Как создавался Ил-2
Бугайский Виктор Никифорович родился в селе Ипатово Ставропольского края. В 1931 году он поступил в Московский авиационный институт (МАИ). С 1934 по 1958 год работал в КБ С.В.Ильюшина: инженером, ведущим конструктором по испытаниям, ведущим конструктором, заместителем главного конструктора (с 1940). Главный конструктор завода №381 в Ленинграде (1940), главный конструктор завода №18 в Куйбышеве (1941), заместитель главного конструктора завода №240-ОКБ С.В.Ильюшина (1946), ведущий инженер по летным испытаниям Ил-28 (1948), главный конструктор завода №240 (1957).
В июле 1940 г. меня вызвал Сергей Владимирович Ильюшин и сказал: «По самолету Ил-2 разворачивается большая работа. Я ожидаю, что эта работа для нашего КБ станет главной. Самолет будет строиться на нескольких заводах с привлечением многих заводов-поставщиков комплектующих изделий: моторов, вооружения, и особо сложной задачей окажется изготовление бронекорпусов. Нужен человек, который бы возглавил эту работу и жил только этими заботами. Мне одному это не под силу, к тому же надо не забывать перспективу: создавать новые самолеты. Я подумал и решил, что наиболее подходящим для этой роли являешься ты. Предлагаю быть моим заместителем по самолету Ил-2. Комплектуй бригаду конструкторов и выезжай в Ленинград».
Для меня решение Сергея Владимировича было, как гром среди ясного неба. Мне было двадцать восемь лет. В ОКБ я проработал всего шесть лет, С.В. Ильюшин казался мне недосягаемой величиной, и вдруг стать его заместителем, в голове это даже не укладывалось… Времени на раздумья не было. Это был жизненный шанс, и упустить его было нельзя. Я дал согласие. С.В. Ильюшин видно давно имел на меня виды: в предыдущие годы он много уделял мне внимания и провел меня по всем этапам конструкторских работ. Я работал в группах расчетов на прочность, крыла, фюзеляжа, ведущим инженером по изготовлению опытного самолета Ил-2, а затем по его летным испытаниям. Проводил заводские и Государственные испытания самолета.
Объективно оценивая обстановку в КБ С.В. Ильюшина, я был наиболее подготовлен для выполнения роли заместителя главного конструктора по самолету Ил-2.
Ко всему прочему, работая в КБ, я много занимался общественной работой. Общественная работа дала необходимый опыт работы с людьми. Я быстро находил контакты, умел вести разговор и полемику, одним словом, был коммуникабелен. Молодость в то время не считалась пороком или недостатком: все руководители, как правило, были молодыми: первому заместителю наркома авиационной промышленности П.В. Дементьеву было всего 32 года, Наркому Д.Ф. Устинову — 33 года.
Как поется в песне: «Были сборы недолги». Я скомплектовал группу конструкторов по разным специальностям и выехал в Ленинград. Так началась моя ленинградская эпопея, полная трудностей и опасных ситуаций.
Наша группа прибыла в Ленинград. Разместили нас в гостинице «Октябрьская», что у Московского вокзала. Завода как такового не было. У ряда ленинградских заводов были отобраны производственные площади и началась организация двух авиационных заводов N380 и N381. В пригороде Ленинграда развернулось строительство большого авиационного комплекса. Головным был определен завод N381, на нем было организовано конструкторское бюро. Меня назначили главным конструктором завода N381 с сохранением за мной должности заместителя главного конструктора ОКБ С.В.Ильюшина.
