Август 41-го: последний месяц каникул и лета

1 августа. 1941 г. Август. Последний месяц каникул и лета. Мама и Аня с утра ушли в школу, а мы с Юркой и бабушка скла­дывали в чемоданы отобранные мамой и Аней вещи: зим­нюю одежду, валенки, подушки, посуду. В нашей комнате около печки уже образовался целый штабель багажа. И во­обще квартира похожа на цыганский табор: все шкафы, комод, буфет открыты настежь, сундуки в передней не закрываются, пахнет нафталином и везде валяются веревки, клеенка, матрас­ные чехлы. Но мне не верится, что мы куда-то поедем…

3 августа. Воскресенье. Сегодня весь день сплошная, непрекращающаяся тревога. Стрельбы нет. На большой вы­соте тучи самолетов летят на Ленинград.

6 августа. Бабушка на рынке купила черники и испекла пирог. Вечером пили чай с пирогом. Сидели в столовой во­круг стола под абажуром все вместе, как в мирное время. Только затемнение на окнах. Справили сегодня бабушкины именины, которые были 4-го. Долго сидели и разговарива­ли. О войне старались не говорить. Вспоминали мирное вре­мя, как жили на даче…

8 августа. Неожиданно уехали Пименовы, семья Затейникова, семья Николая Ивановича Сокмана. Магда прихо­дила к нам прощаться… Мама очень разволновалась и сказа­ла, что нужно собираться и ехать в тыл. Бабушка и Аня говорили, что ни с кем не списавшись, нельзя уезжать неиз­вестно куда… Долго не мог заснуть, все думал о будущем. А может быть, лучше переждать дома трудное время? Ведь так близко к Ленинграду немцев не подпустят.

9 августа. На дворе стало малолюдно и тихо. Мама была в гороно, и ей сказали, что эвакуации еще нет и надо ждать распоряжений… Во двор сегодня приходил военный, ска­зал, что нам будет поручено готовить бутылки с зажигатель­ной смесью…

10 августа. Утром к нам во двор привезли ящики с пус­тыми бутылками, и все жильцы стали наполнять их опилка­ми. Потом их наполнят горючим и будут бросать в танки, как гранаты. Сегодня уехали Ивановы, Динка и бабка пла­кали, а бабка встала на крыльце на колени и кланялась две­ри и почтовому ящику. Дом наш почти совсем опустел… Перед сном хотел почитать, но настроение такое плохое, что даже книжка из рук валится.

11 августа. Весь день занимались бутылками… На фронте без изменений… Или это затишье перед бурей?

14 августа… Несколько дней назад мы оставили Смо­ленск. Настроение у всех подавленное. Все молчат, разгова­ривают мало, раздражены. Почему все время пишут только направления и не пишут, какие города сдают или берут об­ратно? Или это военная тайна?

15 августа. Сегодня Юрин день рождения. Ему испол­нилось 12 лет… Вечером пили чай с черничным пирогом, но весело не было. Попив чаю, все сразу пошли спать. Наши войска оставили Кировоград и Первомайск.

17 августа… Вечером дома обсуждали, как быть даль­ше… Бабушка ехать неизвестно куда боится. Боится также, что когда мы уедем, всю нашу квартиру разворуют. Мы с Юркой уже легли спать, а в столовой все еще спорили…

18 августа… Я уложил в чемодан свои вещи, альбомы с марками, тетради, краски, карандаши. Заходил Кот. Грасильда Мартыновна ни о каком отъезде и слышать не хочет, говорит, что имея корову и кур, можно прожить в любых условиях… Мама с Аней пришли поздно. Они оформили эвакуационные документы… Вечером сидел во дворе и ду­мал об отъезде. Как-то мы будем жить на чужой стороне?»

Следующие пять записей сделаны Димой не чернилами, как прежде, а карандашом. Кое-где карандаш стерся и вы­цвел. Читать очень трудно. Ведь минуло 53 года.

«19 августа. Сегодня все ужасно перепугались. В 5 ча­сов вечера мы с Юрой сидели у Кота и играли в «козла» в карты. Игра шла с азартом, и я только что собирался запи­сать себе очко, как над домом что-то просвистело и грохнуло где-то неподалеку… Мы спешно схватили кое-какие вещи и побежали в церковный подвал, в котором раньше помеща­лось овощехранилище. Заняли засек в 4 кв.м. Люди все при­ходили и приходили. В нашем засеке разместились я, Юра, мама, Аня, бабушка, дядя Юра, Женя, Нина, Куранчик.

