Хочу жить и хочу воевать

В рамках информационного сотрудничества Интернет-портала «Непридуманные рассказы о войне» www.world-war.ru с Пансионатом для ветеранов войны «Коньково» г. Москвы продолжаем публикацию серии материалов приуроченных к 70-летию Дня Победы.

Михаил Шульгин, фото 1945 г.

Я родился в семье крестьян в сельской местности Рязанской области, Тумском районе [1]. Мой отец, Максим Петрович, окончил 7 классов, был грамотным человеком, занимался кузнечным делом. После революции его кузница отошла колхозу. Отец стал служащим. Моя мать Ирина Нестеровна родилась во Владимирской области. Их деревня располагалась на границе с Рязанской областью, в 15-ти километрах через лес. Мама была неграмотная, работала в колхозе.

Родители поженились, мама много рожала, но в живых осталось только трое детей. Когда я стал учиться в школе, научил ее расписываться. Успешно окончил семь классов. Восьмого у нас не было, дальше учиться было негде, а учиться хотелось. Год болтался, работал в колхозе. В 1939 году в нашей деревне при клубе организовали кружок, где учили противовоздушной и противохимической обороне. Мальчишки ходили в ров, стреляли из мелкокалиберных винтовок. Сдавали нормы, получали значки.

В 1940 году в наши края приехали набирать ребят в московское училище. Я и еще трое записались учиться в Москву. В 30-х годах при заводах были школы ФЗО [2], где готовили слесарей, токарей и прочие специальности. А потом появились ремесленные училища. Их в Москве было много. Я попал в 22-ое ремесленное училище, которое располагалось на Большой Грузинской улице, возле Белорусского вокзала.

Трое моих бойких приятеля из училища бегали на фронт, и каждый раз их возвращали: доезжают до Можайска, Вязьмы, там их задерживали и отправляли в Москву. Так продолжалось несколько раз. Решили написать письмо К.Е. Ворошилову, что хотим воевать. Пришел ответ примерно такого содержания: «Если надо, мы вас призовём. Вы пока работайте. В ремесленном училище вы – на полувоенном положении».

Так нас, деревенских ребят, направили на завод. При заводе я учился на кузнеца. Как будто знали, что у меня в родословной кузнецы. В училище должны были учиться два года, а проучились только шесть месяцев, и присвоили нам разряды. Кто учился получше, тому 4-й разряд, кто похуже – начальный, 3-й разряд. Далее распределили нас по заводам. Я попал на танковый ремонтный завод. Жили мы в общежитии. Нам выдали одежду, в том числе шинель и обувь. Только приступил к работе, случился авиационный налет немцев. В цех упала зажигательная бомба, загорелась кровля и обрушилась в цех. Распределили меня в другой цех на другую должность, я стал электромонтажником. Монтаж электричества внутри танка все равно что в автомашине: фары, освещение, аккумуляторы. Мы в основном ремонтировали танки, новые собирать не приходилось. Я быстро освоил дело и самостоятельно работал. Завод позже из Москвы эвакуировали на Урал. В пути, доехав до Рязани, мой товарищ неожиданно говорит: «Чего это мы едем на Урал? Поехали домой!». И мы решили оставить состав и сбежали. Пока паровоз стоял, перешли на другую станцию и поехали обратной дорогой. Когда домой приехал, устроился работать в военизированную пожарную охрану на станции Тумская, Горьковской железной дороги. Это был конец 1941 года.

Моего старшего брата Ивана призвали в Армию в конце 1941 года. Знаю, что под городом Горьким подучили немножечко и отправили на фронт. В начале 1942 года сообщили, что погиб под Ленинградом. Подробностей его смерти не знаю.

Наконец и мне в декабре 1942 года приходит домой повестка. Я должен был сначала пойти к начальнику военизированной команды и сообщить, а он уже передавал запрос в военкомат. А я сразу отправился в военкомат, маме только сказал: «На работу пойдёшь и там рассчитаешься». Так я попал не на фронт, а в командное училище в Оренбург [3], где обучали на командира пулемётного взвода. Помню, всё время мы хотели есть. Очень сильно нас гоняли, нагрузка была большая.

Началась Курская дуга. А у нас половина ребят в училище без звания, многие рядовыми, по желанию в конце июля 1943 года отправились воевать. Командир взвода тех, кто похуже учился, отправлял на фронт, а кто получше, старался оставить, чтобы они могли продолжить учёбу и получить офицерское звание. Меня он оставлял, я неплохо учился, но я хотел воевать. Когда отбирали курсантов училища на фронт, все проходили комиссию, где спрашивали: желаю ли поехать на фронт или остаться в училище? Я всегда хотел попасть на фронт, и тут мое желание исполнилось.

