Когда формализм хуже врагов
Когда началась война, мне исполнилось 12 лет, но был я не по годам самостоятельным. Это неправда, что война вторглась в нашу жизнь неожиданно: вся страна готовилась к ней. Моя мама, детский врач, еще в 1940 году прошла военную подготовку в полевом госпитале в Красном Селе. И я за компанию с ней научился разбирать винтовку, обращаться с гранатами, а еще ознакомился с устройством прожекторов и звукоуловителей.
Из журнала «Морской сборник» я узнал, что эффективность огня зенитной артиллерии тогда была очень мала. Во время войны в Испании на сбитый самолет приходилось около тысячи снарядов. И еще я прочел, что немцы при бомбежке Парижа применили новые зажигательные «бомбы» — листовки из горючей пластмассы (типа горючей кинопленки). А лучшей защитой от таких «зажигалок» оказалось дежурство французских ребят на крышах домов.
8 сентября 1941 года — день массового прорыва к городу сотен вражеских самолетов. Он попал на выходной: на улицах было людно, а на заводах — пусто. Я шел по Заставской улице, когда увидел, как на большой высоте появились параллельные ряды из десятков самолетов. Это напоминало парад. Бомбардировщики летели над Международным (сейчас — Московский) проспектом. Их встретили наши зенитки. Началась сильная и непрерывная стрельба. Все небо вокруг самолетов было усеяно белыми облачками взрывов.
Но вот сзади и ниже бомбардировщиков появилось огромное количество кувыркающихся в воздухе листовок. И я вдруг понял, что это те самые «бомбы»-листовки, которыми немцы пытались сжечь Париж.
Тем временем начали действовать дворовые команды местной противовоздушной обороны, состоящие из женщин с противогазными сумками на боку. Ребят и прохожих они с проспекта стали загонять в бомбоубежище во дворе дома, расположенного напротив завода им. Егорова. Большую часть двора занимали двухэтажные дровяные сараи. Однако очень скоро нас стали вызывать наружу, потому что сараи загорелись в нескольких местах, а женщины с противогазными сумками были не способны прыгать по их крышам.
Мы выскочили. Ребята постарше быстро погасили горящие доски, а «бомбы»-листовки сбросили догорать на землю. Обращаться с немецкими «зажигалками» мы научились за минуты.
На Московском проспекте горели только два здания: верхний этаж обувной фабрики «Скороход» и дымилась крыша завода им. Егорова. Я побежал проверить свой дом (Заставская, 26). На его крыше, по которой я в том возрасте любил бегать, ни дыма, ни огня не было.
На фабрике «Скороход» «зажигалок» никто не тушил. Двор был пуст. Огромные языки пламени вырывались уже из окон не третьего, а первого и второго этажей. Цех выгорал стремительно. Из пожарного депо № 7, которое, кстати, и сейчас располагается в сотне метров от бывшего «Скорохода», прибыли пожарные автомобили. Они стояли у закрытых ворот фабрики, а сторожиха отказывалась их открывать, доказывая, что не имеет права это делать без начальства. Пожарные поехали в объезд. А я, мальчишка, на всю жизнь запомнил, что формализм и глупость хуже врагов.
В день бомбежки огромный пожар возник на Бадаевских складах. Незадолго до войны я жил и учился около этих складов и знал, что они представляют собой параллельные ряды деревянных сараев, разделенных асфальтированными дорожками. Местные ребята погасили бы эти склады, если бы их вовремя туда пустили. Потом мои бывшие одноклассники угощали меня горелым сахаром.
В Ленинграде, как и в Париже, организовали дежурство молодежи на чердаках и крышах, но, увы, уже после опустошительных пожаров на складах, в торговом порту и на многих предприятиях. Позднее немцы применяли более дорогие и сложные зажигательные бомбы, например, с корпусами из магниевого сплава, который плавился и прожигал крыши и перекрытия.
Считаю, что 8 сентября я получил свое первое боевое крещение, которое никогда не забуду. Тогда за один день многие ленинградские ребята сразу повзрослели.
Источник: газета «Санкт-Петербургские ведомости» №167 (5294) от 8 сентября 2014 г.