20 августа. С утра нас разбудил страшный грохот. Об­стрел возобновился очень сильный. Народ в подвал все прибывает и прибывает. Духота. Жара. Бомбят. Церковь тря­сет. В подвале паника, но электричество еще горит. Никто ничего не понимает. Ходят всякие слухи, один нелепее дру­гого. Говорят, что в магазинах продавцы без всяких карто­чек, а подчас и даром, раздают продукты, чтобы скорее со всем покончить и куда-то укрыться. Спешно выезжают из города учреждения… Днем бабушка залегла керосинку и сва­рила картошки. Но есть не хочется: все время сидишь и при­слушиваешься к тому, что делается наверху.

21 августа. С утра опять бомбежка и обстрел. Дядя Юра ходил за продуктами. Его чуть не убило на улице… Вечером прошел слух, что зоотехнический институт выехал, бросив всех подопытных животных, не сняв даже с их тел аппарату­ры и фистул… В подвале более или менее тихо. Ребята игра­ют в карты в тех углах, где есть свет. Фонари теперь зажига­ют поочередно, чтобы экономить керосин. Сижу в углу засе­ка, пишу дневник, рисую. Когда начинается бомбежка или обстрел, ложусь на нары и накрываю голову подушкой. Ве­чером пронесся слух, что началось мародерство и люди гро­мят склады и магазины.

22 августа. Бомбежки и обстрелы еще сильнее… Аня собрала сегодня у нас в засеке ребят и рассказывала им про Шерлока Холмса. Прошел слух, что наши сами взорвали электростанцию, водопровод и хлебозавод. Говорят, что ми­лиция, пожарные и больница выехали из города… Бомбеж­ки и обстрелы идут через каждые пять минут. Стреляют куда попало. В подвале темно, душно, жарко. Воду сегодня дос­тали с трудом.

23 августа. В два часа дня в подвал вдруг вошел коман­дир и объявил, что прибыли машины и все должны выехать. Мы долго не решались. Но наконец схватили какие-то вещи (именно какие-то, так как разобраться не было времени) и побросали их в машину. Но тут налетели немцы. Мы опять слетели с машины. Когда немцы отбомбились, мы снова погрузились и поехали. Какое жалкое зрелище представляет город. Поваленные столбы и деревья, разбитые дома, обгоревшее здание политехникума. Наконец, машина вылетела из городских ворот и Гатчина начала скрываться вдали… Дым рваными хлопьями стелился над городом. И низко-низко в дыму плыли черные сигары «Юнкерсов».

Вылезли в Ленинграде на Средней Рогатке. Сложили вещи па трамвайной остановке и стали ждать. Аня поехала к Нюсе (своей гимназической подруге Ане Жихаревой)…

24 августа. Утро встретили уже у Нюси на Большой Пушкарской д. 7, кв. 5. Сегодня воскресенье. Была воздуш­ная тревога, но тихая. Отбой в Ленинграде играет по радио труба. На улицах продают мороженое, как в мирное время. Работают коммерческие магазины… Вечером сидели у Нюси в комнате, где собрались все соседи, долго говорили. О том, что происходит в Гатчине, ничего никому не известно. Как-то там в Гатчине дядя Юра?

27 августа. Сегодня были на эвакопункте. Получили обе­ды… Масса людей из-под Ленинграда, беженцы вроде нас. Неожиданно встретили дядю Юру. Он нам рассказал свои приключения. Сначала он оставался в подвале, а когда вы­шел на улицу, его по европейскому костюму и шляпе приня­ли за немца и отвели в милицию, которая, кстати сказать, вернулась в Гатчину. От неприятностей его спас сосед Затейников, которого он там встретил. Дядя Юра сказал, что завтра он собирается пойти в Гатчину пешком за вещами. Бабушка за него очень боится.

