31 июля 2009| Сидякина Ольга

Из истории семьи Лигновских

Война. Сколько жизней унесла она, по скольким судьбам прошла, оставляя свой страшный кровавый след. А 9 мая 1945 года люди плакали, и к слезам радости примешивались и горькие слезы тех, кто получил похоронки накануне Великой Победы. Как они жалели тех, кто не дожил всего несколько месяцев, а иногда и дней до этого счастливого для всей нашей страны дня.

Недавно я попросила свою бабушку рассказать о пережитом в военное время, сейчас ей 82 года. Благодаря этому разговору прояснились события, о которых приходилось слышать еще в детстве от моих стариков, когда они еще не были в таком почтенном возрасте.

Сначала об именах… Дедушку моего, ныне покойного, звали Иоанном Яковлевичем Лигновским. Бабушку зовут Александрой Николаевной Лигновской (до замужества Брындиной). Родители бабушки — Анна Максимовна и Николай (отчества, к сожалению, не помню) Брындины. Дедушка родился в немецкой семье, его предки переселись в Россию из Австрии, еще при Екатерине II, осели они где-то в Поволжье. В семье было семеро детей, глава семьи – Яков Лигновский был управляющим банком, а его жена – Евгения Шмидт — врачом. Родители были людьми верующими, исповедовали лютеранскую веру. Мой дед – Иоанн Яковлевич Лигновский родился в 1918 году, начал учить русский язык, когда ему было около 10-ти лет. Впоследствии он говорил без акцента, как на русском, так и на немецком языке.

Так случилось, что ни бабушка, ни дедушка не воевали. Однако сколько перестрадать пришлось им в эти тяжелые годы! В семье только родной брат бабушки — Александр Николаевич Брындин был на фронте. За всю войну он лишь однажды был ранен, благодаря, наверное, усердной молитве своей матери — Анны Максимовны, прошел всю войну до Берлина. Некоторые его рассказы мне доводилось слышать в детстве.

А беды как семью дедушки, так и семью бабушки начали преследовать еще задолго до начала войны. В 30-х годах был расстрелян глава семьи Лигновских. Из рассказов дедушки помню, что чекисты приходили с обыском в дом. Горе было тому дому, где находили какое-нибудь огнестрельное оружие. И вот, накануне такого обыска Яков Лигновский попросил своего старшего сына отнести охотничье ружье куда-нибудь подальше от дома и выбросить. Однако, вопреки просьбе отца, ружье было брошено рядом с домом в колодец и найдено чекистами при обыске. За это мой прадед поплатился жизнью как враг народа.

Тяжелые времена настали. Моему дедушке было только 14 лет, а нужно было работать, помогать старшим брату и сестрам кормить семью. По натуре он был человеком очень обаятельным и общительным. Одаренность его проявлялась в том, что за что бы он не брался, все у него получалось. И, как-то его все любили, наверное, он был из той категории людей, у которых не бывает врагов. Ему были присущи необыкновенный оптимизм, живой юмор и талант рассказчика.

Отец бабушки — Николай Брындин был объявлен врагом народа. Согласно полученному ответу на запрос о его судьбе уже в годы Перестройки, он был расстрелян спустя месяц после того рокового дня, когда за ним приехал «черный воронок». Причиной его гибели была обыкновенная человеческая зависть.

Его жена Анна Максимовна Брындина в 40 лет стала вдовой, но до конца своих дней ждала своего мужа, она верила, что он жив и вернется домой. Она вспоминала, что накануне муж проснулся ночью и разбудил ее. «Анна, посмотри: что с моей спиной, вся горит. Большая красная собака, прыгнула и разодрала мне когтями всю спину». «В то утро, — говорила Анна Максимовна, — он уходил на работу. Ушел, вернулся и поцеловал меня, а потом еще долго шел и махал мне фуражкой, пока не скрылся за поворотом». Больше она никогда его не видела. Потом узнала, что на улице к нему подъехала черная машина, и его попросили куда-то проехать. Когда она начала ходить по инстанциям, относя все на «какую-то ошибку, недоразумение» следствия, ей в одно из посещений следователь показал письмо, из-за которого был приговорен ее муж. Это было письмо его коллеги по работе, в котором осужденному приписывались неодобрительные речи о власти Советов. Все это было обычным наговором, но разбираться, конечно, никто не стал. Анна Максимовна говорила, что этому человеку не давало покоя то обстоятельство, что Николая все время хвалило начальство, и люди писали благодарности по работе. Работал он проводником в поезде.