Привезли нас в лес под Тулу, километра 1,5 от передовой. Под вечер появляется офицер и говорит, что требуются автоматчики и пулемётчики. Я пошел бронебойщиком. А почему на бронебойщика, а не пулемётчика? В училище мы с пулемётом учения проходили. Он тяжёлый, весит 70 кг. Пулемет на три части разбирается; если в походе, его несут трое. Во время учений, в лесу на себе его таскали и ненавидели этот пулемёт из-за его тяжести. Поэтому те, кто имел дело с пулеметом, бежали записываться в автоматчики. Я не успел, поэтому пришлось идти в бронебойщики. Ружьё бывает двух видов: одно 16 кг весит, а другое — 20 кг. Расчет обслуживают два солдата. Когда в походе, один несет ружье, второй – 2-3 коробки боеприпасов.

Я принимал непосредственное участие в сражении на Курской дуге рядовым. Знания, полученные в училище, пригодились. Мы зря под огонь не лезли. Когда бой идёт, бывает паника, а мы посиживали в окопах, поджидали. В лоб танк патроном 4,5 мм в диаметре, конечно, стрелять бесполезно, даже если средний танк. Стреляли в бок или под гусеницы. Под гусеницами и у наших, и у немецких танков броня тоньше. В боях я лично два танка сжёг, за что наградили медалью «За Отвагу», но медали не было, только удостоверение получил на право получения медали. Когда обстреливали, бомбили в окопах, жутко делалось, сжимаешься весь. Семейные, пожилые солдаты больше переживали, у них жены с детьми остались. А у нас было другое восприятие, мы были молодыми. «За Сталина!» — у нас не кричали. «Ура!» – это да, оно как бы поглощает волнение и страхи, когда идёшь в наступление.

Когда наша армия перешла в наступление, наша часть пошла на освобождение в направлении городов Брянска и Гомеля. Под Гомелем меня контузило осколком крупнокалиберного снаряда. Сотрясение мозга было и проблемы с речью. Отправили меня за три километра от передовой в медсанбат, где я отлеживался. По выздоровлении всех направляли в 142-ой запасной полк. В декабре 1943 года я был зачислен в учебный батальон по подготовке младших командиров. Через несколько дней учебы батальон выстроили на плацу и сказали: «Кто учится в училищах, выйти из строя». Нас вышло около 15 человек. Посадили в автомашину и привезли в город Городня (Черниговской области) на курсы младших лейтенантов. До мая 1944 года я проучился там на командира разведки. Когда присвоили звание младшего лейтенанта, отправили на Украину в Ровенскую область, на левый фланг 1-й Белорусского фронта.

Я служил командиром уже в роте разведки в 160 стрелковой дивизии, при штабе. Я, мальчишка, пришёл руководить мужиками-разведчиками. Когда мы ходили в разведку, они препятствовали. Приказы вроде бы и выполняли, но старались больше сами руководить. Ходили в разведку определять огневые точки противника. Выдвигались от обороны, замаскировавшись с биноклями, с картосхемами, засекали, откуда стрельнул пулемёт, миномёт или другие орудия, отмечали галочками на карте. Эту информацию приносили в штаб. Мужики всё время со мной спорили, какую позицию занимать для наблюдения. Я говорил, что надо ближе к немцам подбираться, а они наоборот, подальше. Я придерживался той теории, которую нам преподавали в разведшколе, а тут практика и осторожность была. Думал, думал и пришёл к выводу, что меня свои убьют. У меня почему-то появилось такое чувство. Пошёл в штаб дивизии, к помощнику начальника штаба по разведке и говорю: «Вы меня куда хотите, переводите, но я хочу жить и хочу воевать, а меня свои прибьют», – и объяснил ему в чём дело. Он помог, и я перешёл в пехоту командиром пулемётного взвода. В моем взводе было три пулемёта. В мирное время в расчёт положено семь человек на каждый пулемёт, а в войну было четыре. В наступлении нужно тащить пулемет: разбираем его на три части – несут три человека, а четвёртый коробки с патронами несёт. Шли бои местного значения в Ровенской области. Ждали общего наступления – немцы в обороне и мы в обороне.