28 августа. Обедали в коммерческой столовой на углу Карла Либкнехта и Розы Люксембург (бывший ресторан Иванова). Встали в 4 часа утра. Выходим на улицу (причем, очень боимся, так как до 5 часов утра ходить по городу нель­зя). Тишина. Опускают аэростаты. Бежим от подворотни к подворотне. У столовой уже очередь. Стоим до 10-11 часов утра. Потом получаем номерки, но которым будут пускать. И наконец, часа в 4 попали в столовую. Ежеминутно оче­редь разгоняют воздушные тревоги, которые в Ленинграде тоже есть, но без бомбежек…

29 августа. Был у нас сегодня дядя Юра. Он был в Гатчине, ходил пешком. Дома взял кое-какие необходимые вещи. Между прочим, к нему подошла одна старушка и дала ему наш черный чемоданчик, в котором оказались серебряные ложки, трико, мыло, масло и мои альбомы с марками. Ходят слухи, что немцы уже подходят к Колпино…

1 сентября. Закрылись коммерческие магазины и столовые… Школы пока работать не будут, и мы учиться не по­шли. Слышал, что эвакопоезда больше не ходят, так как все железные дороги перерезаны немцами. Вспомнил, как в прошлом году в этот день шел в школу вместе с Димой Ткаче­вым. Как было хорошо в школе!

2 сентября. Сбавили норму хлеба: рабочим — 600, служащим — 400, иждивенцам — 300, детям — 300 г. Говорят, это потому, что пока не отбили обратно перерезанные дороги…

5 сентября. Нюся сегодня очень ругала меня и Алюньку за то, что мы играли в передней в мяч. Конечно, мы достави­ли ей своим приездом очень много хлопот. Мама и Аня все время стараются ей помогать, но, конечно, мы очень стесня­ем ее. Никто не виноват, что идет война.

6 сентября. Сегодня мамин и Анин день рождения и Юркины именины, но на праздник совсем не похоже. Ба­бушка сказала: «Живи — вот самый лучший подарок». Ночью была тревога. Видимо, немцы прорвались к Ленингра­ду. Стреляли зенитки, где-то грохнули бомбы. Мама увела нас в подвал. Сидели там до отбоя.

9 сентября. Опять сплошные тревоги. В столовую даже не ходили. Сидели дома. Рассказывают, что вчера в Бадаевских складах, которые вчера сгорели, расплавленный сахар шел рекой из-под ворот и люди его черпали ведрами…

11 сентября. Опять целый день тревоги. Пожары в го­роде всю ночь.

12 сентября. Сегодня сбавили хлеб. Рабочим — 500, слу­жащим — 300, иждивенцам — 250, детям – 300 г. Ходят слу­хи, что город окружен немецкими войсками.

13 сентября… Объявили решение Исполкома об эконо­мии электричества. Введен строгий лимит, так что пользова­ние плитками будет строго ограничено. Похоже, что город действительно окружен. Что же будет? Даже страшно поду­мать. Долго не мог заснуть, все думал.

17 сентября. Весь день грохот взрывов. Обстрел… Ко­гда мы шли в бомбоубежище, мама в темноте упала с лестни­цы и разбила голову. Решили теперь в убежище не ходить, а сидеть дома. В сводках сегодня бои на подступах к Одессе…

19 сентября. Ходили в «Великан» на «Конька-Горбунка». Понравилось… Опять бои на всем фронте, и опять идет дождь…

21 сентября. Вечером грелись на кухне у плиты. Ожес­точенные бои под Киевом. На душе тяжко. Чтобы хоть не­много развлечься, сходил в «АРС» на «Праздник святого Иоргена». Но легче не стало.

22 сентября. Встали рано. Замерзли. Ночью был иней. Сегодня Димины именины, но праздником совсем не пахнет. Нюся по случаю именин испекла лепешки из картофельной муки и угостила нас. Очень вкусно.

26 сентября. Мама и Аня ходили в об лоно, но там сказали, что педагогической работы пока нет… В газете сегодня статья «Как вести себя во время обстрела». Написано так, будто обстрел — это совершенно обычная и привычная часть ленинградского быта. Ужасно!

27 сентября. Вечером грелись на кухне у плиты. По ве­черам кухня — единственное теплое место в нашей квартире. Все сидят, смотрят на живые отблески огня и молчат. Разговаривать никому не хочется. Так не хочется потом выходить из кухни и лезть в холодную кровать…

30 сентября. Сводка опять туманная — бои на всем фронте. Что-то, видимо, готовится. Говорят, что мы усиленно под­тягивали к фронту свежие резервы с востока. Скорей бы уж наступил перелом! Вечером рисовал солдат и офицеров эпо­хи Павла I.

Продолжение следует.

Источник: Сталева Т. Вечные дети блокады — М., 1995.