Несправедливое письмо

1943, 4 августа. [от С. И. Груздевой на фронт] № 18.

Сейчас работаю в колхозе, жну, а до этого косила. Вставала в 3—3 1/2 часа утра, днем отдыхала часик, а вечером возвращалась часов в 8. Но от колхозниц не отставала — так с ними прокос в прокос и шла. Уж они и наудивлялись на меня. Что чувствовали мои плечи и спина, думаю, тебе понятно без слов. Каждый день я получаю в колхозе 400 гр. хлеба дополнительно к пайку, так что нам хлеба сейчас с Наташей хватает. Вче­ра заболела было — был большой жар, очень болела голова, но сегодня как будто ничего. Жала уже с 8 утра до 11, а сейчас, в 12 ч. дня, пишу тебе и одновременно отдыхаю. Часа в 2 снова пойду. Обед мне варит Рида, она же провожает Наташу в садик, за что ей большое спасибо.

Ты спрашиваешь: нельзя ли обойтись без всего этого? Никак нельзя, ибо кто же станет работать? Самая здоровая из всех 30 учите­лей — я да еще две.

Картошка уже подросла наша, несколько раз я ее варила. Огур­цы покупала на школьном огороде только для Наташи. Кроме того, бесперебойно берем 3 стакана молока в день.

Последнее время мы живем хорошо. Только работать очень уж тя­жело. Но ведь кончится же когда-нибудь эта война.

1943, 8 августа. [от С. И. Груздевой на фронт] № 19.

Дорогой мой Сашенька! Как часто получаем мы с Наташей твои весточки и как это греет! Года ведь легли между нами и кто знает, что будет впе­реди. Ты вот беспокоишься, что опоздаешь войти в Европу, а я рассчи­тываю, хватит ли мне одежонки еще на 2 года или нет. Наташа на бу­дущее лето будет совсем без платьев — из всех она выросла.

Зиму встречаю с тревогой большей, чем во все предыдущие годы, ибо сижу на пустом месте. Ушла я от Вали, засадив ее огород. А у меня осталась лишь грядка картошки. Кроме того, я ушла без де­нег, так что и купить ничего не могла. Иногда я хожу за грибами, скоро грибы начнут расти основатель­нее и буду ходить чаще.

Мы здоровы. Только я устаю, и по-другому нельзя.

1943, 9 августа. [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму] № 33.

По письмам твоим вижу, что ты довольно много работаешь. Без работы жить мы не умеем, но в твоих условиях нужно ежечасно забо­титься, что организму нужен отдых, тем более что питание у вас не блестяще.

Как примирить необходимость выполнения работы и иметь вре­мя для отдыха? Во всем многообразии работ, которые ты выполня­ешь (я исключаю сложную и трудную домашнюю работу) непремен­но нужно разобраться, так сказать найти главное звено в цепи. Необ­ходимо рассортировать дела на ряд категорий: 1) дела важные, ведущие, которые нужно выполнять со всей тщательностью и воз­можным усердием, 2) дела менее важные, их следует выполнять лишь в меру крайне необходимого, 3) дела неважные, пустяковые (их иногда бывает много). От них важно с тактом отказаться, а если это не уда­ется, то делать их с наименьшей затратой сил и времени. Ты это тоже хорошо понимаешь, но об этом нужно помнить и этим нужно руко­водствоваться.

Ты, дорогая крошка моя, человек очень умный. Это я понял сразу, как только встретился с тобою. Это было давным-давно в золотом веке. В этом я убеждался с каждым годом нашей совместной жизни. Говорю это я к тому, что ум — это сила, а всякая сила, если она не направлена на бессмысленное уничтожение жизненных ценностей и самой жизни, должна быть уважаема.

Уважай себя сама, требуй уважения от других.

ВЫПИСКА ИЗ ПРИКАЗА № 89

по Тотемскому РОНО от 12/VIIl-43r.

§2

Учительницу Тотемской средней школы Груздеву Софию Иванов­ну перевести с 13 августа 1943 г.

на должность директора Тотемской НСШ № 1. [1]

Зав. РОНО: [Подпись]

1943, 14 августа. [от С. И. Груздевой на фронт] № 21.

