Возвращение на фронт: "эресовский" полк.
С Иваном Вороновым я был знаком с августа 1943 года. Тогда он после ранения из госпиталя был направлен в нашу часть — 13 дивизион, который входил в состав 54 гвардейского минометного полка имени Александра Невского. Это полк был «эресовским», т.е. стрелял реактивными снарядами, которые получили название «катюш». В 1943 году я был командиром взвода разведки, тогда в мое подчинение и поступил Иван Михайлович. Мы вместе с ним участвовали в боевых действиях с августа 1943 года по День Победы 1945 года.
Иван Воронов был тяжело ранен под Витебском. Немцы выходили из окружения, они прорвали линию фронта, было много убитых и раненых. Ранен был и Иван Михайлович. После того как немцы прорвали фронт, по полю боя шло немецкое подразделение, которое добивало всех раненых русских солдат. Среди раненых лежал на этом поле и Иван Воронов. Он решил притвориться мертвым, а про себя твердо сказал: «Если я останусь жив, то я вечно буду с Богом, и вечно буду ему молиться». Немцы прошли мимо, Иван Михайлович остался жив.
Затем, когда я был назначен командиром батареи, я взял Ивана Михайловича к себе в батарею и он, как бывший артиллерист, стал наводчиком орудия моей батареи. Как рядовой солдат он был хорошо подготовлен, отличался упорством, эрудицией, был внимателен и очень дисциплинирован.
Один из ярких эпизодов нашего дивизиона — это бой в районе деревни Васюты под Витебском 26 июля 1944 года. В этот день по указанию командира полка полковника Лавриновича я, командир орудия сержант Макаров, Иван Воронов и ординарец рядовой Михаил Дудкин были направлены на командный пункт полка, как наблюдатели за ведением огня по сосредоточению противника и по его огневым точкам. Не доходя примерно 800 метров до командного пункта, мы увидели прорвавшихся из окружения немцев, которые двигались большой массой в сторону огневых позиций нашего дивизиона. Это была пехота, которую сопровождали два броневика. Местность, на которой развивались события, была пересеченной — балка, овраги, небольшие высотки, местами плотные кустарники из ольхи и ивняка. Перед огневой позицией нашего дивизиона также были кустарники. Немцы находились от нас в каких-нибудь 300-х метрах. На их пути находилась гаубичная батарея, которая вела по прорвавшимся фашистам огонь. На наших глазах батарея была смята. Из уничтоженной батареи дополз к нам лишь один раненый командир взвода батареи. Мы отправили его в медсанбат. Ординарца Михаила Дудкина я отправил в дивизион, чтобы предупредить о движении немцев. Наши войска должны были быть готовы принять бой. Трудно сказать, как в дальнейшем сложилась бы наша судьба, но предполагать можно, так как вместе с ездовыми нас было всего 40 человек, а немцев было около 200 человек. Спасло положение появление наших танков. Пять танков Т-34 двигались со стороны командного пункта дивизии, где находился командный пункт и командир полка Лавринович. Танки расчленили немцев, но бронетранспортерам и пехоте немцев удалось обойти нас. Они укрылись в кустарниках и продолжали движение в сторону нашего дивизиона. Танки их не преследовали, так как вели бой с отсеченной группировкой немцев, наш дивизион стрелял по немцам прямой наводкой. Немцы были рассеяны — часть прорвалась, часть была убита. У нас тоже были потери, в частности, погиб Миша Дудкии, мой ординарец. Жалко мне его было. Я родителям написал письмо о гибели Михаила Дудкина, но ответа я так и не получил. Мы втроем остались в живых — те, кто организовывал тылы.
Когда меня назначили начальником штаба дивизиона, я взял Ивана Михайловича к себе ординарцем и до 1945 года мы вместе с ним воевали. Вспоминается один интересный эпизод. Когда мы были еще во взводе разведки, пошли однажды в тыл противника и взяли двух немцев. Один из немцев был тяжело ранен в лицо, но с нами дошел. Он сказал, что в овраге находится немецкая рота из 74-х человек. «Если вы пойдете с нами, то они готовы сдаться, в плен. Не сдаются они сейчас лишь потому, что боятся расстрела русскими войсками». Мы в количестве тринадцати человек пошли с одним из немцев (второго оставили в тылу на перевязке, его должны были отправить в медсанбат) и вывели эту роту к нам, в тыл через передовую. За эту операцию Иван Воронов и я получили по ордену Красной Звезды.
Был еще такой случай, где непосредственно участвовал Иван Михайлович. Есть в Белоруссии поселок имени Ленина. Там формировалась Польская дивизия им. Костюшко и наш полк прикрепили к этой дивизии. Польскую дивизию возглавлял в последующем Председатель Совета Министров Польши Войцех Ярузельский.
Иван Михайлович, я и связист были на наблюдательном пункте. Немцы начали вести орудийный обстрел, и в наш блиндаж наблюдательного пункта попал снаряд. Несмотря на то, что наблюдательный пункт был у нас покрыт тремя накатами (бревна в три слоя крест-накрест с амбразурой), после взрыва эти бревна встали практически вертикально, под 90 градусов. Я был контужен, Иван Михайлович был контужен, а связист, который находился в другой половине блиндажа с аппаратом связи — он не только был контужен, но, видимо, волна в основном ударила в его сторону… Вы понимаете, до сего времени я вспоминаю это с ужасом… Хотя я много видел трупов за время войны… У нашего связиста, глаза не вытекли, а были целыми, но висели на нервных сплетениях или на каких-то сосудах. Это был страх… Конечно, глаза уже не могли вставить на место. Я не знаю, как его отправляли в госпиталь, потому что сам ничего не соображал, и Иван Михайлович ничего не соображал. А связист жив был, и постоянно мычал. Ну и мы тогда были такие, что тоже мычали. Контузия есть контузия. Война действительно была страшной. Расстались мы с Иваном Михайловичем в Кенигсберге в 1945 году.
Печатается в сокращении.
Источник: «Архимандрит Алипий. Человек. Художник. Воин. Игумен.» Автор-составитель: Савва Ямщиков при участии Владимира Студеникина. Москва 2004 г.