Цена 200 марок за одну женщину слишком высока

Я, Грегуар М. Африн, дав сначала в соответствии с приня­тым порядком присягу говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, настоящим делаю следующее заявление под при­сягой, и да поможет мне Бог. В настоящее время я живу в Париже, рю дю Фобур Пуссоньер, 113…

22 января 1944 г. я был арестован в Париже, доставлен в ла­герь Дранси и должен был выгружать грузы на вокзале Аустер­лиц.

30 июня 1944 г. я был отправлен в Освенцим или, вернее, в Моновиц. По моем прибытии я обнаружил большое число вы­везенных с очень плохим состоянием здоровья вследствие тяже­лых условий жизни, которую они вели в лагере.

Нас будили в 4 часа утра. В 4.30 заключенных собирали на перекличку, продолжавшуюся 2¹/₂ часа. После переклички мы шли на работу на заводской двор, где производились строительные работы «ИГ Фарбениндустри». Во дворе находилось около 400 зданий. На этом дворе работало приблизительно 12 000 за­ключенных. Дополнительно там находилось около 2 000 англий­ских военнопленных и некоторое количество так называемых свободных рабочих различных национальностей. Я был назначен в команду электриков 186, и мне было дано указание работать в здании 387. Я был включен в группу, которая монтировала электропроводку в этом здании, и работал поэтому, как внутри этого здания, так и снаружи, по прокладке электрического ка­беля.

Руководство «ИГ Фарбен» должно было знать мой серийный номер А-16539, находившийся на руке, и наше положение за­ключенных, так как мы носили полосатую одежду с заметными серийными номерами. За нашей работой наблюдали инженеры и мастера «ИГ Фарбен»; нас охранял немецкий персонал СС и СД. Среди представителей руководства «Фарбен», которые на­блюдали за нашей работой, были старший инженер Дике, г-н Лошен, главный инспектор по «ИГ Фарбен», связанный также с организацией Тодта, и господин Харре…

Однажды, 26 декабря 1944 г., когда я вышел из рядов, чтобы завязать ботинки, один из эсэсовских охранников — имени его я не знаю — выстрелил мне в ногу, и пуля задела меня ниже колена. Я особенно хорошо могу припомнить дату; когда я вер­нулся и попросил разрешение на лечение, мне было в нем отка­зано. Затем началось заражение. Через один или два дня я был доставлен в помещение для больных, где были предприняты 4 хирургических вмешательства без наркоза.

В другой раз меня ударили сзади по затылку, так как во время возвращения в лагерь я заговорил с соседом…

Большинство мастеров, само собой разумеется, били и пи­нали заключенных. Это было особенно заметно после воздуш­ных налетов союзников, когда прибывали мастера и заключенные из других отделений…

Заключенные, включая надсмотрщиков, жили в Моновице. Они могли пройти с завода буны в лагерь Моновиц, не выходя за пределы колючей проволоки. Все представители «Фарбен» жили, однако, в городе Освенциме. Некоторые из рабочих, с ко­торыми мы работали, имели контакт с рабочими в Освенциме, а некоторых из заключенных Моновица переводили в Освенцим, и наоборот. Таким образом, мы обменивались сообщениями. Общепринятым мнением было, что условия в Освенциме были хуже, чем в Моновице. Заданная работа была значительно тя­желее, чем в Моновице. Большую часть работы в Освенциме со­ставляли земляные работы и работа у машин, и, кроме того, в Освенциме находились, конечно, газовые камеры и печи крема­тория. Несколько раз, когда ветер дул в сторону Моновица, я мог чувствовать запах горелого мяса.

Во всех случаях, когда сотрудники «Фарбен» считали, что за­ключенные работают недостаточно усердно, они грозили им сообщить о них в бюро трудовой повинности, и рабочие, должно быть, знали, что это значит. Они знали, что сообщение в бюро трудовой повинности означает одно из двух. Одной альтернати­вой было телесное наказание, производившееся эсэсовцами пуб­лично. Они должны были получить по 25 ударов от двух эсэсов­ев; однако люди всегда теряли сознание еще до окончания те­лесного наказания. Хотя я сам никогда этого не видел, телесное наказание производилось, должно быть, иногда в бюро над­смотрщиками. Второй альтернативой была отправка в Биркенау или Освенцим. Если их заставали во время работы за курением, то это означало отправку в Биркенау или Освенцим.

Быть отправленным в Освенцим или Биркенау означалотолько одно: газовую камеру. Кроме лиц, о которых сообщалось особо, каждый месяц в лагере отбирались мужчины, которых отправляли в газовые камеры. Процедура «отбора» была хо­рошо известна людям концерна «Фарбен»…

Ежемесячно приезжали врачи из Освенцима, чтобы отобрать людей в Моновиц, а те, кто признавался негодным для дальней­шей работы, вывозились с работы, на короткое время изолиро­вались и затем отправлялись из Освенцима [1] на грузовиках. Не­сколько дней спустя вещи этих людей привозились обратно в Моновиц. Я часто мог опознать личные вещи знакомых мне лю­дей, в том числе очки. Для заключенных Моновица это значило, что эти люди были посланы в Освенцим для сожжения. Эсэсовцы имели обыкновение кричать вслед людям, которых уво­зили в Освенцим: «Теперь уже недолго, еще пара дней, и все будет позади!»

