Плен

Сначала у них был хороший начальник, заботливый. До того заботливый, что каждую ночь без перерыва приходил в барак с конвойными и солдатами, укладывал заключенных на длинные столы вдоль барака и приказывал пороть плетью в кровь. Следы этой «заботливости» остались на теле отца на всю жизнь.

Меня забрали в Венгрию из тюрьмы 20 ноября 1942 года и погнали на Восточный фронт на работу. Мы работа­ли днем и ночью по 13 — 14 часов. Венгры нас били, вязали и не давали времени, чтобы постирать рубашку. Люди с обмороженными руками и ногами ходили на работу, а когда они шли к врачу, он кричал, что они не больны, что они са­ботажники, и вместо...

Тысячи пленных согнали вместе и погрузили в товарные вагоны. Тесно, как селедок в бочку натолкали. Да погнали эшелоны на север — восстанавливать Беломорканал. Две недели в давке, духоте, голодные.

Словно животных, загрузили в товарные вагоны и куда-то отправили. Куда? Мы терялись в догадках. Мне было очень страшно. Я думал, что нас везут на расстрел. Почти так и вышло: нас доставили в Саласпилс. Самым страшным был первый день. Нас раздели, затем загнали в душевые и начали мыть хлоркой. Потом выдали...

Что творилось во время массового отступления войск, трудно передать словами. Транспорта никако­го. Было, правда, несколько конных повозок для ране­ных, боеприпасов и провианта. Разрозненными груп­пами, вначале большими, шли мы на Восток. Шли пре­имущественно ночью, иногда проходили до 80 км, а днем сваливались от усталости, не было сил даже дой­ти до...

Во время вой­ны, в 1942 году, немцы устроили в Вырице концентрационный ла­герь для детей. Те, кто выжил, вспоминали о вырицком концлагере так: «День начинался с криков, с того, что по палатам бежит надзиратель Вера в чёрной форме с широким ремнём, осматривая постель, и кто провинился, того нещадно бьёт плёткой...»; «Мы работали в лесу и на полях с ...

Я был маленький и не мог осознать глубину и ничтожную вероятность возможности этой встречи. Но передо мной стояла моя мама. Собаки, удары резиновых жгутов, запах сожженных людей, трупы истощенных узников, мой крик на весь лагерь Майданек, когда уходила от меня моя мама; невозможность уйти от расстрела, когда фашисты отступали. «Мама, как же ты осталась...

Жили в постоянной тревоге, не зная, что будет завтра. К февралю у всех кончились припасы, начался голод. Умерло много народу, особенно среди тех, кто при немцах не работал. Умерли от голода наш папа, дед и дядя — папин брат. Мама осталась одна с четырьмя детьми. Я была самой старшей, остальным было десять, четыре и два года.

Не сразу привык я к нормальной жизни. Даже лечь в чистую постель не ре­шался. Казалось, что это не для меня, и невольно оглядывал комнату в поисках охапки соломы где-нибудь в углу. Труднее всего было заставить себя смотреть людям в глаза: в лагере такое всегда кончалось скверно. Мама, наверное, с год приучала меня не отводить взгляда от...

Начались у меня предродовые схватки, тридцатого июня, женщины просят солдат - охранников выпустить меня, на большой живот мой показывают, маячат им - в больницу, мол, надо, отведите. А те оружием грозят, кричат что-то. В конце концов, один из них под ружьём повёл меня в городскую больницу. А мне уже невмоготу.

Ночью деревню неожиданно заняла крупная гитлеровская часть, нас захватили в плен. Безоружных согнали на деревенскую площадь, поставили в ряд. Три фашистских автоматчика подошли к первому в шеренге – это был Петр Лебедев. Отвели к стене сарая и дал очередь в упор… Мы стали прощаться друг с другом.

Освобождение пришло рано утром. Охрана сбежала в 4 часа 30 апреля. Измученные неволей и голодом узники высыпали на плац, посреди которого расположился бассейн. После короткого митин­га весь лагерь с песнями и шутками подался в Нойаубинг. Очень хотелось увидеть освободителей. Поселок было не узнать. Из окон, дверей, с балконов, чер­даков - отовсюду...

Немчикам хотелось насладиться беспомощностью жертвы. Они жаждали сделать из русского куклу, мишень для упражнений. Им нужен был русский с целью демонстрации превосходства. Это их рейх. Это их земля. Это их Нойаубинг. Это их магазин. Здесь они делают что хотят. С русскими...

Зачем этой женщине с двумя детьми потребовалось устраивать такой рискованный праздник для военнопленных? Многих она давно уже была обязана выписать и отправить в лагерь, а она придумывает им всё новые и новые болезни, на свой страх и риск, задерживая их в больнице.

Под мобилизацию попала сестра, которой было 17 лет. Но она находилась с братишками в тифозной больнице, а старосте надо было выполнять разнарядку, вот он и приказал полицаям забрать меня, пятнадцатилет­нюю. Я шепнула маме «Все равно убегу». Полицай как - будто понял, что я сказала и говорит мне: «Попробуй бежать, расстреляем и мать и всех щенков».

Плохое питание, непосильный труд и жестокое обращение уничтожали личность и превращали людей в рабочую скотину. Без причины любого из нас могли отправить в газовую камеру. Много мы страдали и были свидетелями страшной жестокости фашистского режима. Тяжело было смотреть, когда на фабрику водили узников из...

Под пальто на фон Верре была форма офицера люфтваффе. Большинство наших беглецов были одеты в форму, чтобы их случайно не приняли за шпионов или дезертиров. С теми особо не церемонились, сразу ставили к стенке или набрасывали петлю на шею. Форма была надежно скрыта под застегнутым на все пуговицы пальто, и самым необычным в облике фон Верры были, пожалуй, его летные сапоги, с которыми он...

Среди заключенных находились православные священники, диаконы и монахи со Святой Горы Афон. Но не было ни облачений, ни каких-либо книг, икон, свечей, просфор, вина… Попытки раздобыть все эти предметы из русского прихода в Мюнхене не были увенчаны успехом, поскольку американцам не удалось найти кого-либо...

Фон Верра спросил, где находится туалет, и поспешно ретировался. Так ему удалось выиграть несколько минут. Расспросов ему не выдержать, поэтому лучшее, что можно сделать в такой ситуации, — попытаться самому найти самолет. Фон Верра вылез из окна туалета и принялся осматривать взлетно-посадочную полосу. Прошло почти три четверти часа, прежде чем он, наконец, обнаружил «харрикейн», возле...

Грузовик медленно прокладывал себе путь по улицам, заваленным обломками зданий. Два немецких летчика в кузове грузовика чувствовали себя весьма неуютно. Сейчас они впервые видели, во что превращались английские города после налета люфтваффе. Всего несколько месяцев назад они сами бомбили такие же города.