Национальности были разные: удмурты, мордва, помню, украинец был командиром отделения. На фронте были узбеки – они замкнутые в своей группе, друг за друга цепляются и почему-то все страдали куриной слепотой при переходах, которые осуществлялись военной частью ночью. Они, как правило, шли, держась друг за друга. Чай очень любили.

Мы прорывали немецкую оборону, ночью проходили по 5 – 6 километров, а порой даже до 30 – 40 километров и занимали оборону. Не знаю, сколько окопов за день перекопаешь. Лежишь и впереди себя землю набрасываешь, углубляешься от пуль. Как команда: «Вперёд!», поднимаешься и дальше пошел. Кормили в обороне нас два раза: рано утром на рассвете и вечером. Причём кухня останавливается примерно в полукилометре. Старшина объявляет, где кухня, по двое ходили с котелками и несли еду.

После взятия Бреста (это была уже вторая половина 1944 года) пришли в Варшаву. Под Варшавой мы стояли два месяца. С нами воевала польская армия. Варшава поделена на две части рекой Висла. Восточные поляки были лояльны к нам по сравнению с западными. Хотя мы, молодые, на это особого внимания не обращали, потому что не зависели от них — у нас была своя кухня. В западной части Польши видели помещичьи хозяйства (фольварк) с двухэтажными домами. Во время боев мирные жители оставляли свои дома, а после отступления немцев возвращались.

Помню случай, как из нашего пулемётного расчёта солдат ушел в сторону от намеченного маршрута – наступил на мину, в мгновенье ему оторвало стопу. Я велел сдать его санитарам. Из четырёх человек в расчёте осталось трое, в таком составе воевать нельзя. В этот момент во взводе осталось два расчета, но через день-два пополняли расчет из резерва.

В Германии проходили через разные города. Офицеры жили у немцев на квартирах. Платили марками, тратить их было особо некуда. Мы втроём снимали комнату у немки в двухэтажном доме, с магазинчиком с хозяйственными мелочами на первом этаже.

В начале мая 1945 года для нас война была уже окончена. Получилась такая ситуация, что до конца 1945 года мы оставались ещё в Германии, отпуск не давали. Проходит 1946-й, отпуск не дают, уже 1947-й год начался, об отпуске разговоров никаких. Проходит ещё три месяца, и часть расформировывают. Я пишу рапорт: «Прошу меня демобилизовать». А какую причину указать? Больной? Так я не больной, чтоб на болезнь сослаться, и ранений у меня таких серьёзных не было, так только, мелочёвка. Я обосновывал тем, что у меня дома старенькая мама и сестрёнка несовершеннолетняя. Меня все равно не отпускают. Я пишу дальше вышестоящему командиру. Он не отпускает, тогда пишу вышестоящему начальству над ним. Я так писал пока не дошёл до командующего артиллерией вооружённых войск в Германии. Он мой рапорт, наконец, удовлетворил.

Михаил Максимович Шульгин. Пансионат «Коньково», 2015 г.

Но прежде чем меня демобилизовать собралась аттестационная комиссия из старших офицеров, взяли личное дело, а там все мои рапорта лежат. Смотрю, шушукаются между собой, и подписали. Так в 1947 году я демобилизовался, приехал в Москву. Один из родственников предложил мне место в железнодорожной милиции, она тогда подчинялась МГБ [4]. Я поехал, написал заявление в кадры. Приняли документы и сказали: «Ждите, будем проверять». Я уехал в деревню. Через год пришло извещение, что берут. Так я попал работать в органы милиции.

Сначала в Москве жил у родственников. Понравилась девушка, женился. Она жила с родителями и старшим братом в 16-ти метровой комнате в коммуналке. Я пятый туда пришёл. Через год у нас родился сын, и нас стало уже шесть человек в одной комнате. Я встал в очередь, получил комнату 20 метров на нас троих в коммуналке. Со временем получил отдельную квартиру.

Позже работал в аппарате МВД и в 1987 году ушел в отставку в звании полковника. С достоинством ношу свои награды – ордена и медали за боевые свершения. За боевые заслуги на фронте награжден орденом Отечественной войны I степени, Красной Звездой. Медалями – «За Отвагу», «За боевые заслуги», «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», «За освобождение Варшавы» и другими государственными знаками отличия.

[1] Сейчас он называется Спас-Клепиковский район.

[2] Фабрично-заводское обучение.

[3] Раньше назывался город Чкалов.

[4] Министерство госбезопасности.

Записала Татьяна Алешина
для Интернет-журнала «Непридуманные рассказы о войне»
www.world-war.ru