Как я уже упомянул выше, работа в моей команде была не слишком тяжелой, так как это была специальная работа, тре­бующая высокой квалификации; однако в других частях завода буны рабочие должны были трудиться в убийственном темпе. Так, например, на заводе буны была труба высотой 300 футов. Эта труба стоила жизни 3 000 заключенным, умершим от изну­рения.

Если заключенный падал от истощения, для него ничего нельзя было сделать до момента окончания работы, только тогда нам разрешали отнести его обратно в лагерь.

В лагере было точно так же плохо. Заключенных поднимали в 4 часа утра, до 4.30 они получали кусок хлеба, и затем, с 4.30 до 7 часов, производилась перекличка. Вне зависимости от по­годы мы были одеты в полосатую одежду. Многие заключенные часто теряли сознание. Если кто-нибудь пытался помочь им, эсэ­совская банда расстреливала его. Таким образом, все стояли, как только могли, пока не отправлялись на работу. Затем при­ходили носильщики и собирали упавших, и, если их можно было быстро возвратить к жизни, это делалось, если же нет, их остав­ляли умирать. Проводились и ночные переклички.

Постоянно происходили публичные казни через повешение. Я помню, что в среднем производилось два-три повешения в не­делю. Предлоги для них были ничтожными. Я вспоминаю слу­чай с одним молодым французом, которому вскоре как раз дол­жно было исполниться семнадцать лет. Чтобы как-нибудь от­праздновать день рождения, ему удалось раздобыть кусок хлеба и полбанки повидла. Он был пойман эсэсовцами и повешен. Казни производились публично, и приговор зачитывался перед казнью по-немецки и на родном языке приговоренного человека. Виселица была сооружена на большом сборном плацу для переклички…

18 января 1945 г. немцы покинули Освенцим. 27 января при­шли русские. Я оставался в Освенциме до 9 февраля. До этого времени русские использовали меня как переводчика. После 9 февраля меня как переводчика использовали для переводов с немецкого языка на русский. Сначала русские составили анкету на русском языке, которую я должен был перевести на различ­ные языки. Эти анкеты содержали вопросы, касающиеся устано­вления личности, обращения в лагере, а для женщин вопросы о том, не были ли они изнасилованы немцами, не беременны ли они и т. д. Спустя некоторое время мне были даны для перевода различные документы. Отдельные из них я помню. Это были письма коменданта лагеря, в которых он ходатайствовал о том, чтобы тот или иной эсэсовец был повышен в чине или награжден за усердие и заслуги, которые в одном случае состо­яли в том, что он убил двух заключенных, пытавшихся бежать, в другом случае — в том, что он был особенно усерден в приме­нении телесных наказаний.

Один из немногих уцелевших заключенных концлагерей, которых эсэсовцы «предоставляли в распоряжение» концернов для рабского труда

Затем я получил должность при капитане Куине. Однажды капитан Куин принес для перевода связку писем. Среди этих писем, которые я должен был перевести, была одна особая связка, состоявшая из пяти связанных вместе писем, адресован­ных германской фирмой «Байер» лагерному командиру СС. В первом письме говорилось следующее:

Первое   письмо

В связи с проведением экспериментов с новым снотвор­ным мы были бы рады, если бы Вы представили в наше распоряжение некоторое количество женщин. Ожидаем Вашего ответа. С уважением.

Второе  письмо

Мы получили Ваш ответ; однако цена 200 марок за одну женщину кажется нам слишком высокой. Мы предлагаем уплатить не более чем 170 марок за голову. Если это для Вас окажется приемлемым, мы возьмем женщин. Нам нужно приблизительно 150 женщин.

Третье письмо

Мы подтверждаем получение Вашего согласия. Подго­товьте для нас 150 женщин с возможно лучшим состоя­нием здоровья, и, как только вы нам сообщите, что это сделано, мы примем их.

Четвертое письмо

Получили заказанных 150 женщин. Несмотря на истощен­ное состояние, они были признаны удовлетворительными. Мы будем держать Вас в курсе дела относительно про­хождения эксперимента.

Пятое письмо

Опыты были проделаны. Все подопытные лица умерли. Мы вскоре свяжемся с Вами относительно присылки но­вой партии.

Хотя мы в Моновице, по слухам, знали, что блок 10 в Освен­циме был предназначен для экспериментов, эти 5 писем были первым письменным доказательством, которое я имел об экспе­риментах над людьми.

Я тщательно прочел каждую из 5 страниц этого заявления и поставил свою подпись в конце каждой страницы. Я собственноручно внес необходимые исправления и сопроводил каждое из этих исправлений своими инициалами на полях.

Настоящим я под присягой заявляю, что я по чистой совести сказал полную правду. Это заявление было сделано для исполь­зования его бюро Главного комитета по расследованию военных преступлений.

[1] Ошибка в оригинале. Заключенных увозили в основной лагерь — Ос­венцим.

Грегуар М. Африн

Париж, 5 июня, 1947 г.

Комитет, фонды СС, документ N0.N1—7184

Источник: Сб. СС в действии. Документы о преступлениях СС. Из-во Прогресс, Москва, 1969 г. с. 421-425.