Директором завода N381 был назначен недавно возвратившийся из США Т.Х. Филимончук, представительный мужчина, с обликом американского бизнесмена. Человек добрый, коммуникабельный, чрезвычайно энергичный. Трудно себе даже представить какая сложнейшая задача легла на плечи нового директора: необходимо было в течение одного года организовать на пустом месте новый авиационный завод и освоить на нем выпуск самолетов Ил-2. Фантастика! «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» И как это не фантастично, нам удалось за этот год «сказку сделать былью»: завод был организован, в заданные сроки был собран первый серийный самолет Ил-2. Весной 1941 г. В.К. Коккинаки совершил на нем первый вылет на Комендантском аэродроме. Надо отметить колоссальную помощь в организации завода, которую оказал первый секретарь горкома А.А. Кузнецов. А.А. Кузнецов в обращении был прост, внимателен и глубоко интеллигентен. Чувствовалось, что это очень добрый, отзывчивый человек. Он был очень интересным, располагающим к себе собеседником, умным, широко эрудированным, добропорядочным. Это был образец руководителя. В общении с ним не чувствовалось скованности, напряженности, беседы велись в спокойных тонах, хотелось раскрыться и говорить, что думаешь и знаешь.
А.А. Кузнецов уделял исключительное внимание работам по созданию авиационного комплекса в Ленинграде. Часто бывал у нас на заводе, интересовался ходом работ, всемерно помогал. Просил ознакомить его с конструкцией самолета Ил-2 и его данными. Заходил ко мне в кабинет, садился за стол, на котором были разложены чертежи и описания самолета, и внимательно изучал, ему хотелось знать все: особенности, примененные материалы, технологию изготовления, боевые возможности штурмовика. Я проникся к Кузнецову большой симпатией и уважением. Забегая вперед, скажу, что когда было состряпано Берией и Маленковым «Ленинградское дело», я не мог поверить в виновность А.А. Кузнецова: это было явно неправдоподобно.
Кузнецов заявил нам с директором, что в Ленинграде создан мощный промышленный комплекс. Ленинградцы все могут сделать, а вот авиационных заводов в городе нет, и мы решили с товарищем Ждановым, что нам необходимо создать в Ленинграде авиационный комплекс. Обращаясь ко мне, Кузнецов сказал: «А Вы, Виктор Никифорович, настраивайтесь на постоянную работу в Ленинграде. Мы Вам создадим такие условия, каких нет ни у одного главного конструктора. Научных, инженерных сил в Ленинграде много, это позволит нам создать для Вас мощное конструкторское бюро и производственную базу опытного строительства».
Для руководства завода, прибывшего из Москвы и проживающего в гостинице, готовили хорошие квартиры в центре города, выделили дачи рядом с дачей Репина и проявляли другие заботы.
Шли дни и месяцы в трудах и хлопотах. И вот неожиданно грянул гром! В одно из воскресений в конце 1940 года, утром, в гостиницу ко мне зашел сильно взволнованный и удрученный директор завода Т.Х. Филимончук и сказал: «Виктор Никифорович, беда! Вчера поздно вечером меня вызвали к Жданову. В кабинете находился директор Кировского завода Зальцман. Жданов заявил нам, что он был в Москве и товарищ Сталин ему поручил проверить, как идут дела с изготовлением бронекорпусов для самолета Ил-2 на Кировском и Ижорском заводах. Поэтому он пригласил нас и просит доложить».
Из дальнейшего разговора с Трифоном Христофоровичем я узнал, что Зальцман доложил Жданову о высоком темпе работ и об особом внимании, которое уделяется этому заданию, но завод при его выполнении столкнулся с большими трудностями. Чертежи, переданные кировцам главным конструктором Ильюшиным, выполнены в расчете на применение планово-шаблонного метода, принятого в самолетостроении, а не в традиционном для таких заводов виде. Закончил Зальцман свой доклад словами: «У меня на заводе находится заместитель главного конструктора С.В.Ильюшина Бугайский, которого я перевел на казарменное положение и он вместе с нашими техническими руководителями проводит бесчисленные изменения, исправляя ошибки в чертежах КБ С.В.Ильюшина. Для иллюстрации я хочу показать по каким чертежам мы работаем!», — и он эффектно положил на стол А.А. Жданова папку с рваными, замасленными, исчерченными цветными карандашами чертежами.