Саша, дорогой мой Сашенька! Ты просил меня сразу писать, если случится самое непоправимое несчастье. И все же два дня я не могла решить­ся. Несчастье такое случилось: меня назначили директором одной из крупнейших школ, неполной средней школы, в городе, с 21 учите­лем и 500 учениками. (Вижу, как у тебя чуть отлегло от сердца после прочтения первых 3-х строк, но вдумавшись, ты поймешь мое пе­чальное положение.) Я, конечно, отказывалась, но все мои аргумен­ты считали неважными. И беседу с зав. [заведующим] РОНО мне при­шлось закончить поговоркой, которую я часто повторяю: «Ехать так ехать, сказал попугай, когда кот тащил его за хвост из клетки». Шко­лу я еще не приняла, но работать уже начала. Провела первое сове­щание с учителями, организовала завтрашний воскресник у школы, почти купила гвозди — покупка, которая удается лишь редким счас­тливцам. Правда, их в руках еще у меня нет, но через 2 часа обеща­ют. Состояние у меня самое сложное: во-первых, трусость перед той огромной ответственностью, которая на меня возложена. Ведь те­перь меня знает буквально весь город, нет такого дома, где бы меня не знали или не будут знать через 2-3 дня. И страшно, дела очень много.

Я писала уже тебе, что работала в колхозе. После косьбы, о которой так приятно с задором рассказывать и которая так жутко тяжела физи­чески, до боли в груди и до головокружения, я жала рожь. Выжинала в день по 6-8 суслонов, причем приходилось уходить домой по несколь­ку раз — то сварить, то Наташу отправить, то встретить. Научилась и ставить суслоны по воспоминаниям детства — спрашивать не хотелось. Получились они кривоватые, лохматые и не такие основательные, как их колхозные соседи, но интересно, что ни один из них не упал, а осно­вательные соседи в весьма порядочном количестве лежат уже жалкой грудой. Итак, дай бог, и на новом поприще не сверну себе шею. Саша, милый Саша, ну как я стану? Я ведь не знаю, как и педсовет-то прово­дить, как с ребятами возиться, каково содержание такого понятия как «воспитательная работа», «педагогический процесс» и пр. и пр. А вся хозяйственная работа! Ремонт, дрова, тетради, книги — ужас, ужас! Но тут вспоминается образ Цифиркина из «Недоросля», который «убоялся бездны премудрости», и не хочется быть таким учителем. Словом, пес­трота мыслей и чувств не дала мне спать первую ночь после назначе­ния. Сегодня же уже спала. Еще встает очень существенный вопрос: где жить? Квартира директорская, с мебелью, дровами и освещением очень хороша — небольшая теплая комната. Но с кем я буду оставлять Ната­шу вечерами во время всяких совещаний? Как быть без ведра, корыта, кочерги, чайника и пр. и пр.? Правда, кое-что дадут добрые люди, но все необходимое едва ли можно собрать. Не знаю, как и быть. Да и хозяев жалко — как мы с ними сжились! Да и им меня жалко. Ну что я, как волк, одна в целом крыле здания? А для работы лучше в школе… [окончание письма утеряно]

1943, 17 августа. [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму] №36.

На основании тех двух статей, вырезки которых я тебе послал, редакция газеты пишет мне сегодня письмо и предлагает занять долж­ность начальника отдела. Я обомлел от удивления. Раньше это была мечта моя, а теперь я считаю, что это уж слишком тыловая работа и идти туда просто стыдно. Да, пожалуй, при всех отрицательных сторо­нах современной работы моей она дает уму более, чем какая-либо другая.

И кроме того, здесь я воюю все же, а там и совсем можно от войны отойти. У них никак нельзя услышать даже артиллерии.

1943, 21 августа. [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму, без номера]

Получил твое письмо, Соня, в котором ты сообщаешь о своем директорстве. Не знал я, что ты такая самолюбивая и что, играя на этих твоих слабых чувствах, тебя так легко поймать. Писал я тебе даже, что не соглашайся на такой вид работы без моей санкции.

Жаль и тебя, а еще больше жаль Наташи. Она совсем будет бездомной. Не нравится мне все это.

Я должен был бы написать более спокойное письмо, но не могу этого сделать. Может быть, ты еще не утверждена, еще есть время отказаться. Не для того же ты кончала две аспирантуры, чтобы сооб­ражать, как купить гвозди. Это сделает лучше тебя любой из работни­ков школы, а вот учить ребят лучше тебя никто не сможет, ибо твои знания выше, чем у других тотемских учителей. Убеждения вашего секретаря райкома и его авторитет на меня не действуют, т. к. я не счи­таю его умным и чутким человеком. Во время твоей прошлогодней болезни я писал им в Райком и в Райисполком, а они не сочли нужным мне ответить даже. В случае твоего отказа сделать они с тобою ничего не могли. Мог бы я написать куда следует, чтоб прекратить ненужное и несправедливое отношение. Имей в виду, что три правительствен­ные награды я получил не зря и не для того, чтобы издевались над моей семьей.

