Как псковичи помогали пленным

«Россия была инициатором выработки правил по ограничению варварских средств ведения войны. Начало этому было положено Брюссель­ской декларацией, которую предложил Александр II в 1874 г. По инициа­тиве Николая II в 1899 г. была созвана 1 Гаагская мирная конференция, где на основе Брюссельской декларации были выработаны ограничения в от­ношении законов и обычаев сухопутных войск. Один пункт этой декларации касался военнопленных. На II Гаагской конференции (1907) были внесены изменения и поправки, в частности, дополнявшие пункт о правах и обязанностях военнопленных» [1].

Предусматривались обмен раненых и больных пленных, перепи­ска с родными, право не строить для врагов стратегические дороги, грузить или разгружать вооружение. Известны случаи нарушения этих правил и даже расстрела пленных за отказ. После окончания Первой мировой войны Международный Красный Крест в Жене­ве рассматривал тысячи жалоб бывших пленных на бесчеловечные условия жизни в плену. На основании этого опыта в 1929 г. в Женеве была принята новая конвенция об обращении с военнопленны­ми. В новой конвенции были предусмотрены, кроме всего прочего, и удовлетворительное питание, и гигиенические условия, и оплата труда. Эту конвенцию подписали все страны, кроме Японии и Советского Союза [2].

Советское правительство считало своих пленных изменниками родины. В Уставе Красной армии было сказано: «Ничто, в том чис­ле и угроза смерти, не может заставить бойца Красной армии сдать­ся в плен» [3].

В первые месяцы вторжения немцев и их союзников в СССР в их сводках говорилось о молниеносном продвижении вглубь страны и о сотнях тысяч советских пленных. Известно, что пленных балтийцев, западных украинцев и белорусов немцы отпускали домой или использовали для охраны лагерей. Были случаи и освобождения рус­ских пленных, особенно если они были нужными специалистами.

С первых дней войны немецкая пропаганда твердила, что нем­цы освобождают народы Советского Союза от коммунизма, и были люди, которые первое время этому верили. Были случаи, когда насе­ление встречало немцев с цветами, а пленные выражали готовность бороться против коммунизма с оружием в руках. Так было в первые месяцы войны, но бесчеловечное обращение немцев с пленными раз­веяло эти иллюзии. Число сдававшихся в плен резко уменьшилось.

Главное было в звериной ненависти национал-социалистов к рус­скому народу. Нацисты считали, что русских слишком много и их надо частично истребить. Они не понимали, что своим отношением к пленным роют себе яму. Были, конечно, и исключения. Говорили, что немецкий комендант Гдова относился к пленным по-человечески.

Моя будущая теща работала до прихода немцев в ветеринарной лечебнице (Гоголевская, 19), а с приходом немцев моя будущая же­на стала там же работать переводчицей. Главным врачом был Вла­димир Матвеевич Григорьев, его помощником — врач Иван Гаври­лович Преображенский.

Заняв Псков, немцы в считаные дни взяли все под свой контроль, в том числе и ветеринарную лечебницу, составили опись склада и следили за тем, как расходуются медикаменты. Но В. М. Григорьев предусмотрительно кое-что спрятал. Потом, когда у лечебницы была установлена связь с партизанами, заведующий лечебницей отправ­лял им кое-что из припрятанных лекарств. В книге «Псков. Очерки истории» С. И. Колотиловой и др. (Лениздат, 1971) в главе «Псков­ское подполье» говорится только о партийцах и их работе, а о том, что делали беспартийные, умалчивается. Мало того, беспартийно­го В. М. Григорьева, который, рискуя жизнью, снабжал партизан медикаментами, спасал пленных и принял в семью еврейскую девочку Люсю Вербицкую (в замужестве Мартысенкову), выдавая ее за свою дочь, осудили в 1951 г. по ложному доносу на 10 лет концлагеря. Правда, через четыре года он был освобожден, но, подорвав здоровье, через год скончался.

Об ужасном положении пленных знали все жители Пскова. Многие старались им помочь. С одной стороны, это было строжай­ше запрещено немцами, а с другой стороны, бывало, что и часовые, и их начальство смотрели на эту помощь сквозь пальцы. Моя буду­щая жена иногда варила суп и отвозила его в лагерь. Многие ее знакомые тоже старались из своего скудного пайка поделиться хлебом с пленными.

Были случаи освобождения пленных на поруки. Известно, что большинство врачей при приближении немцев было эвакуирова­но, и в связи с этим главному врачу Колобову удалось освободить несколько пленных врачей из лагеря, взяв их на поруки. На поруки можно было освободить из плена и других специалистов. Медсестра Зинаида Матвеевна Одоранская взяла на поруки пленного перевод­чика еврея Ефима Хейфеца, выдававшего себя немцам за Ибрагимова, а В.М. Григорьев освободил, взяв на поруки, ветеринарного врача Николая Васильевича Лукина и ветеринарного фельдшера Ивана Ивановича Иванова. Ефима немцы расстреляли, но не как еврея, а за связь с партизанами. Мы были знакомы, и он не скрывал от меня своей настоящей фамилии. После окончания войны я сообщил че­рез Красный Крест его родителям о судьбе их сына.

