Чтобы не умереть, надо быть человеком

Людмила Петровна Чистова

Блокада. Такое короткое слово, а за ним судьба города, судьбы людей и моя в том числе. О бло­кадных днях написано много, но те воспоминания, которые таятся в уголках нашей памяти, не уместились бы в томах большой библиотеки.

Мы жили на Сазоновской улице, недалеко от станции Пискаревка, возле больницы имени Мечникова. В блокадные дни нам не пришлось страдать от холода, так как рядом был небольшой сосновый лесок. Была и вода — во дворе находился колодец. Но голод пре­следовал нас не меньше, чем тех, кто жил в центре Ленин­града.

Я жила в семье тети. На моих руках была больная тетя и трое ее маленьких детей. Тетя говорила мне: «Чтобы не умереть, надо быть человеком в любых обстоятельствах». А это значит, что надо умываться, заниматься уборкой квартиры, быть опрятными, соблюдать режим дня. Пожа­луй, последнее помогло нам выжить. Крохотные дольки хлеба мы не съедали сразу, а делили на три части: завтрак, обед и ужин. Каждое утро я ходила за хлебом, а дома на большом диване сидели мои маленькие двоюродные братья и не сводили глаз с дверей, ожидая моего появления. Мы накрывали на стол, как в хорошие времена, и пили чай с со­лью и кусочком хлеба. После обеда малыши, как правило, обращались ко мне с одной и той же просьбой: «Поиграй с нами и почитай сказку «Горшок каши». Чтобы отвлечь се­бя и других от мысли о еде, вечерами мы читали вслух, вспоминали любимые кинофильмы, походы на выставки, близких нам людей, которые остались по ту сторону бло­кадного Ленинграда.

Чтобы получить рабочую продовольственную карточ­ку, я устроилась санитаркой в больницу имени Мечникова. Самым хлебным местом была работа на кухне. Я и две еще такие же девочки мыли котлы и огромные кастрюли, боль­шими ложками очищая от остатков пищи стенки посуды. Работая в госпитале, я смогла отдавать часть своей доли хлеба моим братьям. К сожалению, я проработала на кухне меньше месяца: простыла и пролежала с воспалением легких больше двух недель. На работу не вернулась — место было занято.

В январе 1942-го по дороге домой умер муж тети. Пропа­ли продовольственные карточки, которые были при нем. Вся надежда теперь была только на вещи, которые можно было обменять на продукты. За чудный персидский ковер ручной работы я получила буханку хлеба. Одни умирали от голода, другие наживались на нем. Я помню, как рыдал мой сосед-летчик, приехав с фронта навестить жену с трех­месячным сыном. За три дня до его приезда жена умерла, а ребенка отдали в детский приют. Сергей сжимал в руках вещевой мешок, словно не знал, что теперь делать с про­дуктами. Это было страшно.

Я помню, как к нам в квартиру подселили беженку из города Острова. На руках у нее в каком-то тряпье был двух­месячный ребенок. Она казалась мне изможденной стару­хой, а оказалось, что ей всего 24 года. Они умерли через не­сколько дней.

Не могу больше ни вспоминать, ни писать о блокадных днях. Моя внучка, учась в 1-м классе, заявила на уроке, по­священном Дню Победы, что ее бабушка — герой. «А какие она имеет награды?» — спросила учительница. А внучка от­ветила: «Бабушка пережила блокаду Ленинграда, а это ге­ройский подвиг».