Владыка Алексий (Симанский) в осаждённом Ленинграде
Владыка Алексий (Симанский) остался в осаждённом Ленинграде и разделил с паствой все тяготы и ужасы блокадных дней. До 23 сентября 1941 года в Новом Петергофе действовало пять православных храмов. Захватчики разрушили все пять. В огромной Троицкой церкви собралось около двух тысяч верующих. Фашисты обрушили на неё шквал артиллерийского огня, — и храм рухнул, став общей могилой для прихожан…
Митрополит Алексий с великой душевной болью узнавал об этих и подобных злодеяниях. Вначале он жил в Князь-Владимирском соборе на Большом проспекте Петроградской стороны. Когда же собор был поврежден вражеским обстрелом, то перебрался в кафедральный Свято-Никольский собор в центре города. Несмотря на бомбежки и обстрелы, в храмах города проходили богослужения, они были переполнены молящимися. Митрополит Алексий совершал литургии и служил молебны, проповедовал, ободрял и утешал верующих, читал нескончаемые горы записок о здравии и за упокой. В будние дни, порой без диакона, сам причащал и читал поминания, сам отпевал усопших. В его проповедях с амвона постоянно звучали слова сердечного утешения, несущие веру в победу.
Честь и достоинство Родины обязывали напоминать о праведном долге защиты Отечества, согласно словам Священного Писания: «Господь возьмет всеоружие — ревность Свою, и тварь вооружит к отмщению врагам; облечется в броню — в правду, и возложит на Себя шлем — нелицеприятный суд; возьмет непобедимый щит — святость; строгий гнев Он изострит, как меч, и мир ополчится с Ним против безумцев» (Прем. 5, 17–20).
«Война — священное дело для тех, кто предпринимает её из необходимости, — обращался к верующим митрополит Ленинградский Алексей, — в защиту правды… Берущие оружие в таком случае совершают подвиг… и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за Родину идут вслед мучеников к нетленному и вечному венцу».
В трудные месяцы героической блокады Ленинграда митрополит Алексий не разлучался со своей паствой. В то время в городе на Неве оставалось пять действующих православных храмов: Никольский Морской, Князь-Владимирский и Преображенский соборы и две кладбищенские церкви. Все они были даже в будние дни переполнены молящимися и причастниками, подавались горы записок о здравии и об упокоении. От взрывов бомб, из-за частых артиллерийских обстрелов окна в храмах кое-где были выбиты воздушной волной, температура нередко опускалась ниже нуля. От голода люди едва держались на ногах.
С началом осады митрополит Алексий поселился в здании Владимирского собора на Большом проспекте Петроградской стороны. На короткое время ночью он поднимался по узкой винтовой лестнице в мансардное помещение над входом в храм, где под наклонным сводчатым потолком была устроена для него тесноватая, но высокая келья. Позднее, когда вражеским обстрелом Князь-Владимирский собор был поврежден, митрополит перешел в такое же помещение под куполом кафедрального Никольского собора в центре города у реки Мойки.
Владыка Алексий постоянно напоминал блокадникам, что победа достается силой не одного оружия, а «силой общего подъема и мощью веры в победу, упованием на Бога, венчающего торжеством оружие правды». Он терпеливо назидал, что необходимо преодолевать все виды слабости, уныния, греховного малодушия и маловерия. Он призывал изнемогающих не сетовать на судьбу и не роптать на Бога за лишения, невзгоды, за смерть близких, но беречь надежду и хранить веру, сознательно возгревать бодрость, утешать друг друга, не терять присутствия духа, помогать общему делу по мере сил и умения. Эти слова и призывы архипастыря были бесценной духовной помощью.
«Первая суровая зима блокады была самой тяжёлой. Ленинград был стиснут полным окружением. Особой тяготой для населения был холод, от которого не было укрытия и в домах, лишенных отопления. От мороза лопались трубы водопровода, и воду приходилось доставлять на самодельных салазках из прорубей в русле Невы.
К концу зимы возросла смертность. Первыми погибали старики. Дети зачастую переживали взрослых. Голод начал косить людей: недоедание постепенно стало главным бедствием. Умерших хоронили в братских могилах в садах и парках. Детям могилки рыли, где было возможно. Не из чего было делать гробы.
За время блокады от истощения, болезней и голода погибло не менее семисот тысяч человек гражданского населения города. Эти сотни тысяч покоятся теперь на Пискаревском и Смоленском братских кладбищах-памятниках Ленинграда.