В сентябре 1941 г., на площади перед кремлем, немцы разре­шили устроить базар, куда крестьяне привозили продукты, вклю­чая мясо. Ветеринары должны были проверять качество мяса и ле­чить немецких лошадей и собак. Русские крестьяне тоже приводили и лечебницу своих больных коров и лошадей, а иногда вызывали ветеринаров в деревню к больному скоту. Все это делалось под наблю­дением немецкого ветеринара, которому моя будущая жена писала отчеты на немецком языке.

Ветеринарная лечебница организовала посильную помощь пленным. Все участвовали в этом деле. Бывало, что во двор ветери­нарной лечебницы немцы приводили пленных, которые, голодные и больные, еле двигались. Ветеринары потихоньку подкармливали                                           их и давали им лекарства, а иногда и прятали в сарайчике, при­надлежавшем лечебнице. Там их прятали до вызова ветеринаров в какую-нибудь деревню. Врач или фельдшер ехали в деревню с пропуском от немцев, а в телеге или санях прятали пленных, кото­рых потом выпускали, указывая им путь к партизанам.

Вторым способом помощи пленным была отправка немецких лошадей, как якобы неизлечимых, в лагерь пленных на убой. Вот это и показалось однажды немцам подозрительным. Всех служащих аре­стовали и допрашивали, но ничего не смогли узнать.

Для пленных самой страшной была зима 1941-1942 гг. За годы оккупации, по советским данным, только в лагере на Завеличье по­гибло 75 тыс., в Крестах — 65 тыс. и в Песках — 50 тыс. человек.

Священник Псковской православной миссии в Острове о. Алек­сей Ионов в своих воспоминаниях писал:

«Когда отношение немцев к русским военнопленным стало меняться — увы, это произошло толь­ко к концу войны, — я постарался вступить в контакт с военнопленны­ми и хоть чем-нибудь помочь им. Я взял под свой протекторат неболь­шой лагерь под К.. Там было не больше 200 человек. Все, что мы с помощью населения могли сделать — это сварить для этих несчастных дваждыв неделю мало-мальски приличный обед, состоявший, конечно, из одного блюда… Но и это было уже много: смертность в лагере заметно уменьшилась. Как жаль, что погибли письма этих несчастных людей!» «Добился я  и разрешения совершить для воен­нопленных Пасхальное богослужение. Правда, оно, по требованию начальника лагеря, было совершено в храме, откуда предварительно все остальные должны были выйти; двери храма охранялись вооруженными солдатами, но, тем не менее, человек 300 военнопленных по личному желанию наполнили наш храм, и для них было совершено специальное Пасхальное богослужение. С каким волнением я его совершал. Я произнес слово, в котором убеждал их не падать духом, помнить, что их матери молятся о них. При упоминании о матерях у многих на глазах показались слезы. Со слезами на глазах слушали военнопленные и радостные пасхальные пес­нопения. Оделяя каждого не одним традиционным, а четырьмя-пятью яичками — их принесли накануне верующие люди, как только я объя­вил им о богослужении для военнопленных, — я приветствовал всех обыч­ным: «Христос Воскресе!». И все, как один, отвечали: «Воистину Воскресе!». Это были бойцы Красной армии, попавшие в плен в 1941-1942 году».

Воспоминания о. А. Ионова были первоначально опубликова­ны и журнале «По стопам Христа», Берклей (США), сентябрь 1954 — август 1955, затем отдельной брошюрой, Си-Клифф (США) 1955, в «Новом русском слове» 22 июня — 6 июля 1975, в «Православной Руси», Джорданвилл (США) 1982, в «Нашей стране», Буэнос-Айрес (Аргентина) 15 апр. 2000 (только отрывок) и в «Санкт-Петербургских епархиальных ведомостях», 2002, вып. 26-27.

Примечания

1. Ионцев В. А. и др. Эмиграция и репатриация в России. М.: изд. Попечительства о нуждах российских репатриантов, 2001. С. 70.
2. Encyclopaedia Britannica. Chicago: London: Toronto, 1960. V. 18. P. 519 B.
3. Ионцев В. А. и др.  Эмиграция и репатриация в России. С. 71.

Источник: Полчанинов Р. В. Молодежь русского зарубежья: воспоминания, 1941-1951. — М.: Посев, 2009. с. 121 — 125 с. (Материалы к истории НТС ; Вып. 2). Тираж 500 экз.