Но после ареста Николая Брындина его семье приходилось совсем туго. Анну Максимовну как жену врага народа никто не хотел брать на работу, а на руках были двое детей, оставшиеся в живых из девяти рожденных. Кое-как ей удалось устроиться мыть посуду в одном из детских садов. Когда заведующая узнала, кого она взяла на работу, был страшный скандал. Последовало увольнение со словами: «Жена врага народа не имеет права находиться рядом с детьми, она же может отравить их». Семье пришлось голодать. Моя бабушка – Александра Николаевна Брындина училась тогда в 5-ом классе средней школы. Она вспоминала как-то, что ее при всем классе заставляли публично отречься от отца, говорили, что она позорит честь школы и т.д. Бабушка по природе человек очень смелый. Наверное, это помогло ей не сломаться, ей даже хватило духу тогда сказать, что от отца она никогда не откажется, и что он прекрасный человек, и она его любит. Потом еще несколько лет ей приходилось нести бремя «всеми отверженной». Приходилось сидеть всегда одной на последней парте, общаться с ней не хотели. Для ребенка это был страшный стресс.

И вот, война. Опять горе обрушилось на нашу многострадальную землю. Об этом мало кто знает, но во время войны всех «русских немцев» по распоряжению Сталина отправляли в лагеря. Там они работали, как заключенные и, конечно, многие из них там и умерли. Мой дедушка также был сослан в один из таких лагерей. И всю войну провел там. Сначала он был на лесозаготовках в Сибири, часто приходилось работать, стоя по колено в холодной воде. Потом – на стройках на Урале, где он познакомился с бабушкой.

Бабушка рассказывала, что любому уголовнику в лагере было легче, чем таким, как мой дед. Потому что на немцах, хотя они уже давно были вполне русские люди, было клеймо «врага». Из рассказов дедушки помню, что условия, в которых они жили, были ужасные. Нередко случались массовые отравления по непонятным причинам. После этих отравлений многие «русские немцы» уже не поднялись. Дедушка тогда уже познакомился с бабушкой. Она в то время работала в этом лагере в управлении, работа была связана с начислением нарядов. И вот, он на грани жизни и смерти после сильнейшего отравления. Дедушка с гордостью вспоминал, как Шура что-то там продала, чтобы купить за какие-то сумасшедшие деньги стакан риса и приготовила необходимый для выздоровления больного рисовый отвар.

Помню, как дедушка говорил: «Никогда не унывайте. За годы жизни в лагере я много раз видел: только начнет унывать человек, день – два, и нет человека. Сначала перестает следить за собой, мыться, начинает говорить, что нет смысла жить. И все, конец, умирает молодой в принципе, здоровый парень». Дедушка всегда держался, когда начинались болезни от недостатка необходимых витаминов, он грыз кору сосен. Вспоминал о том, как старался быть всегда опрятным, брился каким-то тупым ножом. Своим оптимистическим настроем он, наконец, даже начал раздражать своих солагерников. Рассказывал, что однажды они, чуть было, не побили его за то, что он пообещал им: «Вот увидите, ребята, война закончится, мы пойдем с вами в ресторан, и я буду играть на гармонике и петь для вас». Впоследствии он сдержал свое слово.

Еще одно яркое воспоминание связано с рассказом дедушки о смерти его мамы – Евгении Шмидт. Это тоже случилось во время пребывания деда на лесозаготовках. Он был занят рубкой дерева, вдруг, раздался голос матери, которая громко позвала его по имени, голос как эхом прокатился по лесу, дедушка даже бросил работу и оглянулся. Когда после работы он вернулся в лагерь, ему подали телеграмму, в которой говорилось о смерти его матери.

Военная история моей бабушки такова. Бабуля, тогда еще 16-тилетняя девочка – Шура Брындина, со своей подружкой Нюрой после окончания ФЗО (фабрично-заводского обучения) связи, пришли в военкомат проситься на фронт в качестве связисток. Бабушка всегда выглядела моложе своих лет, еще и маленького роста. Такого ребенка на фронт отправлять отказались, аргументируя отказ возрастом. А Нюру после долгих уговоров взяли, ей было уже 17 или 18 лет. Тогда бабушка категорически заявила: «Не пустите на фронт, сбегу все равно!» Так ей хотелось защищать свою Родину! Тогда ей ответили, что такие смелые девушки и в тылу нужны, и предложили ей работу в качестве связиста-радиста. Бабушка рассказывала, что от Нюрочки пришло только одно письмо с фронта. Она писала, что ей очень тяжело: под обстрелом нужно восстанавливать поврежденную связь и спать в холодной и промозглой землянке. В одном из первых своих боев Нюра была убита. А бабушка осталась работать в тылу по специальности, где ее способности действительно очень пригодились, на работе ее очень уважали и ценили.