Если приняла директорство — отказываться не знаю, удобно ли. По-моему, нет. А в директоры ты не годишься. Там нужны спокой­ствие и выдержка, в тебе нет ни того, ни другого.

[Приписка в конце письма, сделанная в январе 1972 года, через несколько месяцев после смерти мамы: «Ужасно, ужасно несправедливое письмо. Все в нем заострено и очень резко, вероятно, оттого, что мне хотелось остано­вить ход казавшихся мне опасными и ненужными для С. И. дел».]

1943, 21 августа. [от С. И. Груздевой на фронт, без номера]

Теперь я уже не колхозница — писала уже о своем повышении. Не только спина не болит, а и мозоли уже сходят, зато, вероятно, мозоли еще больших размеров образовались в это время в мозгу. Да, «тяжела ты, шапка Мономаха», но так как умные люди тотчас добавляют «ког­да под ней пустая голова», то я обычно избегаю этого изречения.

Риде муж выслал пропуск, и она готовится на Дальний Восток. Та­ким образом, выбывает еще один работник из распоряжения РОНО.

Я рада все же за тебя, что ты продвигаешься к своей мирной спе­циальности. Только вырезки из газет не дошли до меня.

Живем мы с Наташей примерно одинаково. Копаем свою картош­ку, доедаем 800 гр. масла, купленные месяц назад.

Наташенька здорова, очень хорошо выглядит.

Я бегаю целые дни по городу в поисках материалов для ремонта, мастеров и т. п. Кое-что удается сделать, кое-что нет. Но уж такова участь администратора в военное время.

Какие мысли и чувства волнуют меня, когда смотрю я на сборы Риды! Неужели настанет день, когда я буду собираться в такую же до­рогу — домой, к мужу, к подлинной жизни! Нет, лучше об этом не думать.

Зиму прожить надеюсь на свою повышенную зарплату и на твои денежные помощи — больше никаких видов нет. Сейчас я уж опять в долгу, жду твоих денег, чтобы уплатить за молоко с 1 августа.

1943, 23 августа. [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму] № 40.

На днях я направил тебе, Софьюшка, злое и грубое письмо. И попала ты, что называется, между двух огней: начальство тебя ругает и муж пилит, и никто не скажет участливого слова. Попала ты, девушка моя, по своей неопытности в крайне тяжелое положение. Очень беспокой­ную работу тебе навязали. Одно могу сказать, если тебе не удастся отказаться: «Самое главное в жизни — спокойствие и полнейшая невоз­мутимость». Надо стараться понимать все умом, ничего не допуская к сердцу.

В отношении того, как тебе жить, ничего сказать не могу.

Меня интересует пока одно, чем ты будешь восполнять ту массу энергии, которая будет потом расходоваться на работе.

Безусловно, тревожит меня судьба Наташи, т. к. ты будешь тор­чать в школе целыми сутками. Ну как не понимают этого ваши руково­дители, что нельзя ребенка бросать на произвол судьбы.

Вообще же я бы сказал, что работа школы зависит совсем не от того, сколько времени ты проведешь в школе, но как-то принято у нас, что руководитель, не полагаясь на подчиненных, торчит там, где он подчас и не нужен. Надо управлять делом так, чтобы не руководитель бегал за подчиненными, а чтобы подчиненный, не выполнив указа­ния, боялся попасть на глаза начальству.

Ложный демократизм, граничащий с разнузданностью, вреден.

1943, 24 августа. [от А. И. Груздева С. И. Груздевой в Тотьму, без номера]

Сонька, директор ты мой разнесчастный. Сегодня заки­дывал моему непосредственному начальнику насчет возможности по­ездки к тебе.

Представь, он не увидел ничего невозможного в этом. Сказал, вот утрясется вопрос с нашими работниками (мне нужен помощник, так как я работаю без оного), тогда этот вопрос может разрешиться положительно.

 

[1] НСШ – (неполная средняя школа) семилетняя школа. До назначения на должность директора НСШ мама работала в другой школе, средней; в средней школе были классы с 1-го по 10-ый.

 

Источник: Утверждение в любви. История одной семьи: 1872 — 1981 гг. — СПб. : Изд-во журнала «Звезда», 2010. — С. 266-272. (Тираж 1000 экз.)