Выполняли одну цель — шли к Победе

Александр Матвиенко, 1947 год.

— Александр Михай­лович, как Вы попали на фронт?

— Я родился на самом юге Казахстана в селе с русским на­званием Орловка в двадцать четвертом году прошлого века. Хорошее такое место, красивое. Сейчас вспоминается, как оа­зис среди гор Кракатау. Все, как у всех: школа, училище (правда, закончить его не удалось). На­чалась война.

— Когда Вы впервые услы­шали о войне?

— Я ехал из села в райцентр. Путь длинный — на лошади около сорока пяти километров. А тут незадача — убежал длинногривый «транспорт». Так что обратно шел уже пешком, в 17 лет это было не так уж сложно. По дороге встретились колхоз­ники в поле, шел двадцатый час войны, но до них новость все еще не дошла. О войне я услы­шал уже дома.

Началась всеобщая мо­билизация. Молодежь счита­ла, что это ненадолго, те же, кто постарше восприняли это из­вестие со слезами. Помню, как отца послали перегонять лоша­дей в воинскую часть Ашхабада. И хотя на фронт его пятидеся­тилетнего не брали, мы поду­мали, что он — именно туда. Че­рез месяц отец вернулся домой, а родственники и односельчане продолжали уходить на фронт. Настал и мой черед…

— И куда же отправили Вас?

— В Гомельское воен­ное училище, эвакуированное в Узбекистан. Это был уже ав­густ 1942-го. Учеба напряженная — предметы только те, что приго­дятся на фронте. За пять месяцев обучения здесь воспитывали офицеров-минометчиков.   Как мы все хотели на фронт! Уже шла подготовка к экзаменам, как вдруг училище было расса­жено по эшелонам — Сталинграду требовалась подмога. Но и тут геройство показать не уда­лось, город отстояли другие.

Нас, молодых курсантов, «влили» в 273-ю стрелковую дивизию, обеспечив ее тем са­мым младшим командным со­ставом. Наконец-таки, нача­лась пусть непростая, но служба на Брянском фронте. Спасибо разумным командирам, кото­рые не жалели нас на учебе, чем помогли сохранить нам жизнь в бою. Во втором эшелоне на Курско-Орловской дуге сдер­живали немцев, шли в наступление.                              

Знаете, обычно противник был дотошен, пытался забрать всех раненых с собой, здесь такой возможности не было. В первый же день боя — горы трупов: русские, немцы… Это шокировало. Зачем это, для чего столько жертв и с той, и с этой стороны?

Дальше мы освободили Брянск, Почеп, Унегу, Клинцы, форсировали левый при­ток Днепра — реку Сож. Самые жесткие бои для нас проходили под станцией Карачев, где фа­шисты сосредоточили большое количество припасов, посте­пенно вывозя их дальше. Поте­ри были настолько велики, что дивизию пришлось остановить и несколько дней доукомплек­товывать. Уже в новом составе мы подходили к Белоруссии и освобождали города.

— Вам тогда было 18 лет?

—   Так получилось, что в 18 лет я уже был командиром стрелкового взвода. Знакомство со своим взводом состоялось прямиком в Новый год. Пом­ню, темнело, я дошел до роты и уже поздним вечером представ­лялся солдатам, каждому из ко­торых годился в сыновья. Это были в основном бывшие брян­ские партизаны.

Я, конечно, был не из роб­кого десятка, знал теорию, бое­вой устав, мог стрелять из ми­номета, но надо было завоевать авторитет. В ту ночь, к счастью, воевать не пришлось. В котел­ках варился ужин: рис, мясо, что-то еще. О далеком Казахста­не никто, кроме нового коман­дира, не имел представления. Вокруг восемнадцатилетнего парня взрослые мужчины так и просидели всю ночь, слушая о своеобразном оазисе среди гор Кракатау. Хочу добавить, что не было у нас таких кровожадных командиров, как их зачастую описывают в художественной литературе. Были единицы та­ких, которые во время боя ко­мандовали из землянок.

То, что совсем не боя­лись, — тоже неправда, просто даже не думали о том, что вот сейчас могут убить. Когда ря­дом со мной разорвался снаряд, я в медсанбат не пошел, хотя порядком оглушило, — хо­тел остаться со своими. С кем же я шел в бой, если бы мой солдат не был накормлен, одет, обут? Мы ведь все выполня­ли одну цель, и командиры, и рядовые, и те, кто был в ты­лу, — шли к победе.

— После окончания войны Вы сразу отправились домой?

— В   Телавском воен­ном училище города Скопина я встретил конец Великой Оте­чественной, но службу оставить так и не смог, все-таки человек служивый. Сменил десять воен­ных гарнизонов, пока вместе со специальным химическим от­рядом не был отправлен в саму Германию.

— Как относились там после недавних событий к русским сол­датам?

— Доброжелательно в ос­новном. Помню, как-то утром ко мне подошел пожилой не­мец, поздоровался на сносном русском, пояснил, что узнал язык в плену в Сибири и по­жаловался, мол, наши солдаты частенько ломают ветки с виш­нями и убегают: «Пожалуйста, я им сам нарву и отдам, толь­ко деревья пускай не калечат». И вот ведь штука, если бы он то же самое сказал солдатам, то встретил бы вполне закон­ный ответ: «А вы с нами что де­лали!», но он выбрал главного и с каким-то не то почтением, не то с боязнью попросил, и ме­ня это подкупило. Наутро сол­датам сделали замечание.

Все пять лет, что я служил в Германии, встречал немцев на русских кладбищах. Они отда­вали почести русским солдатам, ухаживали за могилами, приез­жали для этого даже из других городов. Попадались, правда, и другие: город Троенбрицин и тогда поддерживал фашист­скую идеологию, мы ездили туда только под контролем. Те с ненавистью смотрели на рус­ское обмундирование.

— Что у Вас осталось от тех лет помимо воспоминаний?

— Орден Отечественной войны и два десятка медалей, которые я храню. Но это не главное. Некоторые имеют смелость говорить о не­надобности празднования Дня Победы как радостного торже­ства. Если бы они видели ли­ца солдат в госпитале! Как они смеялись, плакали, пели песни, танцевали. К ним прибегали мирные люди, приносили еду, питье, радовались вместе. Да, погибли люди, но ведь больше не надо было проливать кровь. Нужно и сейчас радоваться, как те солдатики, вспоминать этот Великий день, день Великой Победы.

Источник: Говорят герои Великой Победы. Диалог поколений. М.: ЗАО «СВР-Медиа», 2010. с.118-121.