и копировщицы не оставляли рабо­ты. Отдыхали, уткнувшись носами в чер­тежные столы. Если бомбы падали близ­ко, девочки-копировщицы плакали от страха, слезы падали на сделанные тушью кальки, получались черные лужи. Приходилось кальки менять и начинать копировать снова. Никто не бросал ра­боту, шла доводка чертежей для крупно­серийного производства. В этой работе активно участвовал председатель науч­но-танкового комитета ГБТУ Семен Анисимович Афонин, тогда еще, кажет­ся, бригинженер, а возможно и генерал-майор. Он ночевал иногда вместе с нами в КБ и очень помог нам своими полез­ными советами. Он погиб во время вой­ны в автомобильной катастрофе. Срок, установленный правительством, был на­ми выполнен. Закончив эту работу, я, сев за рычаги Т-60, приехал в Горький, при­мерно за 14 часов, и остался там рабо­тать, чтобы помочь освоению Т-60.

 

Источник: Москва военная. 1941-1945. Мемуары и архивные документы. М.: Издательство объединения «Мосгорархив», 1995. c. 381-384.

Комментарии (авторизуйтесь или представьтесь)