Когда она вспоминает про Нюру, то говорит, будь она вместе с ней на фронте, тоже обязательно погибла бы. Я всегда восхищаюсь бабушкиной смелостью, и ее готовностью отдать свою жизнь за других. Хоть ей и не пришлось доказать это на деле, почему-то интуитивно чувствуешь в ней эту способность, какую-то внутреннюю силу ее натуры.

Родной брат бабушки – Александр Николаевич Брындин, прошел всю войну. Когда его просили рассказать о войне, он всегда плакал. Почему-то мне запомнились рассказы о человеческой подлости, которая присутствовала наряду с потрясающей взаимопомощью и настоящей военно-фронтовой дружбой.

Он рассказывал, что однажды они с ребятами попали в окружение. Какими-то невероятными усилиями они смогли прорваться к «своим». И вот, такая радость, говорил он, — наш батальон! Вдруг, выходит совершенно пьяный командир и приказывает «Расстрелять!» Как? Почему? Трудно себе представить, что происходило в душах этих солдат, только что вырвавшихся из кольца смерти. Политика войны была такова, что если ты попал в окружение, значит – предатель. Думаю, опять же по молитвам матери Александра Николаевича, произошло что-то такое, что помешало исполнению приказа. Еще, он говорил о том, что более всего несправедлива война по отношению к тем, кто, не имеет к ней прямого отношения – мирным жителям. Рассказывал, как стыдно было ему за некоторых русских солдат, разгулявшихся в порыве своей мести в Берлине. Под ударом оказались совершенно беззащитные немецкие люди. Он рассказывал, что один пьяный русский солдат вбежал в такой дом и, угрожая перестрелять всех присутствующих, начал почему-то требовать принести ему десять часов. В доме, конечно, не было столько. И бедное семейство было в большой панике. Страшно перепуганные они бегали по комнатам, и то, что смогли найти, складывали в кучку перед солдатом. И, все же, подобные бесчинства ни в какое сравнение не идут с теми зверствами, которые творили фашисты с нашим мирным населением.

Александр Николаевич по характеру был человеком необыкновенно добрым, вдобавок получил от матери христианское воспитание. Однажды он признался, что не мог заставить себя целиться в человека, пусть даже это враг, и стрелял наобум, почти с закрытыми глазами: «Как Бог даст». Потом, когда он вернулся с войны, мать как-то попрекнула его: «Что же ты, был в Германии, и ничего нам не привез, хоть бы мыла кусок». Семейство очень нуждалось в самом необходимом, с работой по прежнему были сложности. Тогда Александр Николаевич ответил: «Я знал, что если хоть что-нибудь возьму, меня обязательно убьют». Что это было: страх Божий или природная нравственность сейчас уже трудно судить.

После окончания войны тогда еще молодые мои дедушка и бабушка решили пожениться. Запомнился рассказ бабушки о том, как она привела своего жениха знакомиться со своей мамой. Мать, кажется, даже за сердце схватилась: «Шура, как же жить то будем? Мало того, что отец- враг народа, так еще и зять – фриц!» В дальнейшем отношения тещи и зятя отличались необыкновенным единодушием. Дедушка рассказывал, что люди часто искренне удивлялись, когда узнавали, что Анна Максимовна приходится ему тещей, а не матерью. Так сильно они друг друга смогли полюбить. Дедушка еще довольно долго не мог найти работу после лагеря. Везде ему отказывали из-за национальности и потому, что он «сидел». Он очень переживал по этому поводу, т.к. чувствовал свою ответственность за содержание семьи. Однажды, обессиленный и полуголодный, он проходил мимо пекарни, и увидел большое количество приготовленных для рубки дров на дворе. Тогда он зашел во двор и стал молча из последних сил рубить дрова. Это продолжалось довольно длительное время, а в окно кто-то периодически следил за происходящим. В конце концов, из дома вышла женщина – работник пекарни с двумя булками горячего хлеба. Их она отдала буквально обезумевшему от счастья деду. Дедушка рассказывал о той незабываемой радости, с которой его встречали домочадцы, ведь хлеб, по словам деда, тогда меняли на золото или, например, на новую шинель. Таким образом, он еще какое-то время кормил свою семью.

Когда думаешь о том, что пережили наши бабушки и дедушки, начинаешь иначе смотреть на жизнь. Мне кажется, что это были какие-то другие русские люди, жаль, что их так мало осталось в живых. Посмотришь на них, послушаешь, и понимаешь, как же мы измельчали по сравнению с ними. Можно ли научиться их смелости, оптимизму, уважению к людям, любви к Родине, или это совершенно другая, особая порода людей?

13.03.2006 г.
Подготовила и передала материал для публикации Ольга Сидякина

www.world-war.ru

Комментарии (авторизуйтесь или представьтесь)