Богослужения в городских храмах чередовались беспрестанно при громадном скоплении верующих. В промежутках между службами суточного круга всенародным пением пелись акафисты. Совершая литургии, всенощные бдения и общие отпевания или читая на клиросах, митрополит Алексий фактически не покидал храма. Он постоянно произносил слова и проповеди.
Нередко он служил литургию один, без диакона, к чему давно привык (после смерти в 1938 г. диакона Верзилина), облачался в алтаре, а не посреди храма, сам читал помянники и каждый вечер служил молебен святителю Николаю Чудотворцу. Оставшись один, Владыка Алексий обходил Никольский храм с иконой великого Угодника Божия, моля его, чтобы он помог и сохранил храм и город от вражеского разрушения. Не раз в храмы во время богослужения были попадания воздушных бомб и дальнобойных снарядов. При падении кирпичей, обломков и стекла службы не прекращались. Так проходили месяцы за месяцами».
Однажды во время обстрела было пробито висевшее рядом с митрополитом одеяние, осколок снаряда упал на стол прямо перед ним; Владыка чудом остался жив и хранил этот осколок всю жизнь… Он был убежден, что жертвы, приносимые гражданским населением, несопоставимы с теми лишениями, которые приходятся на долю воинов, воюющих на линии фронта.
Вот фрагмент из воспоминаний ленинградского благочинного протоиерея Николая Ломакина, который всю блокаду поддерживал общение с митрополитом Алексием. Эти воспоминания — драгоценное документальное свидетельство, они были опубликованы в «Журнале Московской Патриархии», когда еще война не была окончена и в памяти ясно сохранялись даже детали событий.
«… Не щадя сил и жизни, глубоко веря в победу над врагом Руси и всего человечества — фашизмом, не обращая внимания на артобстрелы и другие ужасы вражеской блокады, Владыка митрополит бесстрашно, часто пешком, посещал ленинградские храмы, совершал в них богослужения, беседовал с духовенством и мирянами, всюду внося бодрость, веру в победу, христианскую радость и молитвенное утешение в скорбях.
Сам, иногда больной, Владыка в любое время дня принимал приходивших к нему мирян и духовенство. Со всеми ровный, приветливый — для каждого он находил ласку, умел ободрить малодушных и подкрепить слабых. Никто от нашего Владыки не уходил опечаленным, неокрыленным духовно. Очень многим Владыка из личных средств оказывал материальную помощь, — лишая себя, делился пищей. Желая молитвенно утешить и духовно ободрить пасомых в тяжкие дни блокады Ленинграда, Владыка Алексий нередко сам отпевал усопших от голодного истощения мирян, невзирая на лица и обставляя эти погребения особо торжественно.
Вспоминается пасхальная ночь 1942 года, две авиабомбы были сброшены врагом в юго-западный угол Князь-Владимирского собора. В 1943 году много было случаев обстрела артиллерией Никольского собора, где жил святитель. Однажды в храм попало три снаряда, причем осколки врезались в стену покоев Владыки. Причт по окончании литургии не мог выйти из храма — кругом были смерть и разрушение — и остались ждать конца обстрела в Никольском алтаре. Вдруг страшный разрыв снаряда… Через несколько минут входит в алтарь Владыка, показывает причту осколок снаряда и, улыбаясь, говорит: «Видите, и близ меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять. Вообще, об обстрелах надо меньше говорить… Скоро все это кончится. Терпеть недолго осталось».
Другой свидетель подвига митрополита Алексия вспоминает:
«Часто он служил молебны перед горячо почитаемой иконой Божией Матери Скоропослушницы. Тогда его окружала коленопреклоненная толпа верующих и плакала. Он был так прост в обращении и доступен, что с ним заговаривали даже ленинградские подростки, смелые подростки, тушившие на крышах зажигательные бомбы, и рассказывали ему о своих ребячьих делах. Всякий мог прийти к нему со своим горем и нуждой. Для верующих он был отцом и утешителем… Неверующие глубоко уважали мужественного митрополита, не пожелавшего эвакуироваться из города и оставить своих духовных чад, находившихся в смертельной опасности».
Опубликовано в сокращенном виде.
Источник: Никитин В. А. Патриарх Алексий I : служитель Церкви и Отечества. — М. : Изд-во Моск. Патриархии ; Эксмо, 2013. — 526 с. — (Сер. «Патриархи Русской Церкви»). — Библиогр.: с. 480-512. — Указ. в конце кн.