Жданов посмотрел на чертежи и сказал: «Это не чертежи, а тряпки! Я поручу горкому разобраться с положением и кого-то из Вас, Бугайского или Зальцмана, посажу!» Затем он обратился к Филимончуку: » А что это за человек Бугайский?» «Это молодой и очень толковый конструктор, у меня о нем самое хорошее мнение», — ответил Трифон Христофорович.
Я не из трусливого десятка, не теряю в опасных ситуациях самообладания, наоборот, в таких случаях появляется собранность, какое-то спокойствие и ясность мысли. Но то, что сообщил мне Филимончук, потрясло меня основательно. Я подумал: «Кто я, и кто Зальцман. Я молодой человек, не имеющий еще никаких заслуг — а Зальцман — директор знаменитого завода, член обкома, член ЦК. Несравнимые величины… И я решил, что если будут сажать, то посадят меня». Целый день я, как говорится, не пил, не ел, а только курил папиросы одна за одной. За день похудел и почернел.
На другой день, обдумав все, я написал докладную записку в горком партии и поехал с ней к заведующему отделом оборонной промышленности горкома Кацнельсону. Он внимательно прочитал мою докладную, расспросил о действительном положении дел и сказал: «Вы не волнуйтесь, мы знаем Зальцмана: он любит эффекты и не всегда дает достоверную информацию. Мы разберемся и все станет на свои места».
В тот же день Зальцман, прибыв на завод вместе с главным инженером завода Бондарко, внимательно разобрался с состоянием дел по изготовлению бронедеталей, снял начальника штамповочного цеха и перевел его в дворники. Сделал перестановку в техническом руководстве, усилил хорошими специалистами участок, назначил за выполнение заказа высокую премию и за 15 дней выполнил задание в установленные сроки.
Спустя несколько дней после встречи у Жданова мне позвонили из Москвы и сказали, чтобы я завтра утром встретил С.В.Ильюшина. На другой день я был на вокзале, подошла «Красная стрела» и из вагона вышел Сергей Владимирович. Я никогда не видел Ильюшина в таком состоянии: погасли глаза, он ссутулился, поник, пропала свойственная ему энергия и быстрота действий. Передо мной стоял тихий, скромный, угасший человек. Это был не Ильюшин, какого я всегда знал. Пошли устраивать его в гостиницу, он рассказал, что вчера вечером у него дома раздался телефонный звонок:
«Говорит Сталин. Товарищ Ильюшин, мы Вам оказали доверие, а Вы нас подводите! Почему Вы передали некачественную документацию Зальцману? Учтите, мы можем привлечь Вас к ответственности», — и положил трубку. После такого разговора со Сталиным Сергей Владимирович, конечно, был потрясен и напуган, как всякий другой человек в то время. Он собрал портфель и через два часа выехал в Ленинград.
Мы как могли, стали его успокаивать, рассказали о действительном положении дел, о принятых мерах и отношении горкома к этому случаю. Сергей Владимирович немного успокоился и в этот же день мы поехали на встречу с руководством горкома партии объяснить действительное состояние дел. А оно заключалось в следующем: Кировский завод, получив задание на изготовление бронедеталей, этому заданию не придал особого значения. Для такого завода это был рядовой заказ. Зальцман этим заказом сам лично не занимался и не знал состояния дел. Я имел дело с главным инженером завода Бондарко и цеховыми работниками. Действительно, при изготовлении пространственных деталей двойной кривизны встретились трудности, но вместе с чертежами нами был передан на Кировский завод макет-болванка бронекорпуса самолета, выполненный с большой точностью, на котором была сделана разметка всех деталей, их размеры и указаны необходимые отверстия.
Чертежи же, которые Зальцман демонстрировал Жданову, он собрал на рабочих местах в цехе. Они были промаслены и на них технологи цветными карандашами нанесли для себя дополнительную информацию. В связи с тем, что Кировский завод обеспечил поставку бронедеталей в установленный срок, вопрос закрылся, и никого не посадили.
Печатается в сокращении.
Источник: Бугайский В.Н. Эпизоды из жизни главного конструктора самолетов и ракетно-космических систем. М., 2007.